почти побежал, несмотря на свою комплекцию. А я подумала: как же ему удается вести бессмысленную болтовню? Надо же, он даже не соизволит сделать паузу, чтобы хотя бы создать видимость того, что его мало-мальски интересуют ответы собеседника. Просто удивительно!
– Женя, пойдем на веранду, – предложила Елизавета, когда Альберт уже скрылся из виду, – здесь просто тоска зеленая.
Я посмотрела на нее. Кажется, Новохатская зарыла топор войны. Вот уже и в свои подруги меня произвела, правда, перед малоизвестным мне распорядителем, но все же.
Мы прошли на открытую веранду, ступеньки которой вели в большой сад. В его центре находился большой бассейн. Сейчас, когда наступало время сумерек, он был подсвечен, и вода, подсвеченная изнутри, представляла собой невероятно красивое, почти фантастическое зрелище. Кроме того, везде были расставлены светильники наподобие старинных канделябров, а рядом с ними – маленькие диваны, кресла и оттоманки. Вскоре зажглись фонари, и от обилия многочисленных источников света создалось впечатление, что ночь и не думает вступать в свои права.
Здесь собрался, как я поняла, весь высший свет городка, все сливки общества. Пару раз к нам подходил Альберт и спрашивал, как нам понравились блюда, которые приготовил знаменитый повар Андре Голье специально для презентации.
Честно говоря, никаких гастрономических изысков я не заметила.
Однако Альберт, по своему обыкновению, не дождавшись ответа, уже переводил разговор на другую тему.
Елизавета с легкой улыбкой внимала болтливому распорядителю.
– Я стараюсь пропускать всю его словесную шелуху мимо, – объяснила она мне, когда Альберт наконец-то отстал от нас со своими вопросами.
– Что же, в этом есть резон, – согласилась я с ней. – Если дать возможность приставучим особам выразить себя, то появится шанс, что чем быстрее у них иссякнет красноречие, тем быстрее они оставят в покое своего собеседника.
– Какая-то странная вечеринка, – заметила Елизавета. – Я вот кожей чувствую какую-то напряженность и взвинченность. С чего бы это?
Что касается меня, то я ничего такого не чувствовала, хотя в моей практике такого рода сейшен был далеко не первым.
Я принялась рассматривать одну небольшую группу гостей. Дамы были в длинных вечерних платьях. На одной из них было черное полупрозрачное платье со шлейфом, с глубоким вырезом в зоне декольте и не менее глубоким разрезом. Рядом с ней стояла молодая женщина в платье с юбкой из легкой ткани и лифом, расшитым серебром.
Надо сказать, что их туалеты смотрелись довольно смело и эротично. Скорее всего, это были актрисы, возможно, из Голливуда. А может быть, и топ-модели. На такую мысль меня навела их довольно стандартная внешность: длинные ноги, точеная фигура, роскошная копна волос.
Дамы находились в окружении нескольких мужчин. С первого взгляда было довольно трудно определить, к какому классу они относятся. С одной стороны, внешность у них была довольно привлекательная: высокие, атлетически сложенные, с мужественными лицами. Однако в их жестах и манере держаться сквозила определенная неуверенность. Может быть, их наняли в качестве эскорта?
– Знаешь, Женя, – вдруг подала голос Елизавета, – если честно, то мне совсем не нравятся такие сборища.
– Вот как? – удивилась я.
– Да, представь себе. Я предпочитаю вести содержательные разговоры, а на сборищах, подобных этому, приходится обмениваться ничего не значащими, пустыми фразами, да к тому же еще и неискренними. Эти вечеринки как нельзя лучше подходят для тех, кто любит переходить от одной группы гостей к другой, вот как Альберт. Знаешь, иной раз мне кажется, что меня вот-вот заденут какой-нибудь колкостью. Или наоборот: вдруг я кого-то ненароком обидела или хуже того – оскорбила.
«Странно, – подумала я, – с самооценкой у нее вроде бы все в порядке, а вот поди же ты – такие комплексы. Наверное, ее действительно обижали на таких тусовках. Кроме того, у женщин всегда существует элементарная неуверенность по поводу своей внешности: какая у меня фигура, нет ли лишних граммов на талии, и вообще, как я сегодня выгляжу? Вряд ли найдется хотя бы одна женщина или девушка, которой было бы безразлично, как она выглядит в глазах окружающих. Особенно если она очень восприимчива к сигналам, которые волей или неволей подают окружающие ее люди. Возможно, Елизавете трудно оставаться беспристрастной в таких случаях».
– И я решила, что все: хватит, – продолжала между тем Новохатская, – к тому же мой психоаналитик рекомендовал мне просто держаться в общепринятых рамках общения, ну, и наблюдать за окружающими, ни в коем случае не сравнивая себя ни с кем.
– Очень хорошая рекомендация, – заметила я, – сравнивать себя нужно только с самой собой же. Вот тогда точно сохраняется и душевное равновесие, и высокая самооценка.
Сказав это, я вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Он длился всего несколько секунд.
Я интуитивно взглянула в ту сторону и увидела мужчину лет тридцати пяти или чуть больше. Он был высокий, широкоплечий, с густыми каштановыми волосами и благородными чертами лица. Я бы сказала, породистого лица. Да, в нем явно ощущалась порода.
Странно, но вокруг него не наблюдалось никаких гостей. Он стоял, слегка расставив ноги и сложив на груди мускулистые руки. Казалось, что он специально искал уединения.
Уловив мой взгляд, направленный в его сторону, он слегка отвернулся, но уже спустя секунду снова посмотрел на меня.
Наши взгляды встретились. Нас с ним разделяло довольно приличное расстояние, но мне и без слов был ясен его красноречивый, очень заинтересованный взгляд, точнее сказать, его древний как мир смысл.
Нельзя сказать, что я очень смутилась. В моей практике были и гораздо более пикантные моменты. Но все они, как правило, сопровождались хотя бы самым примитивным флиртом, ничего не обозначающим разговором, одним словом, непременным заигрыванием. А здесь – только один взгляд, не позволяющий усомниться в истинности намерений его хозяина.
– Вы как будто бы скучаете? Неужели вам у нас не понравилось? – Альберт снова возник перед нами с Елизаветой, как черт из табакерки. – Лиз, совсем недавно мне попадался Роберт, но он снова куда-то исчез, но я помню о твоей просьбе и в следующий раз, когда встречу его, обязательно направлю его к тебе.
С этими словами Альберт снова исчез, как будто его и не было только что.
– О чем это я его просила, не помню, – удивленно
