Ознакомительная версия.
После того как все выпили, Ригаль снова повертел в руках фотокопию пергамента и, немного подумав, предположил:
– А что, если русские бандиты, что ворвались к Рамону, знали о существовании этого артефакта и искали именно его?
– Но откуда московские грабители могли знать, что прячет у себя дома Гонсалес? – вклинился в разговор Глеб.
Ригаль пожал плечами и снова плеснул в стаканы немного бренди.
– Темная история. Ладно, давайте еще раз за Рамона. Да упокоит Господь его душу!
* * *
После того как Ригаль отправился к себе, Вероника попыталась подвести итоги разговора:
– По крайней мере мы теперь знаем, что Рамона кто-то подставил. И этот кто-то, скорее всего, был с ним близко знаком.
– Согласен. Затем Рамон запаниковал и оборвал все контакты. Потом ударился в бега.
– От кого он хотел скрыться? От полиции?
– Вряд ли.
– Вот и я так думаю. При всех недостатках и слабостях моего мужа, он всегда был законопослушным человеком.
– Тогда от кого он прятался в Москве? И как его там нашли?
– Когда узнаем это, тогда и распутаем весь клубок.
– В таком случае нам надо перебираться в Толедо.
Скудная тень от шелестевшей рядом магнолии никакого облегчения не давала – скамейка в парке все равно раскалилась так, что инспектор даже через брюки ощущал исходивший от нее жар. Рохас утер пот платком. Да уж, это тебе не в кабинете прохлаждаться. Ну и лето! Такого пекла он давно не припомнит. А тут еще как снег на голову свалился этот падре Бальбоа, который чуть что, сразу всуе поминает архиепископа.
С одной стороны, все улики налицо, главный подозреваемый умер, и, казалось бы, дело можно закрывать. С другой стороны, хозяин бара, расположенного напротив дома Дуарте, утверждает, что Гонсалес весь вечер просидел у него за стойкой, отлучаясь только для того, чтобы еще раз позвонить в запертую дверь и, вернувшись ни с чем, заказать очередную порцию орешков.
По словам бармена, Гонсалес покинул заведение буквально за пять минут до того, как Мария Дуарте вернулась домой, и эти показания не очень-то вписываются в официальную версию.
А теперь и сам архиепископ лично попросил инспектора не торопиться и провести расследование как можно тщательнее. А ссориться с его преосвященством очень не хотелось бы. К тому же поговаривают, что кардинал со временем имеет все шансы стать папой. Так отчего не оказать услугу его преосвященству еще до того, как он превратится в его святейшество? После-то всякий в лепешку расшибется, но ложка ведь хороша к обеду, не так ли?
Рохас снова утер пот и принялся обмахиваться газетой. Он специально назначил падре встречу за пределами полицейского управления – чем меньше глаз, тем лучше. Меньше всего он хотел, чтобы его обвинили в предвзятости. Тем более что теперь придется задвинуть остальные дела и здорово повозиться, выясняя, есть ли алиби у каждого из членов совета.
Ведь они все знали о встрече Гонсалеса и Дуарте. А в совете, между прочим, сплошь влиятельные люди…
– День добрый, сеньор инспектор! – зычно пропел падре чуть ли не в ухо задумавшемуся Рохасу и подсел рядом на скамейку. – Как вам погодка?
– И не говорите, падре. Еще немного, и начнем дымиться, аки грешники в аду.
Священник с улыбкой перекрестился:
– Не дай нам, боже! Итак, я весь внимание.
Тщательно промакнув лоб и виски платком, инспектор постарался принять как можно более важный вид.
– Его преосвященство может не волноваться. Следствие продлится столько, сколько нужно, пока не найдут виновных. Прошу передать, что я займусь этим лично.
– Прекрасная новость.
– Это еще не все. Вот подробный отчет по баллистике. Скопировать не могу, но можете пролистать.
Падре надел очки и углубился в чтение.
– Хм, девять миллиметров. А гильзы вы нашли?
– К сожалению, нет.
– А после предыдущих убийств гильзы находили?
– Тоже нет.
– Думаете, убийца всякий раз забирал их с собой?
– Совсем не обязательно. Преступник мог пользоваться револьвером.
– Понятно. Значит, гильзы могли остаться в барабане. Что-нибудь еще?
Инспектор спрятал папку в портфель и наклонился поближе к Бальбоа, будто их могли подслушать.
– Не будем забывать, что в круг подозреваемых попали очень влиятельные особы. Дело приобретает весьма деликатный характер. Думаю, в такой ситуации нам не стоит прибегать к официальным каналам.
– И как же быть?
– Передайте его преосвященству, что до тех пор, пока не найдем доказательства, я буду негласно снабжать вас информацией. Полагаю, Церковь сумеет ею распорядиться, если что?
