Воздух здесь был тяжелый и затхлый, пахло спиртом, табаком, человеческим телом.
Иенсен открыл окно.
Женщина подняла голову и бессмысленно посмотрела на него.
- Вы кто такой? - спросила она. - Какого черта вы здесь ковыряетесь?
- Птичка, это сыщик, которого мы ждали весь день!- крикнул гитарист из соседней комнаты. - Известный сыщик, который явился уличить нас.
- А пошел ты...- сказала женщина и опять уронила голову на подушку.
Иенсен приблизился к тюфяку.
- Предъявите ваше удостоверение личности,- сказал он.
- А, пошел ты...- сонно сказала она лицом в подушку.
Иенсен нагнулся, поднял сумочку и после недолгих поисков нашел удостоверение. Посмотрел анкетные сведения: девятнадцать лет. В верхнем правом углу Иенсен увидел две красные пометки, довольно отчетливые, хотя кто-то явно пытался стереть их. Две пометки означали два привода за пьянство. После третьего отправляют на принудительное лечение.
Иенсен вышел из квартиры и в дверях сказал гитаристу:
- Я вернусь ровно через пять минут. К этому времени потрудитесь одеться.
Он спустился к машине и вызвал по радиотелефону полицейский автобус. Автобус прибыл через три минуты, и Иенсен с двумя полицейскими снова зашел в квартиру. Гитарист за это время успел надеть штаны и рубашку. Он сидел на подоконнике и курил. Женщина по-прежнему спала.
Один из полицейских достал алкогольный тестер и, приподняв с подушки голову женщины, сунул ей в рот раструб прибора.
- Дохните, - скомандовал он.
Кристаллик в резиновом пузыре тотчас позеленел.
- Одевайтесь,- сказал полицейский.
Женщина сразу проснулась, села и дрожащими руками натянула простыню на грудь.
- Нет, - сказала она. - Вы не смеете. Я ничего не сделала. Я здесь живу. Нет, вы не смеете. Не надо, ради бога, не надо.
- Одевайтесь,- повторил полицейский с прибором и кончиком башмака придвинул ворох одежды к ее постели.
- Не хочу!- закричала она и отшвырнула ворох чуть не до дверей.
- Заверните ее в одеяло,- приказал комиссар Иенсен,- и поскорей.
Она повернулась к нему резко, молча, испуганно. Правая щека у нее была красная и помятая от подушки, черные, коротко остриженные волосы сбились в ком.
А Иенсен вышел в другую комнату. Гитарист по-прежнему сидел на подоконнике. Женщина плакала, пронзительно, взахлеб, и, должно быть, сопротивлялась, но все это заняло очень немного времени. Минуты через две полицейские одержали победу и увели ее. Иенсен заметил время по часам.
- Неужели это было так необходимо?- спросил мужчина, не вставая с подоконника.
Голос у него был звучный, но неуверенный, и руки дрожали.
- Значит, это вы написали письмо?- спросил Иенсен.
- Ну да, я же сознался. И давно сознался, черт побери.
- Когда вы его отправили?
- В воскресенье.
- В какое время дня?
- Вечером. Точно не помню.
- До девяти или после?
- По-моему, после. Я же вам сказал, что не помню точно.
- Где вы составляли письмо?
- Дома.
- Здесь?
- Нет, у родителей.
- На какой бумаге?
- На обыкновенной, белой.
Голос его обрел твердость, он даже взглянул на Иенсена с некоторым пренебрежением.
- На бумаге для машинки?
- Нет, получше. На обрывке какого-то диплома.
- А где вы его взяли?
- Известно где - в издательстве, их много там валяется. Сотрудники, которые уходят по собственному желанию или получают под зад коленкой, награждаются перед уходом такими дипломами. Описать, как он выглядит?
- Не стоит. Где вы его нашли?
- Вам говорят, в издательстве.
- А точнее?
- Ну, валялся он, валялся, понимаете? Наверно, брали его для образца или еще зачем-нибудь.
- На столе?
- Может, и на столе. - Он задумался. - А может, на полке, не помню.
- Когда это произошло?
- Несколько месяцев назад. Хотите верьте, хотите нет, но я почти ничего не помню. Вот ей-богу. Одно могу сказать: не в этом году.
- И вы взяли его с собой?
- Да.
- Для шутки?
- Нет, я думал устроить хорошенький бенц.
- Что устроить?
- Ну, бенц. Это тоже вроде шутки. Выражение старое.
- А какой именно шутки?
- Да мало ли какой! Подписаться выдуманной фамилией, приклеить на первой странице голую девку и отправить какому-нибудь идиоту.
- А когда у вас возникла идея написать письмо?
- В воскресенье. Делать было нечего. Я и решил устроить у них небольшой переполох. Только ради забавы. Я даже и не думал, что они всерьез этим займутся.
С каждой минутой голос его становился тверже и уверенней. Но вдруг он просительно добавил:
- Ну откуда я мог знать, что начнется такая петрушка? У меня и в мыслях не было.
