Ева осторожно шла по тропинке, усыпанной лепестками акации. Она извинилась перед своей ученицей и ее мужем, объяснила, что у нее в Абрамцево свои дела - они отправились в парк, а Ева решила проведать отца Гордея Руднева.
Заросший седой щетиной старик сидел на скамеечке во дворе покосившегося деревянного дома, курил самокрутку.
- Мне нужен Иван Руднев! - крикнула Ева через забор. - Это не вы будете?
- Ну, я… Входи, дочка, собак у нас нету.
Вблизи было видно, что старик не промах по части крепких напитков: обрюзгшее, испитое лицо, синие мешки под глазами, трясущиеся руки. Он казался значительно старше своих лет.
- Я занимаюсь социальным обеспечением, - сказала Ева. - Проведываю одиноких пожилых людей, выясняю их материальное положение.
- А-а… - равнодушно пробормотал старик, щурясь от едкого дыма.
- У вас есть жалобы?
- Пенсия маловата. Дом валится, а починить не на что. Он мне от матери достался, в наследство. Жена выгнала… вот я с тех пор сюда и переселился. Работал на железной дороге, ремонтником. А теперь едва перебиваюсь.
- Дети у вас есть? - спросила Ева.
- Сын. Большим человеком стал, в Москве живет. Только он мне не помогает, обиделся. И жена обиделась. Не признают они меня. Катька, неблагодарная баба, за водку меня поедом ела! - распалился старик. - Будто рабочему человеку и выпить нельзя! Забыла, как я ее, голодранку, у себя в бараке поселил, женился на ней. Потом барак снесли, нам полдома дали. А она меня выгнала!
- Почему вы свою… бывшую жену называете голодранкой?
- А кто она есть? Работала продавцом в магазине, комнатушку снимала - половину зарплаты приходилось за жилье отдавать.
- Так она не здешняя?
- Катька-то? - старик Руднев выпустил из щербатого рта облако вонючего дыма. - Знамо дело, не тутошняя! Чего бы она у чужих людей угол снимала? Приезжая она.
- Откуда?
Старик почесал затылок, сделал пару затяжек.
- Запамятовал я… То ли из Березова, то ли из Березовки. Я ее так и называл: «чурка березовая»! - он сипло засмеялся. - Пацана бирюком вырастила, он со мной, родным папашей, разговаривал свысока. Я, вишь, для них пьяница, алкаш, значит. Они меня стыдились, а как Гордей школу окончил, Катька со мной развелась. Ни ответа, ни привета с тех пор!
Он сердито дымил, а Ева обдумывала очередной вопрос.
- У вас еще родственники есть?
- Не-а, - помотал давно не стриженой головой Руднев. - Я один, как перст, остался. У Катьки сестра была старшая - померла. Племянницы есть, дочки ее: они в Волоколамске живут. К нам ни разу не приезжали, только открытки слали… на Новый год. А больше родни нету.
Подул ветер, и на траву снегом полетели лепестки отцветающих акаций.
- Вы в колдовство верите? - вдруг спросила Ева.
Старик закашлялся, долго протирал слезящиеся глаза.
- Ни в бога, ни в черта! - хрипло сказал он. - Какое еще колдовство? Тьфу! Если что померещится, у меня одно лекарство - стакан водки.
Ева не сдавалась. Не может она уехать ни с чем!
- А в молодости… слышали о колдунах, ведьмах? Жили у вас в Абрамцево бабушки, которые гадали, ворожили, от болезней заговаривали?
Руднев уставился на Еву, как на умалишенную.
- Тебе что, ворожка нужна? Жениха увели? Или в девках засиделась?
- Похоже на то, - притворно смутилась она.
- Тут я тебе не помощник. Про ведьмаков да оборотней только в сказках читал, и то давно было.
Скрывая глубокое разочарование, Ева попрощалась со стариком. Он привстал, крикнул вдогонку:
- А пенсию-то мне добавят?
Она, не оборачиваясь, махнула рукой - понимай, мол, как хочешь. Ускорила шаг. Ей нужно было еще успеть в школу, где учился Гордей Руднев.
Несмотря на субботний день, в школе проводили консультации по предстоящим экзаменам, мыли окна, убирали пустые классы. Несколько учителей, которых ей удалось застать, Руднева не знали. Сколько лет прошло… Вопрос о колдунах привел педагогов в изумление. Проживали в Абрамцево доморощенные экстрасенсы и народные целители, как и везде. Только кто же их всерьез принимает?
Из школы, совсем поникшая, Ева отправилась разыскивать улицу, где до переезда в Москву жили Рудневы. Дом был деревянный, на двух хозяев. Половина Екатерины Максимовны сразу бросилась в глаза заколоченными ставнями, травой по пояс во дворе. А в другой половине, как говорил Смирнов, жила одинокая женщина-пенсионерка.
Она увидела Еву через окно, вышла на крыльцо и крикнула:
- Катя к сыну уехала! А вы кто ей будете?
- Я дом купить хочу, - солгала Ева. - На вашей улице никто не продает?
Пенсионерка обрадовалась: хоть с кем-то удастся поговорить. Телевизор да радио - плохие собеседники.
- Заходите ко мне! - радушно пригласила она. - Я вас чаем угощу.
