Проводив Дзержинского, профессор Пухов спросил жену:
— Как, Лидуша, тебе понравился Феликс Эдмундович?
— Знаешь, Саша, в нем что-то есть, он определенно не из простых. Обещал справку о Сереже навести… Я его попросила, когда ты Кияткина провожал. Говорят, есть какое-то бюро, кажется в Лефортове, справки дают — об убитых, раненых, пропавших без вести.
Пухов промолчал, — он давно решил, что никогда больше не увидит сына.
В дверь забарабанили. Профессор успокоил жену:
— Не волнуйся, это комендант.
Из прихожей до Лидии Николаевны донесся хриплый голос Денежкиной:
— Что же это вы, гражданин Пухов, на дежурство опаздываете? Давай одевайся потеплее, шаль женину накинь, ночь звездная, видно, морозная выйдет.
Пока Пухов в прихожей одевался, Денежкина заглянула в кухню, в ванную, зашла в кабинет, постучала ключами по буржуйке. Возвратясь, сказала:
— Эту горелку свою выкинь, пока я ее не разломала. Хочешь государственное имущество — дом наш — спалить? Чтобы к завтрему — долой. И давай меняться, пока я не раздумала.
— Извините, Анна Федоровна, но менять квартиру на вашу я решительно отказываюсь.
— Какой ты решительный! Посмотрим…
— Мне обещана помощь…
— Тебе? Помощь? — ухмыльнулась Денежкина. — Уж не этот ли, что на моторе подкатывает, иностранец? Что-то он зачастил. И сегодня опять.
— Сегодня, Анна Федоровна, подкатывал товарищ Дзержинский. Слышали такую фамилию?
— Из Чека?!
— Совершенно верно. Председатель ВЧК. Минут двадцать как уехал.
— Ну что бы вам меня упредить, Александр Александрыч! Я бы на него хоть одним глазком глянула! И ведь слышала, как машина прогремела, а невдомек было выскочить. Лидия Николаевна, голубушка! — громко позвала она.
В прихожую вошла Пухова, удивленно посмотрела на Денежкину: что это с ней случилось?
— Лидия Николаевна, я давеча говорила, чтобы справки на продовольственные карточки пришли получить. Не надо, не приходите, тяжело вам подниматься, сама принесу. — Она подтянула ремень, приказала: — Дежурство отменяю! Чего это вы в такой мороз всю ночь будете топтаться?.. Пусть Сотников из девятнадцатой дежурит. Рожа у него как блин — масленая. Кобель здоровый!
— Извините, Анна Федоровна, но я уже собрался и пренебрегать государственными обязанностями не могу — моя очередь, стало быть, моя. Я расписывался…
— Так это что! Это пустяки! Это нам — раз, и готово.
— Нет уж, позвольте.
Анна Федоровна подозрительно спросила:
— А чего же про Дзержинского сказал? Или наврал?..
Ночь выдалась ясная, лунная. Такие ночи — холодные, какие-то бодрые — в марте очень хороши. Морозно, но уже неуловимо, намеком чувствуется близкая и желанная весна. Прозрачен воздух, с легким хрустом лопается под ногами ледок.
Дежурили вдвоем — Пухов и Иван Петрович Федоров, слесарь из депо Москва-Казанская, недавно переехавший в этот дом из соседнего, в подвале которого прожил всю жизнь. Получили у коменданта японские винтовки системы «Арисака». Патроны — пять штук — Денежкина дала только слесарю.
— Вам, Александр Александрович, ни к чему. Стрелять вы все равно не умеете, еще себе, не дай бог, в ногу закатите…
— Зачем же тогда винтовка? — засмеялся Пухов.
— Для страха… Кто вас проверять будет? А кого надо попугать — попугаете.
Ходили взад-вперед около дома. Иногда, увлекшись беседой, отдалялись до перекрестка.
— Вы, Александр Александрович, все знаете?
— Все, Иван Петрович, знает только один бог, да и то приблизительно. А что вас интересует?
— У нас в депо неразбериха, как у волостного писаря: пьян — все правые, а если трезвый — все виноватые. Надо нам аршинов сто водопровод протянуть. Все склады обшарили — нашли два обрезка, аршина по два… Летом бы я пожарные рукава приспособил, поверху пустил, а сейчас замерзнет все.
— А вы их в землю закопайте.
— Стынут!
— Деревянный короб сколотите. Тес-то у нас найдется?
— Найдем. А вы говорите — бог!..
Они отошли к перекрестку. С другой стороны к их подъезду подошел высокий солдат с бородой. За плечами болтался тощий вещевой мешок. Солдат скрылся в подъезде. Тяжелая дверь хлопнула. Пухов встревожился:
— Видимо, надо было спросить — кто такой? Слесарь равнодушно ответил:
— Это к нашей Анне Федоровне земляки приезжают: то из Рязани, то из Казани, то из Костромы. Развела родню на всю Россию!