- Каким клеем вы пользовались?
- Своим собственным. Обычный клей.
Иенсен кивнул.
- Покажите мне ваше удостоверение личности.
Тот достал его сразу. На удостоверении стояло шесть красных пометок, все перечеркнуты синим.
- Задерживать меня не к чему. Я и так уже три раза подвергался принудительному лечению.
Иенсен вернул ему документ.
- А она нет,- добавил гитарист и кивком головы указал на дверь соседней комнаты. - Если разобраться, вы сами и виноваты во всем. Мы вас дожидались с прошлой ночи, а чем еще прикажете заниматься, пока ждешь? Терпеть не могу сидеть без дела. Бедная девочка.
- Она что, ваша невеста?
- Пожалуй, так.
- Она здесь живет?
- Обычно. Она правильная девка, душевная, только возни с ней много. У нее немножко устаревшие взгляды. А уж темперамент - прямо вихрь, если только вы понимаете, что я имею в виду.
Иенсен кивнул.
- Скажите, если бы дядя... если бы они не были так снисходительны и не сняли иск, о каком наказании могла бы идти речь?
- Такие вещи решает суд,- ответил Иенсен. И закрыл блокнот.
Его собеседник достал сигарету, закурил, спрыгнул с подоконника и стоял теперь, бессильно привались к стене.
- Иногда вытворяешь черт-те что,- пробормотал он.- Счастье еще, что мне везет в жизни.
Иенсен спрятал блокнот в карман и поглядел на дверь.
- А перед тем как наклеить буквы, вы рвали газету?
- Ну, разумеется.
- И вырывали из нее буквы?
- Да.
- А не вырезали? Ножницами?
Гитарист быстрым движением потер переносицу, затем провел пальцами по бровям, наморщил лоб и только после этого ответил:
- Точно не могу сказать...
- А вы попытайтесь.
Пауза.
- Не припомню.
- Откуда вы отправили письмо?
- Отсюда. Из города.
- Точнее.
- Ну, сунул в какой-то ящик.
- Точнее. Где он находится?
- А я почем знаю?
- Значит, вы не знаете, где вы опустили письмо?
- Сказал ведь, что в городе, а где точно, я не помню.
- Значит, не помните?
- Смешно было бы запоминать такие глупости. В городе полно почтовых ящиков, верно ведь?
Иенсен не ответил.
- Верно ведь?- переспросил гитарист, повышая голос.
- Верно, верно.
- Вот видите.
- Но зато вы, конечно, помните, в какой части города это произошло?
Иенсен рассеянно поглядел в окно. Гитарист пытался поймать его взгляд, но успеха не имел и потому, чуть наклонив голову, ответил:
- Представьте себе, что не помню. А разве это имеет какое-нибудь значение?
- Где живут ваши родители?
- В восточной части города.
- Может быть, и письмо вы опустили неподалеку от их дома?
- Не знаю, слышите! Не все ли равно, где я его опустил?
- А может быть, в южной части?
- Да, черт возьми. То есть нет, не знаю.
- Где вы опустили письмо?
- Не знаю, черт подери, не знаю!-истерически выкрикнул гитарист и, внезапно оборвав крик, с шумом вздохнул. Потом после небольшой паузы сказал:-Я в тот вечер гонял по всему городу.
- Один?
- Да.
- И вы не помните, где вы опустили письмо?
- Не пом-ню. Сколько раз надо повторять, что я не помню?
Он встал и принялся расхаживать по комнате мелкими, торопливыми шажками.
- Не помните, значит?
- Нет.
- Итак, вы не знаете, в какой ящик вы опустили письмо.
- Не-ет! - закричал он, больше не владея собой.
- Одевайтесь и следуйте за мной,- приказал Иенсен.
- Это куда еще?
- В полицию, в шестнадцатый участок.
- А вас не устроит, если я просто... просто запишу все это на бумаге? Завтра утром? У меня... у меня были другие планы на сегодняшний вечер.
- Нет.
- А если я откажусь следовать за вами?
- Не имеете права. Вы арестованы.
- Арестован? Да как вы смеете, черт вас подери! Они взяли иск обратно. Ясно вам? За что я, спрашивается, арестован?
- За дачу ложных показаний.
По дороге ни тот, ни другой не проронили ни слова. Арестант сидел на заднем сиденье, и Иенсен мог наблюдать за ним в зеркало, почти не поворачивая головы. Арестант заметно нервничал. Щурился под очками, моргал, а когда думал, что за ним не наблюдают, грыз ногти.
Иенсен заехал во двор и отогнал машину к дверям подвала. Потом вылез из машины и провел арестованного мимо регистрационного стола, мимо камер, где за блестящими решетчатыми дверями сидели пьяницы - одни плакали, другие поникли в тупом оцепенении. Иенсен распахнул последнюю дверь и очутился вместе со своим подопечным в ярко освещенной комнате. Потолок здесь был белый, стены и пол тоже, а посреди комнаты стояла скамейка из белого бакелита.
