— Не поняла, куда тебе позвонила знакомая. Домой?
— Почему же домой, в студию.
— Ты хочешь сказать, что в такое время был еще на работе? — спросила и тут же поняла, что сморозила глупость. Олег мог сутками не появляться дома.
Ответить на мой бестолковый вопрос он не успел. Привезли Хрыкина. В целях безопасности решено было не выпускать его из «собачника». Хрыкин пытался протестовать, используя преимущественно ненормативную лексику, но Михаил через дверь объяснил ему его дальнейшие перспективы, и певец предпочел замолчать. Почти вслед за Хрыкиным прибыли Арчиров, Галушко и Погорельцов. От первых двух исходило такое коньячное амбре, что, по выражению Котехова, можно было съесть целый лимон без сахара и при этом не поморщиться.
О чем они там договаривались, я не слушала. Но, по-видимому, Погорельцов предложил такую компенсацию за моральный вред, что полицейские не смогли устоять.
Когда «высокие договаривающиеся стороны» достигли соглашения и Хрыкина передали с рук на руки его людям, я подошла к Галушко:
— Могу я с вами поговорить?
Увидев меня, он как-то странно дернул плечом.
— Опять вы? — Глаза у него при этом были совершенно трезвыми и злыми. — Что вам неймется? Что вы вечно суетесь, куда вас не просят?! Учтите, что любопытство губит не только кота, но и кошку тоже!
— У вас плохое настроение? — поинтересовалась я, слегка обескураженная его тирадой.
— А с чего ему быть хорошим? Я всегда говорил, нечего делать женщинам ни в охранных, ни в детективных делах. Они способны все только испортить… Спальня, кухня, дети, церковь — вот место вашей деятельности!
Проговорив все это, он круто развернулся и зашагал в сторону стоянки, где, очевидно, была припаркована их машина.
Ко мне, покачиваясь, подошел Арчиров.
— Я предупреждал вас, Евгения Максимовна, что не надо так усердствовать, — дохнув на меня коньячными парами, проговорил он. — Хрыкин не заслуживает того, чтобы вы тратили на него столько сил и энергии.
— Хотите сказать, что вы готовы отказаться от моих услуг? — резко обернувшись, спросила я.
— Ни боже мой! — замахал руками Арчиров. — Просто предлагаю вам поубавить немного вашу активность. Это, кстати, в ваших же интересах…
— Что вы хотите этим сказать?
Арчиров, проигнорировав мой вопрос, махнул рукой и пошел следом за Галушко. Я ничего не могла понять. Вытаскиваю их драгоценного Хрыкина практически за уши из-под статьи, а мне вместо «спасибо» высказывают упреки?..
Сзади ко мне приблизились Котехов и его приятель-подполковник.
— Что-нибудь не так? — озабоченно спросил Олег.
— Какие-то они странные сегодня, — задумчиво ответила я. — А в остальном — все нормально.
— Чего ж ты хочешь, — усмехнулся Котехов. — Одно слово — богема! У них иногда такие тараканы в голове водятся, что только держись. Отвезешь меня домой?
— Поехали…
Как я и предполагала, Котехов попытался затащить меня к себе. Но я отказалась. Решительно и твердо. Во-первых, не люблю возвращаться к старым романам, а во-вторых, мне хотелось побыть одной и попытаться разобраться в том, что сегодня произошло.
После утренней пробежки я наскоро позавтракала и отправилась в гостиницу. Эти «попсеры», конечно, редкостные хамы, но контракт надо выполнять. Официально я все еще работаю на них.
Первым, кого я встретила в фойе, был Галушко. Начальник службы безопасности сидел в кресле и явно маялся после вчерашних возлияний. Это было прекрасно видно невооруженным глазом. Синюшные припухлости на лице, осунувшийся, бледный, мутные глаза… Подойдя, я сухо поздоровалась и присела рядом:
— Как прошел остаток ночи? Кстати, где объект?
— Хрыкин в номере, — недовольно пробурчал Галушко. — Я вчера, кажется, вам нахамил, Евгения Максимовна? Простите великодушно. Это все нервы. Мы вчера все сильно перенервничали из-за этого негодяя.
— Я так и поняла, — кивнула я головой. — Извинения принимаются. Кстати, а где была охрана, когда Хрыкин куролесил в ресторане? Про вас я не спрашиваю. Догадываюсь.
Галушко бросил в мою сторону быстрый настороженный взгляд. В мутных с похмелья глазах мелькнуло что-то, очень похожее на неприязнь.
— Где была охрана? — сердито переспросил он, отводя взгляд в сторону. — Охрана искала этого… чудака по всем окрестностям. У Хрыкина феноменальная способность незаметно исчезать, стоит только ему выпить. В каждом городе одно и то же. Не поверите, Евгения Максимовна, как я устал от всего этого! Взял бы и бросил все.
