«Ошибку допустил, — терзался теперь Вершинин. — Надо было оставить его под любым благовидным предлогом здесь. А вообще-то интересно бы узнать, к кому он сейчас направился, кому первому он расскажет о моем визите».
Решив, что сделанного не вернешь, Вячеслав удобно устроился за столом и начал изучать материалы.
Они открывались отпечатанным на машинке письмом из двух листов. Оно адресовалось в главк и, судя по штемпелю на конверте, было опущено в местном почтовом отделении.
«Кто такой Кулешов И. А.?» — гласило заглавие письма. Дальше безымянный автор писал:
«Вот уже десять лет заводом руководит И. А. Кулешов. Он на хорошем счету у начальства. Всех устраивает, что план выполняется и завод занимает второе место в отрасли. На самом деле это сплошная показуха. Пользуясь связями с начальством, которые Кулешов создает с помощью коньяка, организации отдыха нужных людей и их семейств в пансионате завода, он добивается занижения плановых заданий, допускает приписки, отчитывается фиктивными показателями. На заводе каждый месяц происходят несчастные случаи с рабочими из-за нарушений правил техники безопасности, однако они в отчетности не указываются. Погиб рабочий Федосов, а кто был наказан? Кулешов всю вину свалил на других. Он окружил себя любимчиками, которым по каждому поводу и без повода раздает премии и квартиры. Так, по итогам последнего полугодия он премировал месячным окладом своего друга и собутыльника — заместителя начальника конструкторского бюро Бродова, который организовывает ему рыбалки, главного энергетика Федорова, который на работе-то бывает не больше часа в день, сборщика девятого цеха Курепина, починившего ему импортный спиннинг. Честных людей он притесняет, выживает с завода. Вынужден был уйти заместитель главного инженера Собачкин. Его съел Кулешов с приятелями. Таких, как Собачкин, ушло много. Хорошие кадры на заводе не задерживаются, потому что они выступают против поведения Кулешова. Он и его любимчики каждую неделю организовывают пьянки и оргии. Последний раз допились до того, что директор заснул, уткнувшись мордой в винегрет, а остальные, в том числе и женщины, валялись вповалку. У Кулешова есть несколько любовниц, одна из них — Ефремова, заместитель начальника планового отдела. Такой человек, как Кулешов, не имеет морального права занимать ответственную должность и руководить людьми. Прошу немедленно принять меры. Искренне болеющий за интересы производства».
Вершинин перевел дух. Профессиональным взглядом он сразу отметил характерные особенности пишущей машинки: слабо выбитая средняя часть буквы «р» и несколько расплывчатое, как бы двойное изображение буквы «к» — маленькой и заглавной. Видимо, расшатался держатель буквы.
«Злое письмо, — подумал он. — Исключительно злое. Чтобы написать такое письмо, надо или действительно по-настоящему болеть за интересы производства, или ненавидеть Кулешова лютой ненавистью».
Уже при первом знакомстве с письмом Вершинин заметил, что автор искажает ряд фактов и, в частности, факт смерти рабочего Федосова. Это было как раз то самое дело, с которого началось его знакомство с Кулешовым.
Следом за письмом был подшит приказ генерального директора объединения о создании специальной бригады для проверки. Руководителем назначили главного инженера объединения Ракова, в состав бригады вошел начальник отдела кадров Комлев и другие специалисты различного профиля, всего девять человек. Все они обладали большим опытом и, судя по собранным материалам, потрудились добросовестно. Не ограничиваясь фактами, указанными в анонимном письме, комиссия проверила всю финансово-хозяйственную деятельность предприятия за пять лет.
Выводы комиссии показались Вершинину странными. Каждый специалист в отдельности опроверг доводы анонимщика, однако в общем заключении большое внимание уделялось деталям хотя и малозначительным, но бросавшим тень на Кулешова. Серьезных нарушений хозяйственно-финансовой деятельности комиссия не обнаружила. План выполнялся, хотя иногда и с большим трудом. Однажды его даже пришлось корректировать в сторону занижения, и вышестоящая организация согласилась с этим. Такое положение было вызвано недопоставкой дефицитных деталей, что произошло по вине объединения. Комиссия отметила это, но поставила директору в вину отсутствие собственной инициативы, ибо, по ее мнению, имелись и другие пути к ликвидации срыва выполнения плана, в частности получение нужных деталей с предприятий, связанных с заводом сельхозмашин прямыми договорными обязательствами. Утверждения Кулешова о том, что такие попытки предпринимались, комиссия в расчет не приняла.
