Ознакомительная версия.
Я сдернула крышку, и мы с Наташкой одновременно уставились внутрь. Там лежали конфеты. Обыкновенные шоколадные конфеты! Такого я просто не могла пережить!
– Наташа… – я бессильно посмотрела на подругу. – Ты что-нибудь понимаешь?
Та отрицательно покачала головой.
Я снова заходила по комнате по кругу, иногда останавливаясь и, целясь в Наташку указательным пальцем, выкрикивала какой-нибудь вопрос. Наташка, видимо, посчитав, что я в невменяемом состоянии, только осторожно пожимала плечами.
Наконец, она решилась спросить сама.
– Оля, а это Жорин почерк?
– Что? – остановилась я.
– Эта записка написана Жориным почерком?
Я, ничего не сказав, хотела взять листочек, но почему-то не увидела его. Тогда я перевела воспросительный взгляд на Наташку. Та все поняла и снова пожала плечами.
Черт, неужели это я его куда-то засунула? Но вот куда?
Я пошарила на столе, на кровати. Листочка не было. Да что же это такое? ну, бывает у меня, что я куда-то засовываю вещи, но чтобы вот так вот, буквально за пару минут на моих глазах исчез листок? Я же только что держала его в руках! Это же нужно умудриться его потерять. Видимо, подобное произошло со мной от расстройства.
Наташка подключилась к поискам, и мы стали перерывать всю комнату. Наташка даже заглянула за окно. Это не дало никаких результатов, и я предложила использовать дедуктивный метод. Мы стали рассуждать логически. Читая записку, я стояла у кровати. Значит, где-то здесь и должна была ее оставить.
Мы перетряхнули всю кровать, но записки так и не обнаружили.
Снова стали думать. Прошло уже часа полтора с начала наших поисков, а результат все еще был нулевым.
Наконец, соединив аналитический метод с методом научного тыка и просто беспорядочным переворачиванием комнаты, нам удалось обнаружить записку. Она торчала в батарее центрального отопления рядом с кроватью.
– Я сразу сказала, что искать нужно у кровати! – удовлетворенно констатировала я.
Утомленная поисками Наташка молчала.
Я снова развернула записку, которая к этому времени приобрела какой-то сероватый вид и слегка помялась.
– Нет, – уверенно заявила я через пару минут. – Точно не Жора писал. Он никогда не смог бы так четко и ровно вывести буквы. Они у него всегда пляшут. И вообще, с чего бы он назвал меня «родная»? И еще. Жора никогда не страдал повышенной аккуратностью. А этот листочек безупречен: он белоснежный, хрустящий. Был, – добавила я, заметив Наташкин насмешливый взгляд.
– А может, это тот парень сам написал?
– А с какой стати тот парень будет обращаться ко мне как к девушке своей мечты? – возразила я, – он меня вообще ни разу не видел. Что-то тут явно не то произошло. Либо я сошла с ума, либо Жора. Либо он хотел мне сказать этим что-то важное.
Мы обе замолчали. Потом Наташка вдруг сказала, глядя на меня с каким-то завораживающим ужасом:
– Оля! я все поняла! Это точно все для конспирации! Знаешь, где настоящая записка?
– В конфетах! – восторженно провозгласила Наташка.
– Где? – недоверчиво покосилась я на нее.
– В конфетах! – торжественно повторила Наташка. – Точно тебе говорю. Есть такой способ, я в книжке читала: делается маленькая дырочка, туда просовывается скрученная в трубочку записка. И все!
Мы принялись внимательно осматривать каждую конфетину. Ни в одной из них мне не удалось обнаружить никакой дырочки.
– Знаешь, что нужно сделать? – предложила Наташка и тут же ответила, видя мое замешательство, – нужно съесть все конфеты. Тогда мы сможем найти записку.
Мы набросились на «Ассорти». Поначалу мне это было очень приятно. я с удовольствием опускала в рот очередную конфетку и наслаждалась ее вкусом, радуясь, что и в ней не оказалось записки, и можно съесть следующую.
Однако когда коробка опустела, мы поняли, что ни в одной конфете записки не было.
Мы с Наташкой уставились друг на друга.
– Ну и где твоя записка? – прошипела я.
– Не знаю, – испуганно ответила Наташка. – Может, ты ее съела случайно?
Я ничего не ответила и стала слезать с кровати. Меня подташнивало. Коробка была большая, больше, чем на полкило, и теперь я чувствовала странную тяжесть в желудке. А вся эта затея казалась мне ужасно глупой.
А когда я дошла до туалета, то еще глупее.
