– Если это дело у Алины выгорит, то согласна, – согласилась я, – при одном условии. Удирать будем под покровом ночи и без багажа.
– А знаешь, этот Александр сегодня приходил, спрашивал тебя. Просил номер твоего мобильного. Ты смотри, внучка, если дашь мне слово ограничиться детьми и собаками, оставив за бортом тропических животных и сектантов, я не буду против этого самого Александра.
* * *
Благодаря наличию камер в квартире Валентины Борисовны, я могла контролировать все, что там происходит. Катька приходила исправно, вела себя корректно, пока не предпринимала попыток колоть бабуле свое лекарство. Впрочем, Валентина Борисовна сама следила за этим и делала это весьма грамотно, не демонстративно. После ухода медсестры доставала из мусорного ведра ампулы и оставляла их до моего прихода: зрение у нее было слабое, а я легко могла прочитать едва различимое на ампуле название лекарства.
Мы были довольны друг другом: Валентина Борисовна не слишком утруждала меня ведением домашнего хозяйства, и что самое важное – не доверяла мне готовить, напротив, готовила сама и не выпускала из дома, если я на ее глазах не уничтожала тарелку жареной картошки или миску с пельменями. Такими темпами мне скоро искусственный живот не понадобится. Со Сволочью гулять она меня больше не отправляла, скорее всего, это действительно была только проверка. Гуляла со своим котом она сама, ранним утром и поздним вечером. Несмотря на активный прием витаминов, старушка все-таки страдала бессонницей.
Катька не вызывала в ней подобного доверия, но на чай регулярно напрашивалась, постепенно выводя старушку на откровения о ее жизни: есть ли дети, почему нет других наследников, приватизирована ли квартира. Старушка была одинока, а единственный сын… да что о нем говорить? Валентина Борисовна любила его, а лишившись, предпочитала не откровенничать об этом с посторонними. Прописана в квартире она была одна.
Очень быстро обычные чаепития стали напоминать зомбирование: Катька жаловалась на свой неустроенный быт, невозможность уйти от монстра-отца, терроризирующего ее своими бесконечными пьянками. В один прекрасный день она все-таки предложила бабушке подумать о пожизненной ренте: Катька ей бесплатный уход и весьма сносную сумму денег ежемесячно, старушка – завещание на квартиру. Валентина Борисовна обещала подумать.
– А что? – делилась она со мной на следующий день. – Ничего делать не надо, поставила себе закорючку и жируй всю оставшуюся жизнь.
– А как же сын? – спорила я. – Где он будет жить, когда вернется?
– Этому лоботрясу наука будет, – отмахивалась она. – Бросил мамку на старости лет.
– Не по своей же вине бросил, – оправдывала «лоботряса» я.
– Как это не по своей? Любил бы мамку, сидел бы дома, Сволочь выгуливал, за кефиром бегал. Виноват! И баста. И хватит об этом, а то рассержусь. Да и не вернется он. Забыл меня, поди, давно.
Старушка явно кокетничала. Я знала, что друзья сына регулярно передают ей солидные суммы денег, помогают в бытовых и прочих ситуациях, по мере возможности следят, чтобы старушку не обижали. Именно поэтому я никогда не приезжала к ее дому на своей машине. Да и не только поэтому. Не может у простого социального работника быть такой дорогой игрушки, как мой мини-купер.
На всякий случай свою экипировку социальной работницы я хранила на квартире у Вити Шилова, сумасшедшего электронщика, который снабжал меня всякими полезными электронными штучками. Мне удалось выцыганить у него комплект ключей, и, не тревожа хозяина, я скидывала у него обличье лягушки и превращалась в царевну. Или наоборот. Кажется, Витя даже не замечал моих регулярных визитов, поэтому, если бы кто-нибудь поинтересовался, не заходит ли к нему плотненькая дурнушечка, он ни за что не догадался бы, что речь идет обо мне.
Правда, один раз я чуть не пропалилась. Переодеваясь перед визитом к Валентине Борисовне, я умудрилась оставить в квартире Вити свой комплект ключей, а когда вернулась, Шилов куда-то испарился. Ждать его не было времени, поэтому я, ругая себя на чем свет стоит и озираясь по сторонам, под покровом темноты прокралась к своей машине и села за руль. Надеюсь, хвоста за мной не было. Да и не может вызывать горячий интерес задрипанная социальная работница, которая к тому же идеально ладит со своей подопечной.
«Хвосты» я чувствую интуитивно, поэтому вскоре смогла вздохнуть с облегчением, никто за мной не следил. Я подъехала к дому, загнала машину в гараж и, насвистывая, вошла в дом: несмотря на небольшую несостыковку с переодеванием, настроение у меня было хорошее. Перед горящим камином, нога на ногу, сидел Александр.