Технический инспектор, участвовавший в проверке, изучил состояние техники безопасности на заводе. Он установил, что сообщение автора о ежемесячных несчастных случаях не соответствует действительности. Они происходили, но значительно реже. Вершинин, к своему удивлению, нашел в материалах и копию обвинительного заключения, составленную им по делу о смерти рабочего Федосова. Красным карандашом в ней были подчеркнуты строки об отсутствии вины работников завода. Несчастные случаи, о которых сообщал автор письма, никто и не пытался скрывать. Дотошный инспектор все же нашел два несчастных случая, не зарегистрированных как связанные с производством. В первом из них потерпевший оказался на работе пьяным, во-втором — пришел в цех в чужую смену и без разрешения. Несмотря на яростное сопротивление заместителя главного инженера Собачкина, написавшего несколько рапортов, в обоих случаях признавалась совместная вина предприятия и рабочих. Собачкин же, ответственный за соблюдение правил техники безопасности, умудрился не включить их в отчетность. Комиссия поставила это в вину Кулешову, хотя он еще до проверки наказал заместителя главного инженера. Кстати, тот в течение года получил в общей сложности три обоснованных взыскания и уволился по собственному желанию.
Правильность премирования Бродова, Федорова и Курепина также не вызывала сомнений. Курепин, например, выполнил личный план на 127 процентов и только за один год внес три ценных рационализаторских предложения. В заключении констатировалось, что он действительно починил директору спиннинг, но сделал это в нерабочее время, так как сам оказался заядлым спиннингистом и ему доставляло удовольствие повозиться с заграничной конструкцией.
И хотя всякая связь между получением премии и починкой спиннинга отсутствовала, в выводах сквозило осуждение такому поступку, как злоупотребление служебным положением. Особое место заняла проверка сигналов о моральном облике Кулешова. Ее проводил Комлев. Он все проверял скрупулезно. Факты систематических пьянок не подтвердились. Кулешов встречался кое с кем из сослуживцев в свободное время и отмечал с ними ряд торжественных событий. Эти встречи проходили в рамках приличия, и присутствующим не приходилось видеть на физиономии директора остатков свеклы, лука или капусты.
Комлев взял объяснение и у заместителя начальника планового отдела Ефремовой. В резких выражениях она отказалась обсуждать свои отношения с кем бы то ни было и потребовала оставить ее в покое. К этому вопросу проверяющий больше не возвращался.
Результаты проверки комиссия рекомендовала обсудить на коллегии объединения. Стенограмма заседания коллегии была приложена.
Первым делом Вершинин заинтересовался позицией Мартьянова. Отметив кое-какие недостатки в организации производства завода, тот вместе с тем похвалил Кулешова, назвав его отличным организатором. Генеральный директор выступил первым и, таким образом, дал соответствующее направление всему обсуждению. Его поддержали и большинство присутствующих. Решением коллегии анонимное письмо было признано неподтвердившимся.
«Почему он все-таки выступил первым? — подумал Вячеслав, — ведь председательствующий, обычно, делает это в заключение. Видимо, с самого начала ему хотелось пустить обсуждение в нужное русло. Следовательно, были причины опасаться другого. Какие же? Кого или чего он опасался? Необъективности? А может, просто из дружеских соображений решил взять Кулешова под защиту?»
Однако Вершинин тут же усомнился в этом. После знакомства с Мартьяновым у него сложилось мнение, что из дружеских соображений тот не станет скрывать неблаговидных поступков.
Эпопея с первым письмом, хотя и закончилась благополучно для Кулешова, заняла больше двух месяцев.
Прошло четыре месяца. И снова, теперь уж в министерство, поступает почти аналогичная жалоба, отпечатанная на машинке с такими же дефектами. Она носила еще более злобный характер. Исчезла и подпись «искренне болеющий за интересы производства». Зато появилось кое-что новое. Автор обрушился на Мартьянова, утверждая, что тот поддерживает и даже покрывает недостойное поведение Кулешова, так как получает от него дорогие подарки. Они были даже перечислены. Последствия тут же не замедлили сказаться. Теперь проверку проводила совместная комиссия главка и объединения, которую опять почему-то возглавлял Раков. Ее выводы стали более категоричными и определенными, каждый мелкий недостаток преподносился как отрицательный стиль руководства. Существенных нарушений комиссия снова не выявила, но в своем заключении сослалась на безымянного автора письма в качестве доказательства аморального поведения директора. Вскользь были упомянуты и его взаимоотношения с Ефремовой.