Нет, это надо же было додуматься – в конфетах секретная записка! Это только Наташка могла предположить такую чушь! Но я-то как могла купиться на такое? И вообще, глупо предполагать, что Жора стал бы соблюдать такую конспирацию. Что такого секретного он мог мне сообщить? К чему ему нужны были бы подобные ухищрения?
Выйдя из туалета, я прошла на улицу. Видеть Наташку мне не хотелось.
Но она настигла меня и снова прицепилась со своей идейкой.
– Оля, ты же обещала мне заняться подростками! – заканючила она.
– Ох! – вздохнула я. – Ну хорошо, а где я найду этих подростков?
– Так в мастерской! Они постоянно там ошиваются. Причем больше анекдоты травят да водку пьют, чем работают.
Меня передернуло, когда я услышала про водку. Фу, наверное, я эту гадость теперь в рот взять не смогу.
Правда, не хотелось бы, чтобы оно так получилось, но пока я и думать не могу про выпивку. Надеюсь, что это скоро пройдет.
– Сегодня как раз хорошо бы туда сходить, – продолжала тарахтеть Наташка.
– Почему именно сегодня? – без особого энтузиазма поинтересовалась я.
– Потому что отчим уехал в город за какими-то деталями, – пояснила она. – И его не будет до вечера. Как раз хорошо, что он тебя не увидит и ничего не заподозрит.
Я молчала.
Наташка стояла рядом и буравила меня взглядом. Поняв, что она не отцепится от меня, я подавила тяжкий вздох и спросила:
– Как найти эту мастерскую?
Наташка тут же принялась объяснять. Через пару минут я уже шла по дорожке, крутя головой в поисках здания с красной крышей – именно так Наташка описала мне мастерскую.
Вскоре я дошла до него. Дверь была открыта. Я осторожно поднялась на крылечко и просунула голову внутрь.
Да, работа и впрямь не кипела.
На деревянных табуретках сидели, развалившись, несколько пацанов и пускали дым в потолок. Здание было прокурено настолько, что не помогала даже открытая дверь – клубы дыма зависли в воздухе, не покидая пределов мастерской.
Прокашлявшись, я спросила:
– Простите, можно с вами поговорить?
– Заходи, тетя, – ответил мне один из парней, окинув меня оценивающим взглядом.
Начало мне не понравилось. Кто же так разговаривает со старшими?
Не став читать лекцию по этике и культуре общения, я прошла и огляделась в поисках свободного стула. Такового не оказалось.
Парни с насмешливым любопытством рассматривали меня. Ни один не удосужился уступить мне место. Под их откровенными взглядами я чувствовала себя крайне неуютно и уже очень жалела, что вообще поперлась сюда. Ох, ну зачем я послушала Наташку? Чего мне не сиделось дома? В самом деле, как вести разговор с этими подростками? Что они могут мне сказать?
Что, прямо так и спросить их: «Простите, не подскажете ли, а ваш руководитель случайно не убийца?» Представляю себе их реакцию! Черт, ну принесло же меня!
Я уже хотела было боком-боком выйти из мастерской, но в этот момент один из парней соскочил с табуретки и, улыбаясь, сказал:
– Садись.
Делать нечего, я присела, сложив руки на коленях. Сама себе я казалась этакой провинившейся школьницей, вызванной на педсовет за плохое поведение.
Я сидела и молчала, не зная, как завести разговор. Ой, ну что за дурная привычка – идти беседовать с людьми, не продумав, как строить эту самую беседу.
– Так что ты хотела? – нарушил молчание один из подростков.
– Я, собственно, понимаете… – забормотала я. – Я хотела бы, чтобы наша беседа была конфиденциальной…
– Чего? – раздалось сразу несколько голосов.
Я зажмурилась и продолжала:
– Одним словом, мне хотелось бы, чтобы наш разговор остался между нами.
– Ну это естественно! – осклабился один из парней. – Само собой!
Я не знала, что говорить дальше. По-моему, они поняли мои слова превратно, потому что заулыбались еще более мерзко.
– Да не бойся ты! – потянулся ко мне один из парней. – Мы же знаем, для чего ты пришла. Мы же понимаем, одинокая женщина, не первой молодости, страдает от недостатка мужского внимания. Никто ничего не узнает, иди сюда! – он протянул ко мне руки.
Меня обдало жаром.
Господи! За кого они меня приняли! Да как же это… Да неужели…
Неужели я произвожу такое впечатление?
Целая гамма чувств всколыхнулась внутри меня. Во-первых, что это значит – не первой молодости? Да мне всего двадцать девять лет! А они просто сопляки! Во-вторых, кто это им сказал, что я страдаю от недостатка мужского внимания? Да если бы даже и страдала, то уж к этим прыщавым переросткам обратилась бы в последнюю очередь! Что они о себе возомнили, в конце концов?
Ознакомительная версия.