– Здрасти, – чуть пришепетывая, брякнула я.
Я забыла вынуть накладку, которую вставляла под переднюю губу для придания видимости неправильного прикуса, и она немного мешала мне говорить.
– Добрый вечер, прелестница, – усмехнулся он.
Еще и издевается! Ну, я ему покажу.
– Чего расселся? Где все?
– Сестры скоро будут, а Аристарх Владиленович отошел к телефону. Вы домработница?
– Еще чего, – фыркнула я, – я мать Алины. Девочки не говорили вам, что они сводные?
– Ой, извините, – вскочил Александр, – я, кажется, допустил бестактность?
– Больно надо, – села я на его место, – у нас каждый труд в почете. Я вот, например, бутылки собираю, и горжусь этим. Если бы не мы, сборщики бутылок, во что превратился бы наш город? Да и страна не досчиталась бы тонны-другой стеклосырья.
– Но мне кажется, ваша семья не испытывает нужды.
– Кажется ему! Кажется! Знаешь, на что построен этот дом? Куплены машины девочкам? Знаешь, какие деньги прожигает этот старец каждый день в казино? – патетически шепелявила я.
– Неужели…
– Впрочем, я не намерена обсуждать с тобой финансовые дела нашей семьи. Сам понимаешь, на бутылки не разгуляешься, бутылки – это хобби. На завтрак в «Макдоналдсе» хватает, и ладно. Ну, некогда мне с тобой разговаривать, сейчас молодежь на улицы выйдет, пиво покупать начнет, доходная кривая резко возрастет. Привет дочке. Кстати, не находишь, что мы с ней похожи? Не мычи, говори правду. Я привыкла к комплиментам.
Пока никто меня не застукал, я послала ему воздушный поцелуй и выскользнула за дверь. Прошла в свою комнату через гараж, приняла пристойный вид и спустилась вниз. Алинка уже «вернулась домой» и отчаянно кокетничала с Сашей, строя из себя светскую даму.
– Один-один, – пробормотала я, поправляя кочергой дрова в камине.
* * *
Со дня на день все должно было проясниться, а у Катьки и Яковцева все не хватало решимости сделать главный шаг. Результаты прослушивания показывали, что бабулю разрывают противоречия: с одной стороны, в ней говорит жадность, очень хочется ежемесячной дотации, которую сулит ей Катька, с другой – осторожность. Валентина Борисовна не страдала старческим маразмом и догадывалась, что подобные сделки иногда укорачивают жизнь одной из сторон. Эта нерешительность могла мне все испортить. Успех зависел буквально от минутной, если не сказать секундной, точности.
Я решила несколько катализировать процесс. На следующий день дождалась Катьку в подъезде, прижала ее к стенке и зашипела прямо в лицо:
– Слушай, подруга, ты кончай мою бабку обрабатывать. Я ее первая нашла, я на нее уже месяц горбачусь. Думала, сделала укольчик, и все? За это тебе квартирка обломится? Я, понимаешь, с авоськами по магазинам, с половой тряпкой по углам, кота ее облезлого выгуливаю, а она, чистенькая такая, пришла и все захапала! В общем, я тебя предупредила. Не отстанешь, глаза выцарапаю! И вообще, пока ты репу чешешь, я ее уже уломала. Через три дня квартира моя будет, так что больше тута не рисуйся.
Катька сначала испугалась, но потом поняла, что перед ней нищая работница собеса, с силой оттолкнула меня и парировала:
– Твое дело горшки выносить, вот и выноси. А не отстанешь, посмотрим, кто кому и что выцарапает.
Очень хорошо. Эта встреча заставит ее ускорить подписание завещания и замедлить доведение бабуси до могилы: слишком скорая кончина старушки может вызвать едкую зависть соперницы и, как следствие, месть в форме заявления в милицию.
В эти дни я, не отрываясь, прокручивала записи из квартиры Валентины Борисовны. Пока Катька вела себя безукоризненно, но я пригрозила, что квартира вот-вот перейдет ко мне, значит, не позднее чем за день до объявленной мною даты она должна привести к ней нотариуса.
Расчеты меня не обманули: ей, наконец, удалось сторговаться с Валентиной Борисовной. Они обговорили условия, но не назначили дату и время посещения старушки нотариусом, и мне, при всем моем старании, никак не удавалось уточнить эти данные. Точку в моих терзаниях поставил звонок с мобильного, который я оставила Васе и Люсе.
– Полина Андреевна, – вежливо отозвался Вася на мое «алло», – нам с вами необходимо встретиться. Правда, я не знаю, может, это мелочь, пустяк.
