Моя работа была неплохой по сравнению с тем, что мог получить тринадцатилетний негритянский мальчик в те годы в Порт-Бови. Встречались добрые милые англичане, некоторые из них были просто жертвами экономического спада, который дал британской армии значительное подкрепление. Я подметал очень тщательно, потому что боялся потерять работу, и, если находил в пыли кусочек сверкающего металла, поднимал его и клал обратно на верстак.
Следующим важным этапом в моей жизни стал момент, когда я начал различать, какие металлические детали нужно было возвращать на участок телефонов, а какие – на участок пишущих машинок. Вскоре у нас появился новый уборщик, а я получил повышение и стал прислугой – подносил чай, иногда подавал ящики и, если очень везло, брал в руки отвертку или переставлял пишущую машинку.
Я очень хорошо запомнил день, когда началась война. Было третье сентября, девятнадцать тридцать девять. Как мы ликовали! Англичане ликовали тоже и были счастливы, что мы ликуем, но они не знали, что было причиной нашей радости. Мы надеялись, что англичане уйдут на войну и оставят нас в покое. Сначала мы были разочарованы, потому что появилось больше солдат и больше гражданской прислуги. Пришли американцы и реконструировали порт, так что туда могли заходить большие суда. И все время прибывали корабли, люди, самолеты, возникали новые учреждения, росло количество требующих заполнения бланков, отчетов, заказов.
– И понадобилось больше печатных машинок, – продолжила я.
– Именно. А к этому времени я уже научился их ремонтировать.
– А после войны?
– Думаете, стало меньше печатных машинок? Нет, мисс Смолвуд, армии несут потери, но службы только разрастаются. К 1947 году в стране уже было столько всяких машинок, что английские власти приглашали специалистов по их обслуживанию из разных компаний. К тому времени я стал квалифицированным мастером по ремонту. У меня было несколько бланков, и с помощью лучшей в стране пишущей машинки я решил попытаться подписать контракт. Я напечатал очень красивое заявление и подписал его как начальник отдела по заключению договоров. Все остальные компании, претендующие на контракт, были английскими, и мои условия было гораздо мягче, чем их. И, что очень важно, я предлагал скупать у них списанные машинки, которые пришли в негодность по европейским стандартам, но могли быть починены, если потратить на них столько времени, сколько тратил я.
– А англичане разозлились, обнаружив, что подписали контракт с одним из своих подчиненных?
– Точнее сказать, изумились. Но к тому времени я уже очень хорошо говорил по-английски. И я всегда был в хороших отношениях с работниками мастерской, никто из них не хотел начинать свое дело, поэтому все прошло гладко. Когда англичане ушли, я был уже богат. Мою кандидатуру выдвигали в новый парламент. И поскольку я никогда ничего общего с политикой не имел, то каждый считал, что я на его стороне. И я прошел. Вот как все просто.
– По вашим словам, да, – согласилась я.
– Ну, конечно, я пропустил некоторые нелицеприятные детали.
– Какие именно?
– Когда богатые белые солдаты живут одни, без своих женщин, среди голодающего населения, неизбежно происходят трагедии. Такие вещи не изгладились из памяти и продолжают калечить психику наших людей.
– А оружие, которое вы хотите купить, оно тоже из серии нелицеприятных деталей?
– Да. Конечно.
– Убивать людей – это поможет?
– Сомневаюсь, но я не собираюсь ни в кого стрелять. Оружие – просто символ, гиря на одной чаше весов, вторая чаша которых уже несправедливо перетянута.
– И кто же сейчас держит палец на весах?
– А вот и кальмар. Жестоко держать их в контейнере, говорите вы. Может, вы и правы, но я с удовольствием прожую каждый кусочек. И если в скором времени меня постигнет их участь, останется только надеяться, что кто-то тоже получит удовольствие от каждого кусочка. Майонез? Спасибо, да. Майонез дополнит вкус. – И вдруг он улыбнулся. – Веселее, мисс Смолвуд. Такая красивая девушка, как вы, не должна выглядеть так озабоченно. Пусть волнуются старые уродливые мужчины, как я, например. И молодые непривлекательные мужчины, как мистер Грей. А, мистер Грей? – Он расхохотался и хлопнул Жижи по плечу.
– Боже, – отреагировал Жижи. – Да, конечно.
– Вы не ответили на мой вопрос, – сказала я Ававе.
– Что за вопрос?
– Оружие – это война, – пояснила я. – Зачем мужчинам воевать?
