Проснулась я уже на следующее утро. Вчерашнее путешествие казалось сном, которое я с уверенностью приписала к кошмару, так жуток он был. Под толстым одеялом было тепло, поэтому я позволила себе еще немного понежиться, прежде чем высовывать нос наружу. А когда высунула — замерла, лихорадочно соображая, где меня сон сморил. Кошмар не кошмар, но, кажется, он имел место быть.
Дом был небольшой, с традиционной русской печкой, без которой зимой в сельской местности, пожалуй, не обойтись. Крепкий деревянный стол с четырьмя стульями в углу, старенький диван, дедушка того, что у Васьки в каморке, деревянный шкаф, сундук, икона в углу. Долго любоваться обстановкой мне не пришлось, хлопнула дверь, впуская потоки морозного пара, и вошел Васька. С двумя ведрами воды.
— Ну ты поспать, — хмыкнул он, выливая воду в огромный чан у печки. — Уже двенадцать часов. Если хочешь сегодня попасть домой, следует поторопиться.
— А ты чего это? — кивая головой на ведра, осведомилась я.
— Хозяйке помогаю, — пояснил он, скидывая с себя тулуп, — тяжело ей здесь одной.
— Ладно, — я подскочила, — а где хозяйка?
— У соседа, сейчас зайдет, ты пока умывайся, я на стол накрою.
Тихо подивившись про себя, как быстро вошел Васька во вкус сельской жизни, я осмотрела комнату, выискивая, где бы умыться.
— Ну, ты чего? — возмутился Васька, которому я мешала пройти к серванту.
— Э-э, а где мыться-то? — чувствуя себя полной дуррой, спросила я.
— Вон там — умывальник, — парень ткнул пальцем за ширму. — Пользоваться им умеешь?
— Конечно, — возмутилась я.
Спустя десять минут спустя мы уже сидели за столом и пили чай с домашним маслом и вареньем. В разгар чаепития дверь хлопнула еще раз, и в дом зашла невысокая уставшая женщина лет сорока.
— Здравствуйте! — подскочила я, сообразив, что передо мной мать Лизы. — Меня зовут Анна, я подруга Лизы, спасибо за гостеприимство!
Васька хрюкнул, и я сообразила, как нелепо прозвучало все вышесказанное.
— Не за что, — улыбнулась женщина, садясь за стол. Васька быстро налил ей чай. — К нам очень редко приезжают Лизины подруги, вернее, вы первая. Кому же хочется столько километров трястись, да еще на морозе? Меня зовут Анастасия Михайловна.
Я осторожно пожала сухую ладошку, отмечая про себя, что несмотря на худобу, женщина она довольно сильная.
— Очень приятно, — улыбаюсь, не зная, что сказать еще.
— Анастасия Михайловна, мы, наверное, уже поедем, нам ведь еще к Вере заскочить надо.
Какой Вере, мелькнуло у меня в голове.
— Да, конечно, — засуетилась женщина, — давайте я вам чего-нибудь на дорожку дам.
Я запротестовала было, но Васька, кажется, не возражал.
В джип мы загрузились с увесистым пакетом, в который добрая хозяйка насобирала нам снеди. Попрощавшись с Анастасией Михайловной, вышедшей на крыльцо нас провожать, мы тронулись с места.
— Кто такая Вера? — тут же спросила я. — И где Лиза? Получается, она не поехала домой? Или еще в пути? Ведь мы на машине добирались, а она…
— Не трещи, — попросил меня Васька, и я обиженно замолчала. — Что касается твоего первого вопроса, Вера — старшая сестра Лизы, живет в соседнем поселке Сорочинское, к ней мы сейчас и едем. Где сейчас Лиза, я не знаю, но могу рассказать то, что узнал от Анастасии Михайловны.
Я милостиво кивнула, давая право на слово и Васька, фыркнув, начал.