Она накрыла стол в просторной комнате с деревянными стенами. В углу белела печка. Диван с множеством вышитых подушечек соседствовал с самодельным буфетом, за стеклами виднелась гжельская посуда. Пахло лавандой и лампадным маслом.
Ева хвалила чай. Хозяйка улыбалась, потчевала гостью крыжовенным вареньем, пирожками.
- Из печки-то они совсем другого вкуса!
Слово за слово, заговорили о Рудневых.
- Катя со своим мужем не ужилась. Пил он, ругался, денег не давал - пришлось разойтись. Он к своей матери подался, а она тут осталась. Сын у них вырос хороший, толковый парнишка. Отца, правда, недолюбливал. Так тот и не заслужил любви-то!
Соседка говорила много, но все это уже было Еве известно.
- Если дом покупать, так у хорошего человека, - сказала она. - Руднева вам нравится?
- Мы рядом, почитай, двадцать лет прожили и ни разу не поскандалили. С Иваном у них ссоры случались, чуть ли не до драки. Но он, когда напьется, будто с цепи срывается. Трезвый - смирный, а пьяный - дурной! Нет, я на Катю пожаловаться не могу. Славная она баба… только замкнутая очень, вся в себе. Мы, бывало, вот так на стол соберем - чайку, оладушек, наливочки вишневой, она выпьет и молчит, молчит. Будто сама себе в душу глядит. Я болтаю без умолку, а Катя только кивает. Ой, а разве она дом надумала продавать?
- Мне ваш адрес дали в агентстве, - неопределенно ответила Ева.
Пожилая дама не поняла, что к чему, но виду не подала. Негоже выдавать свое невежество.
- Еще чайку? - предложила она.
Ева поблагодарила и отказалась.
- Меня друзья ждут. Они на машине. Если опоздаю к назначенному времени, уедут без меня. Придется электричкой добираться.
Вопроса о колдунах Ева, наученная горьким опытом, решила соседке Рудневых не задавать.
***
Гордей Руднев сидел у себя в офисе, изучая бумаги. В раскрытое настежь окно влетал тополиный пух. Кондиционеров Гордей Иванович не любил - воздух от них становился каким-то невкусным: не то что живой, с улицы.
Он в третий раз перечитывал документ, не понимая его смысла. Да что за напасть? Руднев отодвинул от себя бумаги, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Его не покидало предчувствие беды.
- Ну, в чем дело? - спрашивал он у кого-то невидимого, кто должен был в совершенстве знать положение вещей. - Что меня гложет?
Угрозы по телефону и зловещие розыгрыши прекратились, но это не принесло желанного успокоения. Скорее напоминало затишье перед бурей. Гордей Иванович и не предполагал, как можно довести людей до грани умопомешательства обыкновенными «страшилками». Жена стала сама не своя, мать окончательно расхворалась. У него самого все валилось из рук.
- Не переживайте вы так, Гордей Иванович, - уговаривал его охранник. - Это все расчет на слабые нервы! Побалуются и перестанут. Надоест же им когда-нибудь?
Со времени своего переезда в Москву Руднев не знал более трудных месяцев.
Совсем еще юным пареньком он устроился на работу в «Мосстрой», поступил на заочное обучение в институт, прошел путь от разнорабочего до мастера. Еще до получения диплома решил основать свой строительный бизнес. Получилось. Начинал вместе с опытным подрядчиком, набирался опыта, из кожи вон лез, чтобы выжить в острой конкурентной борьбе, удержаться на рынке строительных услуг. Его фирма «Маркус» вставала на ноги, росла вместе с ним. Через пару лет он купил себе квартиру в Кузьминках, смог отсылать матери деньги на жизнь, потом… В общем, бизнес у Руднева пошел. Он сумел заработать кое-какой капитал, выстроил в Хотьково дом, предлагал Екатерине Максимовне переехать туда жить, да она отказалась наотрез. Дескать, не привыкла она к таким хоромам и боязно одной, на отшибе - ни людей знакомых рядом, ни соседей.
Женитьба не входила в планы Руднева. Ссоры родителей, отвратительные сцены скандалов, доходящих до рукоприкладства, отбили у него охоту помышлять о браке. Зачем осложнять себе жизнь? Разве ему плохо одному? Женщина для постели при его деньгах всегда найдется, а связывать себя семейными узами, не зная наверняка, чем это может обернуться, - просто безрассудство.
Ирину он встретил случайно. Гордей Иванович никогда не увлекался женщинами вот так, с ходу, с первого взгляда. Ирина поразила его своей особенной, броской красотой, густыми длинными волосами, глазами - бездонными озерами. Молодая и одновременно умудренная каким-то тайным, недоступным ему опытом, она сразила его, покорила сердце убежденного холостяка. Замирая от нахлынувших переживаний, Руднев решился и пригласил Ирину за свой столик. Он хорошо понимал, какую жизнь вела и, возможно, продолжает вести такая девушка - танцовщица, выступающая полураздетой в ночных клубах. Но ему стало вдруг все это неважно… кто она, чем занималась и занимается, что кроется за ее отработанной улыбкой, движениями и манерами, какие «приключения» привели ее на сцену столичных увеселительных заведений. Ему было наплевать! Лишь бы Ирина ответила ему взаимностью.
