Ознакомительная версия.
От осознания того, что бывают такие непорядочные люди, Бельман сам почувствовал себя несравненно выше и чище. Он гордо выпрямился и расправил грудь.
— А не могли бы вы описать мне ее мужа поподробнее? — попросила Лариса.
Бельман мог все, что угодно, особенно после ста граммов водки.
— Я бы назвал его стильным, — задумчиво сказал он. — Насчет длинных волос я уже говорил, по плечи будут. Кожаная куртка, сразу видно, фирменная. Бородка, усы… Да, совсем забыл — с зубами у него беда.
— Это почему же?
— Носит какой-то пластырь, лечит зубы по-японскому методу. Я ему говорю — сходи к дантисту! Уж женушка-то может раскошелиться… Еще золотые коронки у него на клыках, тоже, наверное, по приколу. Бывают же чудики! — Андрей засмеялся.
Вероятно, себя он считал воплощением здорового консерватизма и здравого смысла.
— Зачем же такой продвинутый человек лечит зубы методом, который не оправдывает себя?
— Да откуда я знаю! Прикольно, наверное, просто, и все… Иначе выдернул бы их на фиг! А так рисуется, мол, боль терплю ради моды.
Ларисе показалось все это очень странным.
— А вы знаете настоящую фамилию Николаевой? — спросила она. — Насколько я знаю, это ее литературный псевдоним.
— Не знаю, — покачал головой Бельман. — Да и никогда особенно не интересовался. Мне лишь бы человек был хороший! Так что я и говорю — не умеют бабы писать! — неожиданно заключил Бельман.
— Что же, совсем ни одной талантливой писательницы нет в вашей среде? — подивилась Лариса.
— Да можно сказать, что нет. Владка, правда, пыжится там чего-то… Она больше по стихам загоняется. Они у нее, на мой взгляд, загонные чересчур, но некоторые есть по приколу.
— Влада? — заинтересовалась Лариса.
— Ну да, Альтова. Да вы ее видели наверняка в воскресенье. Такая неформалка, она еще с Васькой Державиным приходила.
— Она поэтесса? — несколько удивилась Лариса. — И что, ее стихи публикуют?
— Да нет! — Бельман пренебрежительно махнул рукой. — Она только корчит из себя Сафо. И всем говорит, что она бисексуалка, — добавил Бельман. — Да она стихи-то свои под наркотой исключительно пишет. И важно так заявляет, что для себя. Мол, это настоящее искусство, и я не хочу, чтобы их публиковали под чужим именем.
— А на что она живет?
— Да хер ее знает, — неожиданно грубо высказался Бельман и, бросив быстрый взгляд на бутылку с водкой, добавил: — Извините, пожалуйста. Так мало того, эта дура еще и в Питер собралась! — радостно сказал он. — Ну, это и понятно — там наркоты море, и вообще, простор для таких, как Владка. Я ее как раз сегодня утром на вокзале встретил, она возле вагона стояла. Ее еще дружок провожал, долговязый рок-музыкант, прыщавый такой, я не знаю его имени. Ну, поболтали о том о сем, я ее на поезд посадил, потом пошел купил пива, а дальше вы знаете сами… Я еще подумал — не к добру я ее встретил, и вот вам, пожалуйста! Пива-то нет! И пальто новое, чистейшее, в луже вымазал! — запричитал Бельман, вновь начав сокрушаться по поводу безвозвратно потерянной бутылки пива.
Лариса в душе пожалела его, но посчитала, что ущерб и так компенсирован ему достаточно. Она раздумывала, стоит ли говорить Андрею о том, что у Державина убили жену, и решила, что нет. Вряд ли он мог бы сообщить что-нибудь по этому поводу. Вместо этого она решила поинтересоваться другим вопросом:
— А писательница по имени Юля Костикова вам знакома?
— Как, Костикова? — переспросил Бельман. — Да вроде нет, не слыхал о такой.
— Она, кажется, родилась в Дольске.
— Нет, точно не слышал. Хотя их сейчас развелось, как не знаю кого, но я бы непременно узнал. Я же человек общительный… — напомнил он.
К этому времени зразы были съедены, пиво и водка Бельманом благополучно выпиты, и Лариса решила, что пора заканчивать столь приятную встречу.
Бельман, конечно, с удовольствием посидел бы еще и даже не отказался бы еще выпить и закусить, но Ларисе было уже пора.