Вдалеке послышались выстрелы.
Слесарь деловито спросил:
— И с винтовкой вы знакомы, Александр Александрович?
— В русско-японскую в Порт-Артуре пришлось воевать.
— Что же вы Анне Федоровне не сказали?
— Она меня всерьез не принимает. Буржуй я для нее, и все. Как же можно представителю буржуазии патроны выдавать?
Снова послышались выстрелы, на этот раз где-то рядом.
Из-за угла выскочил человек в шинели и шляпе. В руке большой узел. Увидев Пухова и Федорова, повернул. Выбежал еще один, тоже в шинели и шляпе, заорал:
— Яшка! Тикай…
Федоров вскинул винтовку:
— Стой! Стрелять буду!
Бандит с узлом, угрожая наганом и матерясь, пошел на Федорова. Слесарь выстрелил, и тот упал, обронив наган. Второй попытался перелезть через забор. Пухов подбежал к нему, ткнул его в спину винтовкой:
— Слезайте, и руки вверх!
В переулок вбежало несколько вооруженных людей. Схватили того, что стоял у забора под охраной Пухова. Подняли раненого. Видимо, старший группы взял его наган, крутанул барабан, заглянул в него и подошел к Федорову и Пухову.
— Спасибо, товарищи! Ваше счастье, что у него патроны кончились.
— Чекисты, — уважительно сказал слесарь, когда вооруженные люди повели бандитов. Из подъезда выскочила Денежкина.
— Кто стрелял?
— Мы, — ответил слесарь. — А вас, уважаемая Анна Федоровна, нашлепать бы по одному месту: подвергли товарища Пухова смертельной опасности — не дали ему патронов.
— Ладно уж! Идите отдыхайте, Александр Александрыч, домой, домой.
В подъезде профессор спросил Федорова:
— Какое сечение?
— Чего?
— Труб, которые вам нужны?
— А! Восемь с половиной дюймов.
Прощаясь на лестничной площадке второго этажа, Федоров засмеялся:
— Как вспомню — как бандит вашей винтовки испугался и лапки кверху! А она незаряженная! Неважный нынче грабитель пошел. Одно слово — анархист.
Пухов осторожно, стараясь не потревожить жену, тихо открыл дверь. Снял, шапку, потянулся положить на привычное место — на широкую полку над старинной вешалкой с бронзовыми передвижными крючками. На крючке висела грязная солдатская шинель. Фуражка со сломанным козырьком валялась на полу, рядом с вещевым мешком.
Не вошла — вбежала Лидия Николаевна.
— Сашенька! Только ты не волнуйся. Сережа…
— Лида, что с тобой?
— Ничего, Сашенька. Он бреется…
Дежурные группы чекистов вернулись на Большую Лубянку, 11, только под самое утро.
Петерс, тоже дежуривший этой ночью, собрал всех и подвел итог:
— Ночь как ночь. Пять налетов анархистов; девятнадцать вооруженных ограблений, в том числе три с убийствами; диверсия на фабрике Гюбнера — кто-то бросил горящую паклю в бочку с бензином; в Цветной лечебнице на углу Трубной и Цветного бульвара угорело тридцать семь больных — трое скончались; в два часа налетчики пытались пробраться в главную контору «Известий» на Мясницкой, но помешал рабочий патруль… Идите, товарищи, немного поспите. Ровно в девять к Феликсу Эдмундовичу. И еще одно происшествие. Для тебя, товарищ Мартынов, особенно важное: этой ночью из тюрьмы убежал Филатов.
Его величество российский обыватель поводов для пересудов, возмущения, для язвительных замечаний имел предостаточно.
— Первым делом про еду… Про новые нормы на продовольствие читали? С первого апреля хлеба на одного взрослого едока — четверть фунта.
— Последняя новость, господа! Потрясающая! Помните, в начале января во Владивостокский порт вошло что-то вроде японской эскадры, ну не совсем эскадра, но все корабли были военные, зашли и «купцы». У нас об этом не особенно писали, так упомянули, и все… А пятого апреля командующий японским флотом адмирал Като взял да и высадил во Владивостоке десант и сразу к населению с воззванием. Очень лихо все объяснил: «Беру на себя обязанность навести у вас порядок, поскольку у вас полный беспорядок, — какие-то неизвестные вчера убили подданных моего императора». Убили или не убили — иди доказывай… Нате вам — вчера якобы убили, а сегодня десант! Словно мы не великая держава, а вроде колонии…
— А у большевиков в Москве каждый божий день новые распоряжения, пононешнему — декреты, и эти, как их, обязательные постановления. Читали вчера, как военный комиссариат распорядился: «Каждый офицер по прибытии в Москву должен немедленно встать на учет, кто нарушит — штраф или три месяца отсидки!» Во как!
