— Вы вероятно помните, что предводителем Раббаха после Махди, и даже его приемным отцом был Зобейр Паша, — сказал Укуба. — Основатель рода Зобейров был самым отвратительным работорговцем во всей истории человечества, мистер Уайльд. Даже более мерзким, чем ваш собственный Джон Хоукинс.[21] Мой Зобейр — его потомок. Он мой помощник, моя правая рука.
Зобейр поклонился.
— Добро пожаловать в Центр Вселенной.
— С удовольствием, — откликнулась Синтия Борэйн, но тут же во всеуслышание добавила: — Надеюсь.
Уайльд смотрел, как Последователи Бога рассеиваются, направляясь в лес, в поле, в свои хижины. Есть ли у них какое-нибудь оружие? — спросил он себя. Но с какой стати? Конечно, его здесь не может быть. Но Эме Боске оказалась убита.
— Это мисс Синтия Борэйн, — тем временем Укуба говорил Зобейру. — И ее секретарь, мистер Конрад Ломан. Ты конечно помнишь, Зобейр, мы их ожидали.
— О, конечно, мой Бог. А кто этот джентльмен?
— Это мистер Джонас Уайльд. Он появился без предупреждения. Кажется, его прислала Эме Боске.
Уайльд не меняя заинтересованного выражения лица молча проклял борбор: он все еще был не в состоянии точно определить, действительно ли глаза Зобейра сверкнули, или ему показалось.
— Вы что-то говорили о том, что мы сможем поесть, когда прибудем на место, — вмешался Ломан.
— Зобейр позаботится о вас, — ответил Укуба.
— А вы не будете есть? — удивилась Синтия Борэйн.
— Увы, дитя мое, в моем возрасте приходится отказываться от столь многих телесных удовольствий. Приходится выбирать то, что позволяет сохранить силу для более важных задач. Я буду есть в одиночестве. Но скоро вновь присоединюсь к вам.
— Пойдемте, — Зобейр повел их прочь от вертолета по спекшейся грязи к самой большой из травяных хижин, видимо служившей местом собраний, потому что около двери там висел массивный железный треугольник. После полуденного солнца всем показалось, что они вошли в абсолютно темное помещение, этот контраст, вкупе с умолкнувшим свистом ветра и спертым воздухом в помещении оказал прямо-таки поразительное действие. К тому же на вошедших немедленно навалилась целая туча москитов, которые принялись жестоко язвить их. Когда глаза немного привыкли к полумраку, стало видно, что в хижине не было никакой мебели, если не считать груды одеял в углу. Зато помещение оказалось больше, чем Уайльд предположил, глядя снаружи, и задняя стена скрывалась в темноте.
— И что же, — возмутилась Синтия Борэйн, — вот за это я заплатила тысячу фунтов?
— Здесь, в Центре Вселенной, — ответил Зобейр — нас волнует состояние сознания, а не тела. Но мы знаем, что тело должно быть достаточно сильным, чтобы питать сознание. Садитесь, прошу вас.
— Что, прямо на землю?
Зобейр решил показать пример, и уселся, скрестив ноги.
— Земля — источник всего сущего, всего добра и всего зла в этом мире.
— Что ж, мы и так уже зашли достаточно далеко… — Синтия Борэйн опустилась на землю и хлопнула себя по щеке, размазав кровь по бледной коже.
— Вы уверены, что нас должны сожрать в первый же момент? Вот что я скажу вам, мистер Зобейр. Я не имею ничего против ночевки под открытым небом, но будя я проклята, если позволю этим ненасытным тварям растерзать себя!
— Они скоро привыкнут к вашему вкусу и будут меньше липнуть, а вы привыкнете к укусам и перестанете замечать их. — Зобейр хлопнул в ладоши, и в хижине появились двое Последователей, несущих большое глубокое глиняное блюдо. Уайльд решил, что это были женщины, и скорее всего африканки, а вот третья фигура, вероятно девушка, шедшая следом, держа в руках кувшин, окинула его пристальным взглядом голубых глаз. Блюдо поставили перед Зобейром, кувшин рядом с ним, и три женщины вышли, мягко ступая в пыли.
— Они забыли тарелки, — возмутился неугомонный Ломан.
— Мы едим пальцами.
— Вы хотите сказать, что мы все будем рыться в одно блюде? — разорался Ломан. — Даже не помыв рук? У вас, наверно и так мало мозгов, да и те окончательно усохли!
— А что же мы будем есть? — спросила Синтия Борэйн.
— Это кускус[22] из гвинейского зерна с овощами. Но, поскольку мы не имеем ограничений, установленных устаревшими религиями, главный компонент здесь говядина, хотя обычно, как известно, с ним подается ягненок. Здесь, в Чаде, у нас есть собственная порода рогатого скота. Очень вкусного. — Он взял тремя пальцами кусок тушеного мяса и положил его в рот. — Если не хотите есть, дело ваше. Увы, мы не можем предложить ничего другого. Кроме этого вина. — Он передал кувшин Уайльду. — Попробуйте. Уверен, что вам понравится. Это меррисе, его делают из фиников. Есть еще простокваша.