– С Божьей помощью, – с улыбкой ответил священник.
* * *
Что есть Власть? – рассуждал про себя Командор, сидя с бокалом красного вина на балконе с видом на башни собора Святой Марии. – Щит для слабых? Меч для сильных? Ключ, способный отворить любые двери?
Он отхлебнул вина и, поднеся бокал к глазу, словно в линзу попытался рассмотреть гранитную громаду Святой Марии. И без того вычурные очертания собора стали еще причудливее.
А что есть Вечность? Круг без начала и конца? Здесь и Сейчас, бесконечно расширенные до Везде и Всегда? Ничто так не дополняет друг друга, как Власть и Вечность. Кто сказал, что Власть недолговечна, а Вечность неподвластна?
Господи, только бы хватило времени. Ведь если верить онкологам, у него в распоряжении полгода, от силы год. Всего-то. Чертовы коновалы! Где же вы раньше были? Неужели после стольких лет бесплодных усилий и разочарований, наконец найдя то, что искал всю жизнь, он так и не успеет воспользоваться выпавшей на его долю удачей?
Командор скрипнул зубами, нечаянно прикусив ободок бокала. Хрусталь не выдержал и раскололся. Острый, как бритва, край глубоко разрезал верхнюю губу. Кровь, смешиваясь с вином, хлынула на дно бокала, а в голове Командора откуда-то из прошлого зазвучал рефрен из знаменитой песни Хосе Фелисьяно La Сора Rota[9], с героем которой приключилась похожая история.
Усмехнувшись и не обращая внимания на боль, Командор с любопытством отхлебнул диковинный коктейль, едва ли не на четверть состоявший из его собственной крови, и прикрыл глаза. Хм, какой необычный букет.
На манер сомелье тщательно оросив получившимся купажом небо и только потом сглотнув, он уставился на центральный портал собора – «Врата прощения». Будет ли он сам прощен после того, что уже сотворил, и после того, что еще только собирается сделать?
* * *
– Ну что хорошего расскажешь, Григорий? – с нетерпением спросил Лучко, входя в кабинет к Расторгуеву.
– Думаю, насчет глухонемых ты прав. – Поправив очки, эксперт раскрыл объемистую книгу, лежащую на столе. – Вот. Скажи, похоже?
На рисунке было схематично изображен человек, держащий ладонь с двумя растопыренными пальцами возле лица, и стрелкой обозначено направление движения руки. Жест означал «Смотреть».
– Точно, оно.
Для верности Лучко попробовал повторить знаки, руководствуясь иллюстрацией. Он вполне удовлетворился результатом, за исключением одной маленькой детали: несмотря на всю примитивность рисунка, было ясно, что ладонь на картинке развернута в противоположную сторону по сравнению с тем, что показывал Глеб.
– Что-то не так? – спросил Расторгуев, заметив колебания капитана.
Лучко махнул рукой:
– Знаешь, скорее всего, это я что-то напутал.
– Так, полагаешь, жест не тот?
– Вроде тот, но…
Капитан объяснил эксперту природу своих сомнений.
– Хм, с виду мелочь, конечно, но я на твоем месте поговорил бы с сурдопереводчиком, тем более что второго жеста, о котором ты упоминал, я так нигде и не нашел.
* * *
– Вероника, мы же так толком и не отметили твой приезд, – спохватился забежавший на огонек Ригаль. – А давайте-ка на днях возьмем и пройдемся по заведениям. Идет?
В оригинальном предложении Луиса прозвучало насторожившее Глеба слово tapeo[10]. Стоит заметить, что, хотя Стольцев и уважал испанскую кухню, он всегда обходил тему tapas[11] стороной, считая это едой, недостойной настоящего гурмана.
Начнем с того, что Глеб еще с университетских времен ненавидел слово «перекус». Есть, так есть или не есть вовсе! Кроме того, выбор закусок, не дай бог, мог оказаться за барменом, а Глеб всегда предпочитал выбирать сам. Наконец, вся эта затея с tapas заочно представлялась ему чем-то вроде салат-бара, а салат-бар, как известно, вкусным не бывает, и точка.
В итоге, отведав немало изысканных блюд в традиционных испанских ресторанах во время предыдущих поездок, Глеб, в силу заочного отвращения, так ни разу и не заглянул ни в одно из заведений под названием bar de tapas, которыми буквально обсижены любые места компактного проживания испанцев: от малого поселка до столицы.
По-видимому, соображения, из-за которых Глеб до сих пор не удосужился изучить популярнейший сегмент национальной кухни, столь явным образом отразились на его лице, что Луис обиженно насупился, а Вероника, успокаивающе хлопнув его по плечу, пообещала:
Ознакомительная версия.
