— Действительно жалко, — совершенно серьезно согласился Валентин Николаевич. — А может быть, еще не поздно подучиться, а? Математические способности, как говорит наука, есть у каждого, но надо их развивать. Бросайте свое сыскное дело, вспоминайте математику и развивайте свои способности, я вам помогу. Уверен, что у вас получится. Поверьте, решать математические задачи не менее интересно, чем ловить преступников.
— Я, конечно, вам верю, но вот этого, — я ткнула пальцем в замысловатую формулу, — мне никогда не понять. Из всего школьного курса у меня в голове только и осталось, что у Пифагора были какие-то сложности со штанами, и таблицу умножения еще помню. Так что спасибо за предложение, но лучше я буду ловить преступников.
— Что ж, вам виднее. — Он вернулся к папкам на полках, еще немного покопался, бормоча что-то себе под нос. — Ага, вот она! Здесь мы и найдем все, что нам нужно.
Мы сели на диванчик, и он развязал тесемочки. В папке лежала небольшая стопка фотографий размером двадцать четыре на тридцать шесть сантиметров.
— Здесь фотографии всех известных работ Осипова, — неторопливо стал рассказывать Валентин Николаевич. — В основном у него одиночные фигурки, но иногда он работал и над группами. Вот это, например, «Танцующие нимфы», — он положил мне на колени фотографию. Действительно, три фигурки, кружащиеся в хороводе, не вызывали сомнений, автор тот же, что и у «Талии».
— А где они сейчас?
— Во Франции, в частной коллекции. Приобрел какой-то аристократ, среди предков которого были русские, женщины в основном. Русские жены всегда были популярны на Западе. — Он улыбнулся. — Там же еще две фигурки, вот они: «Дриада» и «Грация».
Дриада стояла, прильнув к дереву. Непостижимым образом Осипов сумел в этой изогнутой, непропорциональной фигуре передать ощущение ранней весны. Казалось, дриада просыпается вместе с деревом после зимней спячки. А «Грация» почему-то напомнила мне одну знакомую, мастера спорта по художественной гимнастике. Однажды я была с ней на соревнованиях и там видела такие же прогнутые спинки, стремительно откинутые головки, выразительные, эффектные позы. Только там это была красота движения, а здесь застывшая красота.
— А это последняя работа Осипова, он закончил ее за полгода до смерти, «Отдыхающая Наяда». Она сейчас в Вашингтоне, в Национальной галерее.
На фотографии гибкая фигурка полулежала на берегу ручья. Голова ее склонилась к воде, волосы смешались со струями. То ли я стала привыкать к манере Осипова, то ли на меня подействовало странное очарование его скульптур, но эта полуабстрактность уже казалась мне не только естественной, но единственно возможной. Валентин Николаевич показал мне еще несколько фотографий, сопровождая каждую четкими комментариями, потом объявил торжественно:
— И самое главное, что вас интересует, Танечка, это музы! Вот они, полюбуйтесь, — он развернул веером девять снимков, потом по одному стал подавать мне. — «Клио», муза истории, выставлялась на торги на аукционе «Кристи» в семьдесят шестом году, куплена анонимным покупателем, с тех пор на выставках не появлялась.
«Евтерпа» — лирическая, поэзия и музыка, находилась у частного владельца в Израиле, украдена три года назад, и больше про нее ничего не слышно, ничего не известно. «Мельпомена», трагедия, и «Терпсихора», муза танца. Пропали из Смоленского художественного музея во время войны. — Валентин Николаевич отвлекся от фотографий и пояснил: — Осипов ведь родом из тех краев, так что завещал их музею. Дальше «Эрато», муза любовной поэзии. Эта исчезла из вида еще до революции, потом мелькнула на каком-то аукционе и снова пропала. «Полигимния», муза гимнов. Много лет находилась в Антверпене, в Королевском музее изящных искусств. Но в экспозиции музея ее уже давно нет, и на выставках она тоже не появляется. Однако о краже не было объявлено, может быть, лежит где-нибудь в запасниках.
— А это возможно? Я имею в виду, что скульптура или картина может лежать в запасниках годами и не появляться?
— Что вы, Танечка! — рассмеялся Валентин Николаевич. — В наши дни любой, самый захудалый музей это айсберг! На поверхности меньше одной десятой того, что есть в хранилищах. А «Полигимния» все-таки не статуя Свободы, места много не занимает, лежит себе в уголке, в коробочке.
— Или в уголке лежит пустая коробочка с этикеткой «Полигимния», — проворчала я.
