Вот тогда-то отец Тер произнес фразу, от которой ставшее совсем блаженным настроение Дона мгновенно улетучилось.
— Тем более, — продолжал свои коммерческо-лирические рассуждения господин Лонг, — что мужем у нее будет человек, не уступающий ей в богатстве. Уж об этом я позабочусь.
Последние слова звучали твердо, словно их забивали молотком одно за другим. Ни у кого не должно быть сомнения, что то, что захочет для своей дочери господин Лонг, осуществится.
Господин Лонг, ласково обняв Дона за плечи, еще долго философствовал на темы жизни, бизнеса, своей любви к дочери и ее будущим детям…
Но Дон не слушал.
Действительно, как он мог забыться до такой степени, чтобы не понять разницы их положения: наследницы-миллионерши и нищего студента? Он что, совсем потерял голову? Нет сомнения, он нравится Тер, возможно, она даже влюблена в него. Но отсюда до того, чтобы представлять себе их дальнейшую жизнь вместе…
Хорошо, Тер — девчонка, может увлечься, может не понимать, может мечтать, носиться в облаках…
Но отец-то ее твердо стоит ногами на земле. Уж он-то сумеет уберечь свое любимое дитя от разных не подходящих для нее женихов, вроде баскетбольных звезд и бесперспективных студентов, упрямо желавших превратиться в безработных инженеров. Он не возражает: ради бога, танцуйте, ходите в кино, флиртуйте, целуйтесь. Можете даже поиграть в мечты о будущем — порезвиться. Стоп! Только не больше, не дальше. Когда дело дойдет до серьезного, до свадьбы, тут уж, извините, найдутся другие, не так ловко, быть может, забрасывающие мяч в кольцо, но куда более ловко зарабатывающие деньги (они или их родители). Следовало бы даже поблагодарить господина Лонга за деликатность и своевременность сделанного им намека. Нижайшая вам благодарность, господин Лонг, от дурака Дона.
Так мрачно размышлял Дон, возвращаясь после осмотра конюшни, вечером за ужином, гуляя с Тер после ужина в лесу. Она сразу заметила что-то неладное, пристала с расспросами, проявила тонкую интуицию, связав перемену в настроении Дона с его прогулкой с отцом. Но Дон, склонный сболтнуть лишнее, на этот раз стоял как скала. (Но мог же он, в самом деле, признаться, что ему указали его место на кухне!)
Наконец она успокоилась. Рано утром следующего дня Дон должен был уезжать. Как недолго длилось их счастье в этом доме-раю! «Потому он и мрачен», — решила Тер.
Она нежно простилась с ним. В халате и ночных туфлях вышел проститься, несмотря на ранний час, господин Лонг. Он долго хлопал Дона по плечу, жал руку, приглашал приехать снова.
Но Дон больше не приезжал, хотя и мог бы. Ссылался па спортивные дела.
Ему неприятно было снова оказаться в этом чудесном имении, где он пережил такие счастливые часы с Тер и такие горькие минуты с ее отцом…
Постепенно все вошло в колею.
Неприятный разговор стал стираться в памяти Дона, тем более что господин Лонг был по-прежнему приветлив и гостеприимен.
Дон все так же приходил к Тер в дом на ее традиционные вечеринки, проводил с ней свободные вечера. «Что загадывать? — рассуждал он. — Как будет, так и будет, сейчас нам хорошо, так зачем портить настроение заранее?»
…И когда, как сегодняшним солнечным воскресным днем, он неторопливо шел по знакомым улицам, то вспоминал лишь хорошее и приятное в их отношениях с Тер, незаметно для себя отсеивая грустные воспоминания.
Дон зашел в кинотеатр, расположенный на соседней улице.
Купив пакетик жареного картофеля, он выбрал место с краю (с его длинными ногами баскетболиста ему не так-то ловко сидеть в этих тесных киношках) и приготовился смотреть всю программу. Она шла два часа и состояла из веселых цветных реклам (паста для зубов, молоко, щетка для собачек, пылесос, снайперская винтовка с оптическим прицелом), последних известий (бомбежка напалмом вражеских позиций, приезд граммофонной звезды, демонстрация мод, ограбление ювелирного магазина, скачки), наиболее животрепещущих отрывков из фильмов, которые должны демонстрироваться на следующей неделе («Она была в твоем гробу», «Тайны секса», «Смерть стоит за дверью»), и «главного фильма».
Это был, разумеется, детектив. Международная полиция — Интерпол — выслеживала банду.
Преисполненный жалости к жертвам и презрения к убийцам, Дон вышел на улицу, дохрустывая жареный картофель, и направился домой. Дома, как всегда по воскресеньям, ждал его традиционный яблочный пирог, ждали всегда улыбающаяся мать и хорошо поработавший в саду отец.
