Когда мы вошли, все они прервали свои занятия. Поварёнок подскочил с места. Лавелль остановился в дверях, его широкие плечи почти целиком загораживали дверной проём.
— Эти люди хотят поговорить с вами, — пробурчал он, словно никаких комментариев больше не требовалось.
— Спасибо, мистер Лавелль, — сказал я. — Мы знаем, как вы заняты, поэтому злоупотреблять вашим вниманием не будем. Когда закончим, из дома нас выпустит Клейтон.
Лавелля от моего предложения слегка покоробило, но всё-таки он ушёл. Джонс ничего не сказал, но был удивлён, как запросто я разделался с Лавеллем, и я понял, что, пожалуй, действовал излишне порывисто. Но в этом расследовании я играл не последнюю роль, и при всём почтении к Джонсу имел несомненное право заявить о себе.
— Я инспектор Этелни Джонс, — заговорил мой напарник. — Мы разыскиваем человека, которого зовут Кларенс Деверо. — Это имя вам известно?
Ответом было молчание.
— Вчера около двух часов пополудни я видел, как в этот дом вошёл мальчик. Я следовал за ним вплоть от Риджент-стрит. На нём была ярко-синяя куртка и шляпа. То есть он привёл меня прямо сюда. Кто-нибудь из вас был здесь, когда он пришёл?
— Я был здесь всё время, — промямлил повар. — Кроме меня был только Томас, и мы никого не видели.
Томас, поварёнок, согласно кивнул.
— И чем вы занимались? — вмешался я.
Женщина одарила меня дерзким взглядом.
— Еду готовили!
— Обед или ужин?
— То и другое!
— А что готовите сейчас?
— Мистер и миссис Лавелль скоро уходят. Так что карри — на вечер. А овощи… — она кивнула в сторону Томаса, — на завтра. А потом будем готовить на послезавтра!
— В дом никто не заходил, — вступил в беседу Клейтон. — Если кто-то звонит в звонок, я иду открывать дверь. Вообще-то сюда редко кто приходит. Мистер Лавелль гостей не привечает.
— Мальчик вошёл не через входную дверь, — уточнил я, — а через садовую.
— Такого быть не может, — возразил Клейтон. — Она заперта с обеих сторон.
— Позвольте на неё взглянуть.
— С какой целью?
— Думаю, Клейтон, вам не пристало задавать вопросы. Просто делайте, что вам говорят.
— Хорошо, сэр.
Он отложил вилку, которую усердно драил, и проковылял к шкафу — огромному сооружению, занимавшему почти всю стену. Я ещё раньше заметил рядом дощечку, на которой висело с десяток ключей, и он, внимательно их изучив, выбрал один, открыл им кухонную дверь, запертую опять-таки на весьма не простой замок, вносивший свой вклад в суровую безопасность всего дома. Втроём — Клейтон, Джонс и я — мы вышли в сад. Извилистая дорожка вела к деревянным воротам, по обе стороны — лужайки и клумбы. Видимо, клумбы были разбиты прежними владельцами — когда-то аккуратные и симметричные, сейчас они пришли в некоторое запустение. Я шёл впереди, за мной Клейтон, сзади прихрамывал Джонс. В таком порядке мы и подошли к двери, которую видели с внешней стороны. Оказалось, что помимо мощного замка снаружи был ещё металлический засов и второй замок изнутри, крепивший дверь на раме. Перелезть через стену едва ли возможно — её венчали острые пики, к тому же, стена отлично просматривалась из дома. А умудрись кто-то всё же спрыгнуть вниз, на лужайке наверняка остались бы следы.
— Ключ от замка есть? — спросил Джонс и указал на металлический засов.
— В доме есть, — ответил Клейтон. — Но этим входом никто не пользуется, мистер Джонс, что бы вы и другой господин ни говорили. У нас тут порядки строгие. Если кто в дом и заходит, то только через входную дверь, да и ключи хранятся в надёжном месте. — Он помолчал. — Хотите, чтобы я открыл?
— Два замка — один снаружи, другой изнутри. Оба, как я понимаю, поставлены недавно. Чего опасается ваш хозяин? — спросил я.
— Мистер Лавелль свои дела со мной не обсуждает. — Клейтон одарил меня насмешливой улыбкой. — Насмотрелись? — Он явно хотел меня уязвить. Да, он встречался в прошлой жизни с Этелни Джонсом, но передо мной страха не испытывал.
— Насмотрелся или нет — разберусь сам, — не особо вежливо ответил я. Но он был прав. Оставаться здесь дольше не имело смысла.
Мы вернулись в кухню. Я снова вошёл первым и увидел, что повар с помощником вернулись к своим трудам, будто нашего визита и не было. Томас мыл посуду, женщина рядом с ним убирала с полки луковицы, по одной, будто подозревала, что они поддельные. Наконец вошёл и Джонс, лакей запер за ним дверь и повесил ключ на место. Говорить больше было не о чем.