— Я попробую вина, — ответил Уайльд.
Содержимое кувшина напоминало невыдержанное мюскаде,[23] смешанное пополам с шотландским виски. После хорошего глотка боль от укусов москитов почти сразу же ослабела.
— Дайте-ка мне немного. — Синтия Борэйн вытерла край кувшина рукавом и сделала длинный глоток. — Боже мой, ведь я же трезвенница! По крайней мере я так считала. — Она вручила кувшин Ломану, подняла глаза к небесам и запустила пальцы в горшок. — Совсем не плохо. Хотя, возможно, я просто слишком голодна. Ладно, мистер Зобейр, я перехожу на прием. Расскажите мне, что будет дальше.
— О, вам не будет скучно, мисс Борэйн. Здесь очень много дел. Каждому из Последователей Бога в Центре Вселенной отведена своя персональная роль; это может быть уход за скотом или обработка земли. Много времени мы проводим в обсуждениях. Они занимают наши вечера.
— Никаких медитаций? — поинтересовался Уайльд.
— Никаких, мистер Уайльд. Последователи — это коллектив, а не скопление индивидуумов. Мы все верим в плодотворность обсуждений.
— Звучит занятно, — промолвила Синтия Борэйн. — Что ж, мистер Зобейр, можете приставить меня к коровам. У моего папочки была ферма, ну, вообще-то, их у него было семнадцать, а я любила проводить там каникулы. Я люблю доить коров.
— Все произойдет в свое время, мисс Борэйн. Для начала вы как новички должны влиться духом в наше сообщество, а для этого нужно делиться. Всем, что вы имеете.
— Что ж, поехали. А вот Бабз Уолтон говорила, что у нее от одних только мыслей об этом месте по спине бегут мурашки. Такие хорошие крупные мурашки.
— Но, тем не менее, миссис Уолтон порекомендовала вам приехать сюда. Зато теперь вы сможете оценить, почему Харизм настаивал на том, чтобы вы оставили свои драгоценности в Кано. Вы почувствовали бы себя несчастной, если бы попав сюда были бы вынуждены сразу разделить со всеми нами свои украшения.
— Несчастной! Вы говорите как английский политикан.
— Но разделение своей сущности, своего сознания является наиболее важной функцией Последователей Бога, Даже наш внутренний порядок подчиняется этому правилу. Например, вы могли видеть, что в нашей деревне имеются двадцать четыре здания. То, в котором мы находимся — это столовая, а рядом расположена кухня. Имеются двенадцать зданий для наших сотоварищей, которые захотят спариваться.
— Какое отталкивающее выражение, — заметила Синтия Борэйн.
— Разве слова могут быть отталкивающими, мисс Борэйн? Слова должны использоваться для передачи значений, а когда мужчина и женщина решают, что найдут счастье, если будут лежать вместе, они образуют пару, какой бы смысл ни вкладывался в это слово.
— Я удивлен тем, что вы признаете брак, — сказал Уайльд.
— Естественно, по нашим собственным законам и с нашим собственными обрядами, мистер Уайльд. Поскольку женские особи человеческой породы могут, как правило, выносить только одного детеныша за беременность, то спаривание для человека как разновидности животного мира должно быть делом, требующим величайшей серьезности и некоторого постоянства.
— Вы, похоже, собираетесь заставить меня пожалеть о том, что я не личинка, — фыркнула Синтия Борэйн. — А что в десяти других зданиях?
— В них живут наши холостяки обоего пола. Вы, мисс Борэйн, поселитесь в одном из них в обществе трех другим женщин-новичков.
— Я буду жить в таком доме с тремя девушками?
— Конечно, ваш дом будет поменьше, — уточнил Зобейр.
— Не сомневаюсь. Так когда, вы говорили, вертолет вылетает обратно в Кано?
— Вот что меня беспокоит, — начал Ломан сказал с видом человека, пытающегося осознать теорию Эйнштейна. Если вы верите в брак и, э-э, всякие такие вещи, то почему здесь всюду не кишат ребятишки, как в большинстве африканских деревень?
— Не сомневаюсь, что Бог будет счастлив объяснить вам и это, и все остальное, что может тревожить вас. — Зобейр встал, так как дверной проем закрыла тень и в помещение вошел Укуба.
— Вам понравилась еда?
— Не ожидала этого, — призналась Синтия Борэйн, — но я действительно совершенно сыта. А с другой стороны, чем больше Зобейр рассказывает мне об этом вашем рае, тем меньше он мне нравится.
