Он остановился, ожидая моих возражений, но я промолчала. А что тут возразишь, даже если не шестьдесят, а пятьдесят, ладно, сорок лет, все равно слишком долго.
— Кроме того, фигурки пропадают из самых разных стран, подумайте сами — Россия, Израиль, Италия…
— Нидерланды, — поддакнула я. Лучше бы уж молчала.
— Та-анечка, — укоризненно посмотрел на меня Валентин Николаевич, — ваша ошибка, конечно, понятна, Антверпен стоит у самой границы с Нидерландами, но все-таки это Бельгия. Так вот, значит, еще и Бельгия. И кто-то с упорством маньяка рыщет по всем этим странам больше пятидесяти лет? — Он выразительно покачал головой. — Но меня здесь смущает не только время и расстояние. Ведь это же еще и очень большие деньги. Отыскать статуэтку, купить ее или организовать кражу, затем переправить через границу, все это довольно дорого, я думаю. А ведь мы ведем речь не о Родене или Фальконе. Осипов, конечно, довольно известен, но в узком кругу, и стоимость муз… я бы сказал, не окупила бы подобных затрат.
— Трудно не согласиться, — вздохнула я. — И все равно это подозрительно.
— Это у вас профессиональное, — хмыкнул он. — Сыскное дело приучает людей искать во всем причинно-следственную связь.
— Возможно. Но должна сказать, что эту причинно-следственную связь, как правило, находят. Вполне может быть, человек просто хочет иметь в своих руках все девять муз? Не из-за денег даже, а из суеверия, из любви к искусству, для полноты коллекции, наконец! — Почему я продолжала цепляться за эту дикую мысль?
— Как вам сказать, — Валентин Николаевич разглядывал меня, словно диковинное насекомое. — Какое-то благородное безумие в вашей идее, несомненно, есть. Для достижения полноты коллекции человек способен на многое. Людям свойственно стремиться к целостности, знаете ли. Достижение целого числа придает делам некую завершенность. Многие могут назвать это односторонним подходом к жизни. Но не исключено, что именно в этом как раз и есть истина.
— Кажется, я понимаю.
Он встал и прошелся по комнате.
— Самое забавное, что математика не отдает предпочтения ни одной категории чисел, — палец его описал круг над бумагами, лежащими на столе. — Положительные, отрицательные, комплексные, реальные, мнимые, целые, дробные — все они равно важны для науки и равно необходимы. А вот для некоторых людей имеют решающее значение именно целые числа. И если говорить о вашем гипотетическом коллекционере осиповских муз, то, несомненно, целым числом для него будет только число девять!
— Фанатик?
— Конечно. И вычислить такого коллекционера вряд ли возможно. Думаю, что он находится весьма далеко. Здесь, Татьяна Александровна, с точки зрения элементарной логики, должна существовать цепь: коллекционер, непосредственный заказчик, так сказать, связующее звено между коллекционером и похитителем и сам похититель.
— Полностью с вами согласна. — Он очень точно высказал то, что я и сама думала. — Похититель нам теперь известен. Коллекционера нам не вычислить, здесь вы тоже правы. Осталось определить связующее звено. Вот этого нам непременно надо вычислить и найти. Как вы думаете, кто бы это мог быть? С точки зрения элементарной логики.
— Гм… Ну что ж, давайте поразмышляем. — Валентин Николаевич снова прошелся по комнате, потом остановился возле меня: — Я бы, наверно, в первую очередь проверил этого ленинградского Андриевского, владельца «Талии».
— Уж ему-то зачем воровать? — прикинулась я дурочкой. Я и сама думала об Андриевском, но мне интересно было услышать, что скажет Валентин Николаевич. — «Талия» и так его.
— Не скажите, Татьяна Александровна, не скажите. Насколько я знаю, финансовое состояние Андриевского далеко не блестящее. А коллекционеру всегда нужны деньги. Надо пополнять свои сокровища. Так что вполне можно допустить, что ему захотелось и страховку получить, и «Талию» продать. Так сказать, получить за нее двойную цену. Такое нельзя исключить, нельзя.
— Значит, вы думаете, что связующее звено Андриевский.
— Да что вы, Татьяна Александровна, это только одна из версий. Чрезвычайно удобная, но только версия. Мне кажется, ее следовало бы проверить. А вообще-то связующим звеном мог быть кто угодно.
— Например, охранник Симонов, — подсказала я. Интересно было, как он к этому отнесется.
— Врял ли, — не согласился Валентин Николаевич, и это было вполне созвучно моим мыслям. — Вряд ли охранник мог быть связующим звеном.