Наверное, мы могли бы сказать, что хотим обыскать дом в поисках пропавшего телеграфиста, но что бы это дало? В таком месте наверняка есть с десяток укрытий, а то и тайников. Джонс кивнул Клейтону, и мы покинули дом.
— Боюсь, парень в этот дом не входил, — сказал я, когда мы оказались по ту сторону калитки.
— Почему вы так решили?
— Я осмотрел землю около двери в сад. Никаких отпечатков ног там не было, ни мужских, ни детских. К тому же открыть дверь снаружи он не мог — заперта изнутри на металлический засов.
— Я тоже всё это видел, Чейз. Согласен, осмотр говорит о том, что попасть в дом парень не мог, хотя засов вполне могли и открыть в ожидании его прихода. Но ведь что получается? Я шёл за ним следом, и он, не подозревая этого, привёл меня прямо сюда, к дому Скотчи Лавелля, — а вы знаете этого человека как пособника Кларенса Деверо. Значит, он должен был прийти сюда — разве что и Деверо устроился где-то поблизости, но парню, как я сказал, просто некуда больше деваться. И когда улики заставляют тебя сделать только один вывод, его никак нельзя оставлять без внимания, даже если истина кажется невероятной. И я считаю, что парень в дом вошёл. Возможно, он и сейчас здесь.
— Что будем делать?
— Надо получить разрешение на полноценный обыск.
— Но если парень узнает, что мы его ищем, он просто уйдёт.
— Возможно. Но я хочу поговорить с женщиной Лавелля. Генриетта — так её зовут? Возможно, полиция вызывает у неё большее уважение, чем у него. А Клейтон пока открывать рот боится, но я пробужу в нём здравый смысл. Уверен, Чейз, этот дом позволит нам сделать шаг в нужном направлении.
— В направлении Кларенса Деверо!
— Именно. Если эти двое между собой связаны, — а сомневаться в этом не приходится, — мы связующее звено найдём.
Мы и правда вернулись в этот дом на следующий же день, — но не с обыском, как полагал Джонс. Когда солнце в очередной раз взошло над Хайгейт-Хилл, Блейдстон-хаус стал местом жуткого и в высшей степени непостижимого преступления.
Тела обнаружила служанка на следующее утро и своими криками переполошила всю округу. Вопреки тому, что сказал нам её хозяин, мисс Мэри Стэгг в доме не жила и по этой простой причине осталась в живых. Мэри обитала в небольшом домике с сестрой, которая тоже была в услужении, где-то в Хайгейт-Виллидж, домик достался им в наследство от родителей. Во время нашего визита в Блейдстон-хаус её не было. Она взяла выходной и вместе с сестрой отправилась по магазинам. На следующее утро она явилась на работу с восходом солнца — почистить камины и помочь с завтраком — и с удивлением увидела, что калитка и входная дверь открыты. Столь непривычная халатность должна была предупредить её: случилось что-то серьёзное, однако она, видимо, весело насвистывая, беззаботно вошла в дом — и застала там жуткую сцену, которую вряд ли забудет до конца своих дней.
Даже мне пришлось мобилизовать всю волю, когда я вылез из посланной за мной коляски. Этелни Джонс ждал меня у двери, и одного взгляда на его лицо — посеревшее, искривлённое гримасой, — было достаточно, чтобы понять: подобного ужаса он, со всем его опытом, не видел никогда.
— Что за осиное гнездо мы разворошили, Чейз? — заговорил Джонс, едва завидел меня. — Уму непостижимо — мы здесь были только вчера. Возможно ли, что эту мясорубку, пусть косвенно, спровоцировал наш с вами визит?
— Лавелль? — спросил я.
— Все скопом! Клейтон, рыжий, повар, любовница… Порешили всех!
— Как?
— Сейчас увидите. Четверо из них умерли в своей постели. Им ещё повезло. А вот Лавелль… — Он перевёл дыхание. — Что-то похожее случилось в Своллоу-Гарденз, на Пинчин-стрит… хуже просто не придумаешь.
Вместе мы вошли в дом. Там находилось семь или восемь полицейских, они медленно и бесшумно двигались по укрытым тенью закоулкам дома, словно их заветным желанием было убраться отсюда подальше. Холл и в первый раз показался мне мрачным, но теперь выглядел ещё мрачнее, а в воздухе стоял тяжёлый запах мясной лавки. Слух мой уловил жужжание мух, и тут же на полу я увидел вязкую лужу, напоминавшую разлитый дёготь.
— Боже правый! — воскликнул я и непроизвольно поднёс руки к глазам, как-то защититься, но спасения от представшей передо мной картины не было. В одном из тяжёлых деревянных кресел, — на которые я обратил внимание ещё вчера, — специально выдвинутом для экзекуции, сидел Скотчи Лавелль. На нём была доходившая до лодыжек шёлковая ночная рубашка. Ноги без обуви. Его посадили лицом к зеркалу. Палач хотел, чтобы он увидел свою смерть.