— И это возможно, — спокойно согласился он. — Дальше у нас «Урания». Эту я лично видел. Я тогда как раз был в Москве, а в то время проходила очередная декада украинской культуры. Вы-то уже не застали, а когда-то это были регулярные мероприятия. Так вот, в рамках этой декады была выставка живописи и скульптуры из частных коллекций, и там я увидел «Уранию». Тоже довольно необычная трактовка. Как правило, ее изображают очень суровой девицей, а здесь, посмотрите, — он подал мне фотографию.
Я увидела совершенно юное существо, как только Осипову удавалось передавать это ощущение юности — при его-то нетрадиционном способе изображения? Но тем не менее я точно знала, что это скорее девочка, чем девушка. Присев на корточки, она играла, словно мамиными бусами, ожерельями из звезд и планет. Я тихо ахнула.
— Что тут поделаешь, ну не любил Осипов канонические изображения, был у него свой взгляд на то, как должна выглядеть муза. — Валентин Николаевич говорил об Осипове с восхищением. — Эта фигурка тогда принадлежала какому-то очень известному львовскому коллекционеру.
— А сейчас?
— Сейчас не знаю. Года через два после этой декады его ограбили, вынесли все, что было в доме. Да еще жену убили, она раньше времени домой вернулась… Очень громкое было дело, но, кажется, так никого и не поймали, ничего не нашли. А сам владелец вскоре умер, человек уже пожилой был…
— Ужас какой! — искренне сказала я.
— Чего хорошего, — согласился Валентин Николаевич. — Так что местонахождение «Урании» на данный момент тоже неизвестно. Дальше восьмая, «Каллиопа», муза эпоса. Эта бродяжка. Сколько она хозяев сменила, я вам сказать не могу! Ее покупали, воровали, продавали, теряли и, для разнообразия, даже выбрасывали на помойку.
— Как это на помойку?
— Так ведь у владельца была жена, а дело происходило в Италии, где женщины обладают чрезвычайно горячим темпераментом. И вот каждый раз после ссоры с мужем она часть его коллекции выбрасывала в мусор — из вредности. Мстить так мстить, бить так по самому больному! Обычно он успевал порыться в мешке до прихода мусорщиков, а тут что-то его отвлекло, и, когда он спохватился, мусор уже увезли. Бедный парень исползал все городские свалки, объявил награду за находку…
— А жена что?
— С женой он тут же начал процесс о разводе. Вся эта история широко освещалась в прессе, так что тысячи людей рванули на поиски «Каллиопы». Ее нашли, отмыли и вернули хозяину. Тот выплатил обещанное вознаграждение, развелся с женой и провозгласил, что отныне посвятит свою жизнь исключительно искусству. Самое смешное, что не прошло и двух лет, как он распродал и раздарил всю свою коллекцию и снова женился на своей прежней жене.
— Очевидно, любовь к ней оказалась сильнее его любви к искусству, — позавидовала я итальянке. — Значит, где сейчас «Каллиопа», тоже неизвестно?
— Увы! — Валентин Николаевич развел руками. — Я же говорю вам, бродяжка! И последняя, ваша подружка «Талия». Принадлежит, точнее, до сегодняшнего дня принадлежала коллекционеру из Санкт-Петербурга, некоему Андриевскому. Он дальний родственник Осипова. Его отец чуть ли не из рук в руки получил «Талию» от автора в подарок. Так что вот они, все девять муз скульптора Осипова. Рассказывали, что когда он закончил работу над музами, то хотел сделать еще их покровителя, Аполлона. Но ничего у него не получилось, не смог. Женские фигурки у него превосходно получались, а мужская никак! Такая вот особенность в его творчестве.
— Бывает… — Я рассеянно перебирала фотографии. — Валентин Николаевич, что же получается, теперь, когда «Талию» украли, ни об одной из муз нельзя точно сказать, где она находится? Они все или украдены, или просто пропали?
— Похоже, что так. — Он откинулся на спинку дивана и, сощурившись, смотрел на меня.
— Скажите, а насколько бредовой, с вашей точки зрения, выглядит мысль, что это не случайность, что кто-то по всему миру собирает, скупает, ворует статуэтку муз работы Осипова?
— Возможно и такое, — пожал плечами Валентин Николаевич. — В мире искусства все возможно, а в мире коллекционеров — тем более. Но как-то это немного притянуто за уши, вам не кажется, Танечка? Ведь Мельпомена с Терпсихорой пропали еще во время войны, а Эрато и того раньше. Что же, этот ваш ненормальный коллекционер начал собирать муз Осипова шестьдесят лет назад?
Он остановился, ожидая моих возражений, но я промолчала. А что тут возразишь, даже если не шестьдесят, а пятьдесят, ладно, сорок лет, все равно слишком долго.