— Вы, пожалуйста, заходите к нам в издательство, — пытаясь взять ее под руку и повисая на ней, говорил Бельман, когда они выходили из кафе. — Приятно встретить компанейского человека, тем более такую шикарную женщину! Может быть, мы встретимся с вами как-нибудь у Макушкина? Он, правда, с бабкой живет, но она глуховата и из своей комнаты не выходит почти…
Ларису, однако, такая перспектива абсолютно не прельщала, но чтобы не обижать хорошего человека, она ответила неопределенно. Она благосклонно записала телефон Бельмана, который тот пробурчал ей нетвердым языком, остановила машину, затолкала туда писателя и, пожелав ему счастливого пути, посчитала свою миссию законченной.
Вернувшись домой, Лариса первым делом позвонила капитану Карташову.
— Добрый день, — поприветствовала она его.
Он в ответ пробурчал что-то нечленораздельное, из чего Лариса заключила, что зубная боль продолжает терзать бравого капитана и он совсем не рад ее звонку.
— Я звоню вам по делу, у меня к вам просьба, — начала она с места в карьер. — Выясните, пожалуйста, все данные на некоего Чернышова Дмитрия Анатольевича, примерно двадцати семи лет от роду. Я думаю, что это поможет пролить свет на дело Татьяны Державиной.
— Хм… Лариса Викторовна, а вы можете выражаться яснее? — раздраженно проговорил капитан. — Объясните, за каким чертом я должен копаться в данных какого-то Чернышова?
— Я пока не стану ничего объяснять, — ответила Лариса. — Хочу только заверить вас, что это важно. По-моему, я вас еще ни разу не подводила.
В ответ ей прозвучало какое-то мычание, означающее согласие и одновременно выражение страданий от зубной боли.
— Ладно, выясню, — помолчав, сказал Карташов и с сарказмом поинтересовался: — Больше указаний нет?
— Пока нет. Хотя… Вы наверняка уже проверили некую Юлию Костикову? Ну, ту самую, о которой говорил Державин как о сумасшедшей.
— Проверили, но дело в том, что она прописана по старому адресу в Дольске, а там не проживает. Где она, никто не знает. Даже ее мать.
— Понятно… Ну что ж, если у меня появятся какие-нибудь соображения, я позвоню вам.
— Конечно, звоните, — ответил Карташов и повесил трубку.
Закончив разговор с капитаном, Лариса прошла в кухню. Есть ей совершенно не хотелось, но почему-то мучила жажда.
Достав из холодильника апельсиновый сок, она налила себе полный стакан, не спеша выпила его и задумалась над тем, что делать дальше. Ее очень интересовала фигура Юлии Костиковой, и она подумала, что съездить в Дольск, несмотря на то что, по словам Карташова, они уже проверили ее мать, будет нелишне.
Времени было два часа дня, так что она вполне могла успеть сегодня в Дольск. Тем более что Евгений так и не появился.
«Поеду, — решила Лариса. — Нечего зря время терять!»
Она прошла в свою комнату и положила в сумку несколько мелких вещей, которые могли пригодиться ей в дороге. Выходя, она столкнулась с Настей. Та была в наушниках и казалась совершенно поглощенной музыкой. Матери она лишь кивнула и прошла дальше.
— Настя! — Лариса взяла дочь за руку.
Та вопросительно посмотрела на нее и сняла наушники.
— Мне придется уехать сегодня по делу.
— Ты не придешь ночевать? — спросила Настя.
— Нет, не приду, у меня срочные дела. Я тебя прошу, если папа появится, попроси его завтра никуда не ходить вечером.
Ларисе хотелось поговорить с Котовым и окончательно решить вопрос о его пребывании в доме.
Настя утвердительно кивнула и пошла в кухню. Лариса поправила сумку на плече и вышла из дома.
Дорога в Дольск заняла у нее пять часов. Шоссе было по российским меркам весьма приличное, и серебристая «Вольво» на отдельных участках трассы могла развивать даже до ста двадцати в час.
Она въехала в районный центр около восьми часов вечера, когда уже было темно. Город произвел на нее удручающее впечатление. Повсюду была цементная пыль. Она буквально стояла в воздухе и оседала на одежде. Даже запах в городе был какой-то другой, нежели в Тарасове. Это объяснялось тем, что здесь находился крупный цементный завод, на котором, собственно, и работало подавляющее большинство его населения.
Внешне Дольск производил впечатление большой деревни. Среди изб и высотных зданий, разбросанных странным винегретом, изредка поблескивали вывески с явно чуждыми окружающему пейзажу названиями типа «Кодак» и «Кока-Кола». Вместе с тем выделялись особняки местной знати, отличаемые по псевдорусским узорам наличников, конькам на крышах домов. В них была претензия на европейский лоск и желание показать свою русскость.
Улица Цементная, на которой и проживали Костиковы, была очень темной — единственный фонарь на углу освещал большое пространство своим тусклым светом. Остальные же фонари были методично отстреляны из рогаток местной шпаной.
Ознакомительная версия.