— Значит, охранника Симонова вычеркиваем?
— Я бы не стал с этим торопиться. Вычеркнуть его вы всегда успеете… Не думаю, что он является связующим звеном, но соучастником вполне может оказаться.
— Поясните, — потребовала я. Мне не хотелось, чтобы Симонов оказался соучастником. Симонов мне нравился.
— А как вы объясните, что сотрудник свободно вынес «Талию» из галереи? И именно в дежурство Симонова. Не в кармане же он ее вынес. Здесь вполне возможен сговор.
— Возможен, — вынуждена была я признать, но все равно не поверила в то, что мой симпатичный полковник участвовал в этой грязной истории. — А еще кто, по-вашему, мог быть замешан в этом деле?
— Хозяин галереи или его супруга. Не исключено и то, что они провели эту операцию вместе.
— А им зачем воровать из своей собственной галереи, с которой они кормятся? — снова притворилась я дурочкой. Интересно он рассуждал, в логике ему не откажешь. Но я не верила, что эти люди, Симонов и Масловы, причастны к краже. В то, что Петечка украл, я поверила безоговорочно.
— Танечка, вы ведь сыщик, нельзя же вам быть такой наивной. Так вы себе лаврового венка не заслужите. — Много он знает, чего я заслуживаю, а чего не заслуживаю… — «Талия» больших денег стоит. И расчет можно построить на том, что самого хозяина галереи в краже никто не заподозрит… Вы ведь эту версию сразу отбросили, не задумываясь. Может быть, он и взял ее у Андриевского уже после того, как получил заказ… Здесь, Таня, большими деньгами пахнет…
— Хорошо, а жена что, соучастница?
— Кто разберется в тайнах женской души. Может, и соучастница. А может быть, решила за что-нибудь отомстить своему благоверному. Помните историю с Каллиопой, музой эпоса, которую жена коллекционера просто выбросила, без всякой корысти. Русские женщины могут быть не менее темпераментными, чем итальянки. Если у них, конечно, есть для этого повод.
А я подумала, что повод для проявления темперамента у Людмилы Масловой, конечно же, есть…
— Получилось столько подозреваемых, что здесь разбираться и разбираться, — взгрустнула я. — А меня время поджимает…
— Так это ведь, Танечка, еще не все, — обрадовал он меня. — Вполне возможно, что существуют и другие фигуранты, нам с вами пока неизвестные. И работы у вас действительно немало. Откровенно говоря, я вам не завидую. Подумайте, может быть, все-таки стоит сменить профессию… Как говорил Остап Бендер, переквалифицироваться в управдомы.
— Может быть, и стоит.
Это я вслух согласилась, для него согласилась. А про себя подумала: черта с два я буду менять свою профессию. Она, конечно, не мед, но мне нравится. И эту чертову «Талию» я найду назло всем и вопреки бесперспективной картине, которую очень даже четко нарисовал для меня высокоэрудированный Валентин Николаевич. И вообще, мне пора было уходить. Разговор с Валентином Николаевичем был для меня, конечно, полезным, но доллары мне платят не за разговоры, а за работу. Я здесь хорошо отдохнула, кое-что полезное узнала — и пора было браться за дело… Так что я поблагодарила хозяина и стала собираться.
— Надеюсь, я вам помог хоть немного? — спросил он, провожая меня к дверям и помогая надеть куртку.
— Не сомневаюсь. Вы рассказали мне очень много интересного, и большое вам спасибо за все. Я теперь знаю, кто такой Осипов и какие у него замечательные скульптуры. И ваши рассуждения о похитителях «Талии» мне было очень полезно услышать. А за чудесный чай я вам благодарна особо.
Наконец я распрощалась и покинула этот гостеприимный дом. Уже сидя в машине, я некоторое время размышляла, куда ехать в первую очередь. Больше всего хотелось домой, кинуть гадальные кости и попытаться понять, в чем причина моего тревожного состояния. Но победило чувство долга, и я решила сначала объехать подозреваемых. А может быть, они вовсе и не подозреваемые, а только свидетели. И тут я сообразила, что Валентин Николаевич фактически набросал мне план работы: Андриевский, Симонов, супруги Масловы… Ай да Валентин Николаевич! А я ведь сразу и не сообразила. Но я не люблю, когда кто-нибудь думает за меня и составляет для меня план работы. Это была одна из причин, по которой я ушла из милиции. Как это там у Брэдбери? «Если тебе дали линованную бумагу, пиши поперек». Вот я и буду действовать «поперек», поеду к Вере.