Зарецкая Анастасия Михайловна (я удивленно посмотрела на Ваську — да-да, поселок назван так, потому что там живут только Зарецкие, все родня друг другу) вырастила двоих дочерей без мужа. Супруг ее Иван, умер, когда старшей Верочке было пять лет. Он просто спьяну, заблудившись, вышел в поле в метель и замерз. Нашли его только через четыре дня, когда утих буран. Анастасия Михайловна малость погоревала, но вскоре поняла, что без мужа-алкоголика в хозяйстве было куда как проще. Поднимать дочерей ей помогала вся деревня, где один другому приходись близкой ли, дальней ли родней. Вера выросла спокойной, рассудительной. Помогала матери по хозяйству, смотрела за младшей сестрой, а вот Лиза оказалась боевая девчонка, доставляющая одни только хлопоты. Когда девочке исполнилось шестнадцать, она, как и многие девушки ее возраста, стала грезить сценой. В доме Анастасии Михайловна был старенький телевизор, показывающий только один канал, по которому шли бесконечные сериалы, где Роза любила Хулио, но выходила замуж за Педро, а Педро, отчаявшись, женился на Анне-Марии. Вот с этого сериала все и началось — Лиза начала мнить себя то одной героиней, то другой, и устраивала домашним маленькие спектакли. Мама и Вера от души смеялись, когда Лиза, одетая в старое мамино платье, служащее ей дорогим аристократическим костюмом, перебегала с одного места на другое, попеременно изображая то Педро, то Анну-Марию. А вот когда Лиза заговорила про театральный, Анастасия Михайловна заволновалась — она не собиралась отпускать дочь в Москву, прекрасно понимая, что ждет там провинциальную девушку. И в день Лизиного совершеннолетия в семье разразился скандал, в результате которого Лиза собрала немногочисленные вещи и убежала на автобус. Мать пыталась остановить дочь, но куда уж ей угнаться за резкой девушкой. Вера к тому времени уже вышла замуж, жила в соседнем Сорочинском, поэтому Анастасия Михайловна осталась одна. За то время, что Лиза пребывала в Москве, мать получила от нее две открытки, где дочь поздравляла ее с днем рождения и Новым Годом и писала, что у нее все хорошо.
— А что ты ей сказал про Лизу? — поинтересовалась я. Когда Васька замолчал.
— Правду, — пожал он плечами. — Ну, кроме Павла. Я сказал, что в данный момент Лиза работает у одного очень богатого человека, твоего хорошего друга.
— И как она это восприняла?
— Кажется, обрадовалась, — задумался друг. — Кстати, вот и Сорочинское.
Сорочинское было на порядок больше Зарецкого, домов эдак на тридцать. В селе бурно кипела жизнь: тут и там можно было заметить женщин с коромыслами, провожающих джип заинтересованным взглядом; навстречу попадались мужики, весело галдящие дети. Здесь даже был свой собственный магазин, маленький, правда, но был. Вот перед ним Васька и затормозил:
— Подожди меня здесь, пойду узнаю, где живет Вера.
Васька скрылся за дверью, обитой войлоком, я же вылезла из машины и сладко потянулась, разминая затекшее уже после десятиминутной поездки тело. Скоро появился Васька и молча ткнул пальцем в один из домиков, находящихся чуть дальше. Добирались туда пешком, то и дело здороваясь с любопытными сельчанами.
У ворот нас встретила рыжая собака, которая тут же бросилась облизывать Ваську. Пока я покатывалась от хохота, друг попытался избавиться от чересчур гостеприимного пса, отдирая его от своей куртки. Впрочем, последний не сдавался.
— Рыжик, фу! — вдруг раздалось от калитки.
Я перевела взгляд: невысокий коренастый парень лет двадцати пяти с рыжими усами и хитроватыми глазами здорово напоминал лисичку.
— Здравствуйте! — поздоровалась я. — Мы ищем Веру, нам сказали, она живет тут.
— А как же, — кивнул парень, оттаскивая Рыжика от уже кипящего Васьки. — Жена это моя. Вы проходите, она дома, Рыжик не тронет.
— Если только залижет до смерти, — буркнул Васька, убегая вперед. — Чего это он такой? — это уже Лисичке.
— Так племянники разбаловали совсем, — всплеснул тот руками. — как придут, то Рыжик — ути-пути… Лезут на него, обнимают, целуют. Вот он и привык! Не пес, а черт знает что!
Сопровождаемые ворчащим хозяином, мы зашли в дом.
В отличие от дома Анастасии Михайловны, этот был оборудован более современно: в углу почти новенький, правда, недорогой телевизор; DVD — проигрыватель, красивая стенка. Изящный, но крепкий стол, стоящий у окна наводил мысль о том, что сделан он по заказу — или же своими руками, если эти руки принадлежат столяру.
— Вера! — крикнул Лисичка, скидывая на вешалку тулуп. — К тебе гости пришли!
— Иду! — раздалось судя по всему из кухни, и к нам вышла девушка в старомодном строгом платье. — Вы ко мне? — удивилась она.
