возбужденной толпы. Улетели? Да, конечно… А через несколько часов они заблюют всю комнату и не смогут не только друг друга видеть, но даже на себя смотреть в зеркало? Нет уж, спасибо. Мне только ломки не хватало для полного счастья. Обойдусь коньяком, от него у меня хотя бы голова потом не болит.
Из ванной комнаты тоже доносились узнаваемые стоны, и мне показалось, что это голос Дины. Но прислушиваться я не стала, свернула в большую комнату, обставленную, как гостиная. По крайней мере, здесь были диван и телевизор. Только он был выключен, а на диване, раскрыв рот и похрапывая, спал какой-то толстячок. Его раскрасневшиеся щеки сползали вниз, как непропеченное тесто. Пьяненькая девица писала фломастером у него на лбу – наверняка что-то тупое из заборной лексики. А вторая заглядывала ей под руку и покатывалась со смеху, словно ее новая подруга выдавала верх остроумия.
Я вышла из комнаты, не вглядевшись в надпись. Правда, иногда мне нравится читать то, что пишут на стенах заброшенных московских домиков. Встречаются настоящие перлы вроде «Бог любит даже меня». Я сфотографировала эту надпись и поставила у себя вместо аватарки. Хочется верить в это… Но в эту минуту мне не верилось совсем.
Сбежав вниз, я набрала номер Артура:
– Заберешь меня отсюда?
– Выходи, – отозвался он неожиданно. – Я уже у ворот.
Почему-то я даже не удивилась…
Сорвав с вешалки пальто, я выскочила на крыльцо и застыла от изумления: напротив дома в небе застыла пронизанная световым копьем луна. На самом деле это, конечно, был след, оставленный давно скрывшимся самолетом, но выглядела картинка так, будто злодей-великан запустил в яркий диск острое оружие. Но луна не сдавалась, пока я натягивала пальто, она потихоньку карабкалась вверх и на моих глазах уползла от копья. В какой-то момент она обернулась яблочком на тарелочке, а потом и вовсе отделилась от меркнущей полосы.
«Надо было снять!» – как всегда с опозданием спохватилась я. Показала бы Артуру, может, он и не стал бы ворчать, что от меня пахнет коньяком…
«Ауди» ждала меня в двадцати шагах от ворот. Сев в машину, я вздохнула:
– Откуда ты знал, что мне захочется сбежать?
– Ты слишком умна для примитивных развлечений.
Артур произнес это серьезно, только блеск в глазах выдавал его.
– Что же мне делать с моим умом? От него же одно горе, это еще Грибоедов доказал.
Ему удалось удивить меня:
– Не так уж умен был его Чацкий, если честно! Он просто брюзга. Можно понять, почему Софья не любила этого зануду…
«А почему мама не любила тебя? Такое понять невозможно».
Никаких доказательств маминого равнодушия не было, я сама все это придумала… Но отделаться от этой печальной уверенности уже не удавалось.
Что происходило на вписке, Артур так и не спросил, видимо, догадывался, как противно мне говорить об этом. Даже наедине с собой вспоминать не хотелось. Хотя во снах всю ночь мелькали прокуренные ногти, рыжие волосы на ковре, бита в крепких руках… Я понимала, что легко отделалась и вовремя удрала оттуда.
Похоже, Артур ничуть не сомневался: именно так и будет.
* * *
Этому идиотскому кобелю никогда не удавалось дотерпеть хотя бы до шести часов… Приходилось тащиться с ним затемно, бродить по пустым, вымерзшим дворам, пытаясь командовать сквозь зубы:
– Давай уже, скотина! Делай свои дела…
Дочь настаивала, чтобы Григорий Ильич непременно брал с собой саморазлагающийся пакетик, собирал собачье дерьмо и выбрасывал в мусорный бак. Она была просто помешана на экологии, как и все ее друзья-приятели. Чокнутое поколение… Григорий Ильич таскал в кармане для вида скользкий рулончик, но заставить себя убирать за Громом говно мог только днем, если свирепые старушки пристально следили, как его пес делает кучу. А сейчас, в темноте, можно просто быстро уйти подальше – попробуй докажи потом, кто нагадил!
Но сегодня Гром не спешил опорожнять кишечник, как хозяин ни подгонял его. Неутомимо шнырял по кустам, выискивая что-то, и Григорий Ильич уже забеспокоился: как бы не сожрал чего – в сетях предупреждали, что в Москве и области лютуют догхантеры…
– Фу! – гаркнул он, увидев, как собака тащит что-то в зубах. – Гром, брось, я сказал!
Но пес исправно дотащил добычу и положил на снег прямо у носков его старых прогулочных ботинок. Брезгливо поморщившись, Григорий Ильич склонился над трофеем:
– Что ты приволок?
А когда понял – что, его тут же вырвало фонтаном. И откуда набралось? Не завтракал ведь еще…
* * *
Нужно было не вертеться всю ночь, изнывая от ревности, а спокойно спать, ведь все равно Никита был не в силах ничего изменить. И удержать Сашку не смог – ушла и не оглянулась. Что она творила за порогом этого проклятого дома, в котором проходила вписка, ему оставалось только догадываться. И как раз это было самым мучительным: воображение не щадило его, подсовывая пакостные картинки, всматриваясь в которые Никита то рычал, то плакал…
Нет, он понимал, что ничего подобного, возможно, и не происходило, и Сашка просто тихо напивалась где-нибудь в уголке. Или болтала с такой же случайно оказавшейся там девчонкой. Но скабрезные видения отравляли разум, и он отказывался рассуждать здраво.
Задремал он уже под утро и не сразу нашел в себе силы ответить на звонок. Но голос Логова прозвучал так жестко, что Никита махом проснулся.
– Спишь, что ли? Чтоб через десять минут был готов. У нас расчлененка.
Артур бросил трубку, прежде чем он успел спросить о Сашке – вернулась? Все в порядке?
– Иду, – выдохнул Никита и вскочил с постели.
Видеть расчлененные трупы ему еще не доводилось. И, судя по суровому тону Логова, он тоже не часто сталкивался с подобным. Хотя им вместе уже довелось ловить убийцу, снявшего скальп… Но Артур явно считал, что это дело – из ряда вон, поэтому не стоило рассусоливать, как говорил покойный дед, и заставлять следователя ждать.
Через десять минут Никита Ивашин уже стоял у подъезда, жадно кусая «Сникерс», припасенный на случай, когда некогда позавтракать. «Ауди» Логова подлетела раньше, чем он дожевал батончик.
– Ну так-то уж зачем? – насмешливо протянул Логов, когда Никита запрыгнул на переднее сиденье. – Я не убил бы тебя, если б ты нормально позавтракал.
– За десять минут? Я спал вообще-то…
– Вообще-то уже семь часов. По-любому пора было вставать. – Артур кивнул на стоявший на передней панели пластиковый стаканчик с кофе и упакованный в бумагу сэндвич: – Угощайся.
– Ой, спасибо! – обрадовался Никита. – А то этот «Сникерс» у меня в горле застрял.
Торопливо развернув