— Что смотрел? Какую-нибудь чепуху, наверное?
— Чепуху, отец! Про разных преступников и дураков, которые попадаются им на удочку.
— Бог с ними, — сказала мать, — ты-то у нас не попадешься. За тебя я спокойна. Ешь пирог. Еще кусочек?
Дон молча жевал пирог.
— Скажи, отец, — вдруг спросил он, — ты доволен жизнью? Ну, как ты живешь, жил, работал, как хотел?
— Не знаю, сынок… — Отец растерялся: Дон никогда не задавал ему подобных вопросов. — А чем плохо жил? Честно жил. Тебя вот честным вырастил. А что миллионов не нажил, что ж, не всем такое на роду написано.
— Почему люди должны убивать; воровать? — Он говорил словно сам с собой. — Почему нельзя, чтоб каждый делал дело, которое хочет, был бы тем, кем хочет, — инженером, врачом, слесарем, уж не знаю кем…
— Потому, сынок, что есть такие, кто хочет не слесарем стать или инженером, а миллионером. Хотят-то хотят, а вот честно-то не могут. Тогда-то и крадут и убивают. Вот. Были бы все честными — иное дело. Так нет этого…
Дон молча дожевывал пирог.
Глава VI
ОБЫКНОВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТСКИЙ ДЕНЬ
Университет занимал огромную территорию в одном из пригородов. В сущности, это был небольшой город. Разделенные аккуратными газонами, соединенные асфальтовыми дорогами, обсаженные липами, стояли десятки университетских зданий. Старинные, еще прошлого века, с украшенными скульптурами фасадами розового камня; ультрасовременные, из стекла и бетона. Здания одноэтажные, увитые плющом, здания трех- четырехэтажные и пятнадцатиэтажные, сверкающие в лучах осеннего солнца, словно зеркала.
Это были аудитории, лаборатории, административные помещения, общежития, столовые, библиотеки, клуб, спортзал, профессорский дом, разные вспомогательные и хозяйственные постройки.
Невдалеке раскинулись стадион, тренировочные поля, теннисные и баскетбольные площадки, бассейн, асфальтированные стоянки для автомобилей.
Целый город, город в городе.
С раннего утра кипела университетская жизнь. Бесконечно кружили по беговой дорожке стадиона спортсмены, уборочные машины объезжали здания, поливали асфальт, садовники на немилосердно трещавших травокосилках мерили газоны. Это в шесть утра.
К половине восьмого — восьми являлись на работу секретарши, лаборанты, мелкие служащие, приезжавшие на велосипедах, мотоциклах, рейсовых автобусах.
Студенты вылезали из общежитии и направлялись в столовые. Девушки в коротких шортах, в сандалиях на босу ногу, с распущенными или, наоборот, коротко постриженными волосами. Юноши тоже в шортах или вылинявших, в обтяжку, джинсах и тоже кто с длинными волосами, кто с прической ежиком.
В начале девятого начинали прибывать студенты, жившие дома. Один за другим городские автобусы вываливали пестрый, шумливый груз. Студенты выходили на разных остановках. Кому куда ближе, а потом растекались ручейками по дорожкам, сливались в широкие потоки, направлявшиеся к большим аудиториям.
То тут, то там порой вскипали недолгие водовороты — встречи друзей, и снова двигался многоцветный, громогласный людской поток.
Иные приезжали на своих машинах. На машинах прибывали и профессора, степенно, неторопливо шествовавшие по уже опустевшим аллеям к учебным корпусам. И потом весь день не останавливалось движение в университетском городке. Студенты и преподаватели переходили из аудитории в аудиторию, спешили в столовые, на стадион…
После занятий начинали заполняться библиотеки, клуб. Из общежитии доносилась музыка. Со стадиона неслись вопли болельщиков.
И так до позднего вечера.
Когда же опускалась ночь, под деревьями, в укромных уголках все равно продолжалось движение. Там гуляли влюбленные, мечтатели, а порой просто друзья, сокурсники, до хрипоты спорили о чем-то, на выяснение чего им не хватило целого дня.
Впрочем, спорили здесь всегда и везде — и днем и вечером, и на занятиях, и в столовых, и в клубе, и в бассейне, даже в библиотеках, где полагалась тишина, тоже спорили под шиканье соседей.
Босой, в меховом, без рукавов, полушубке и с тяжелой цепью на шее, бородатый парень, какой-то томный, скучающий длинноволосый юноша и Дон в перерыве между лекциями разлеглись на мокром газоне, лениво, без азарта, спорят. Так, чтобы провести время.
— Все это надоело, — говорил бородач, жуя травинку, — надоело…