— И что же вам мешает?
— Что мешает? — опять настороженный взгляд в мою сторону. — Мешает страх остаться без работы. Это для вас, молодых да ранних, открыты все пути. Это вы — хозяева жизни! А для меня все уже практически в прошлом. Я, говоря честно, ничего больше делать не умею, только служить. А кому нужен охранник, уже разменявший пятый десяток?
— Ну, это вы напрасно, Вадим Сергеевич, — решила я пролить бальзам на его душевные раны. — Опытный телохранитель всегда в цене.
— Бросьте меня успокаивать, хотя, конечно, спасибо на добром слове, — Галушко откинул голову на спинку кресла. — Таких денег, как у этого засранца, я больше нигде не заработаю. Привык, знаете ли, быть сытым и ни в чем себе не отказывать.
С похмелья Галушко, по-видимому, потянуло на душеспасительные разговоры. Однако становиться жилеткой для «скупых мужских соплей» в мои планы не входило.
— Вы говорите, Хрыкин в номере? А где Погорельцов?
— Там же, — вяло махнул рукой Галушко, понимая, что шанс излить мне душу провалился. — Проводит воспитательную работу.
А вот это интересно! В конце концов, Хрыкин оторвался вчера по полной программе. Интересно, что именно ему пытается внушить администратор?
Воспитательная речь Погорельцова была слышна даже в конце коридора. Самые мягкие эпитеты, которыми он награждал артиста, были: «подонок», «мерзавец» и «сволочь», все остальное относилось к разряду ненормативной лексики. При этом и Хрыкин не отставал от своего руководителя. Не знаю, какой он был певец, но орать матом у него получалось очень хорошо. Послушав несколько минут их перепалку, я решительно постучала и, не дожидаясь ответа, толкнула дверь. Видок у обоих представителей богемы был еще тот! Оба взъерошенные, красные, глаза горят. Похоже, что разговор их проходил не просто на повышенных тонах, а мое появление предотвратило рукопашную потасовку.
— Доброе утро, — изобразив невинное выражение лица, произнесла я. — Как спалось на новом месте?
— Доброе утро, Евгения Максимовна, — выдавил Погорельцов. — Хотя после вчерашних событий я не очень-то уверен в том, что оно доброе. Вы нас извините, но мне необходимо переговорить с Максом наедине. Обсудить, так сказать, предстоящие гастроли.
— Ну, если в ваших кругах обсуждение на весь этаж называется «с глазу на глаз», — продолжая улыбаться, ответила я, — я могу подождать и за дверью. Только большая к вам просьба, Владимир Алексеевич: постарайтесь обойтись только словами. Если вы перейдете к более активным действиям, я буду вынуждена применить к вам силу. Это — мои обязанности. Согласно контракту.
Проговорив это, я повернулась, чтобы выйти, но Погорельцов меня остановил:
— Евгения Максимовна, простите меня, ради бога. Я не хотел вас обидеть.
— Очень надеюсь на это, Владимир Алексеевич, — полуобернувшись, ответила я.
— Подождите, Евгения Максимовна, не будем ссориться. Я погорячился, вы вспылили, давайте не будем усугублять… Разговор этот и вас тоже касается. В конце концов, только благодаря вам и удалось вчерашний конфликт с властями урегулировать. Мы все вам за это очень благодарны.
— И на том спасибо, — язвительно проговорила я, без приглашения как-то… усаживаясь в кресло. — И о чем же мы будем разговаривать?
Погорельцов потоптался на месте и, хмуро взглянув на молчавшего все это время Хрыкина, приказал:
— Иди погуляй! Только не вздумай похмеляться. Не хватало еще, чтобы ты сорвал здесь концерты!
Хрыкин исподлобья недобро посмотрел на своего администратора, потом перевел взгляд на меня, но, ничего не ответив, вышел в соседнюю комнату, плотно закрыв за собой дверь.
Когда мы остались одни, Погорельцов прошелся по номеру, задумчиво потирая ладонью затылок.
— Вы не подумайте, Евгения Максимовна, что я не оценил вашей заботы об этом паршивце. На мой взгляд, он этого просто не заслуживает.
Проговорив это, Погорельцов пристально посмотрел мне в глаза. Я ответила ему тем же. Это напоминало скрещивание шпаг.
— Похоже, я вас недооценивал, — пробормотал Погорельцов, отводя глаза в сторону.
— Такое бывает, — поспешила я его успокоить. — Многие мужчины склонны завышать свои способности путем занижения женских дарований. Не вы первый.
— Хорошо, — словно решившись на что-то, проговорил продюсер. — Давайте говорить начистоту. Чего вы добиваетесь?