– Женский голос – разум, восставший против безрассудной жестокости самцов, – ответил Авава. – Мы уже слышали это, мисс Смолвуд. Но женщины не умеют так объединяться, как мужчины. Женщины не столь терпимы, как мужчины, но в делах женщины более беспощадны, чем мы.
– Ну, это общие слова, – возразила я. – Приведите пример.
– Я могу вести доказательство только от противного, – начал Авава. – Разве не убеждает, что нет ни одной известной компании, во главе которой стоят только женщины? Когда меня упрекают в предубеждении против женщин, я спрашиваю: есть среди ваших знакомых хоть одна женщина, которая когда-либо прибегала к услугам женщины-адвоката или женщины-архитектора? Было время, когда у меня, например, работали и та, и другая. Нет, хотите знать, кто самый ярый противник женской эмансипации? Это сами женщины.
– Вы снова уходите от ответа, – заметила я. – Ну, прямо как настоящий политик, не так ли, Жижи?
– Не впутывай меня, старушка, – сказал Жижи. – Я материально заинтересован в том, чтобы аргументы мистера Ававы победили.
– Почему вы должны проигрывать или побеждать? – удивилась я. – Почему нельзя обойтись без состязания?
– Милочка моя, – начал Авава. – Мы живем в обществе, где все состязаются друг с другом. Это сущность нашей системы. Капитализм производит самые лучшие автомобили и холодильники…
– … и пишущие машинки.
– Да. И пишущие машинки. И оружие. Каждый соревнуется со своим товарищем. Вы убеждаете человека: «Покупай этот автомобиль, потому что он быстрее, ты станешь сильнее, влиятельнее, будешь казаться более мужественным, желанным, чем твой сосед». А затем вы же ему и говорите: «Но не разгоняйся на своей машине, и при виде своего соседа не пытайся обогнать его, чтобы доказать свое превосходство». Конечно же, мир начинает сходить с ума. Две разные установки и нерегулярность наказания за каждое нарушение – именно так добиваются появления у обезьяны язвы желудка.
– А какое это имеет отношение к оружию? – спросила я.
– Логическое завершение состязания – физическое противостояние. – Он заулыбался. – Для личности существует две формы чисто свободного предпринимательства: проституция (пассивная форма) и ограбление со взломом (активная форма). – Повернувшись к Жижи он спросил: – Что вы на это скажете, Грей?
– А что я, сэр? Везде проституция, если хотите знать мое мнение. Везде грех.
Жижи не был таким идиотом, каким ему хотелось казаться: он все время очень внимательно слушал Ававу, но при этом не переставал валять дурака.
– Итак, мисс Смолвуд, – продолжал Авава, – конечным результатом всемирного предпринимательства является технология, а конечным результатом всемирного состязания является война; ipso facto:[2] технологическая война.
– Вы циник, мистер Авава, – сказала я. – Итак, вы считаете, что война уничтожит всех нас?
– Ну, может, люди достигнут какого-то политического компромисса, который повлияет на неупорядоченные устремления к состязанию, которые мы сегодня не сдерживаем. В Европе уже была сделана попытка создать межнациональные организации, и ООН нельзя отказать в некоторых блестящих победах. В Африке, надеюсь, тоже будет расширяться политический кругозор.
– Да что вы! – запротестовала я. – И недели не проходит без какого-то нового передела Африки. Федерацией там и не пахнет.
– Разделяй и властвуй – вот философия великих наций, мисс Смолвуд, и их власть и влияние огромны. Никто из них не хотел бы видеть на политической арене Федеративные Штаты Африки.
– Но вы собираетесь что-то сделать?
– Философия, мисс Смолвуд, как и благотворительность, должна начинаться прежде всего дома.
– Даже философия убийства?
– Не исключено, мисс Смолвуд, хотя, как я вижу, вы не совсем согласны.
– Я не за и не против. К счастью, не мне принимать решения, но это не отразится на моем разговоре с дядиными друзьями, если вы этого опасайтесь.
Авава вежливо поклонился.
– Ваш бифштекс остынет, мисс Смолвуд, – напомнил Авава. – Соус «Бернез»? – предложил он мне. – Прямо на бифштекс?
– Да, – сказала я. – Прямо на бифштекс. – Ягненку все равно уже не помочь.
Полчаса я провел в своем номере, читая деловую информацию «Таймс» и потягивая из бокала, как вдруг ворвался Боб с сообщением, что Лиз нашла жертву, полностью готовую к употреблению.
