Ознакомительная версия.
Жоре наверняка было не очень приятно слушать, что его бывшая жена сможет справиться с расследованием лучше, чем он – человек, которого к этому обязывает профессия. Я заметила, что он колеблется.
– Ну Жорочка! – я схватила Овсянникова за руки и принялась тормошить. – Ну скажи, что ты согласен!
Жора открыл было рот, но тут же закрыл его снова. Потом опять открыл, уже очень решительно, и не менее решительно произнес:
– Нет! Нет, нет и нет! Это невозможно! Это черт знает что!
– Почему? – сразу же спросила я.
– Да потому что невозможно, и все! Как ты себе это представляешь?
– Очень просто! – сразу же заявила я. – Мы пойдем к Полине будто бы на свидание. Я быстренько переоденусь в ее вещи, а она в мои. И… все! Я остаюсь на месте Полины, а она уходит с тобой как Ольга. Вот и все! – я сделала легкий жест рукой в воздухе.
– «Вот и все!» – передразнил меня Жора и тоже сделал какой-то легкомысленный жест. – Как у вас все просто!
– Ну а что здесь сложного-то? – пожала я плечами.
– Да ни фига! – Жора начал злиться. – Во-первых, тебя никто не оставит с Полиной наедине! Вот тебе главная причина! И вообще… Поменяться местами – это нарушение закона. А я не собираюсь на это идти! Боже мой, сколько раз я уже это делал! – Жора схватился за голову. – Если б кто знал, меня бы уже давно погон лишили!
– А ты что, не можешь добиться, чтобы нас оставили? – удивленно спросила я. – Жора, нам нужно всего пару минут! Всего-навсего! И мы все успеем. А ты за дверью постоишь, чтобы не быть вовлеченным в этот сговор. Ты вообще как будто ничего не знаешь, раз уж ты так трясешься за свои погоны!
– Да, представь себе, трясусь! – закричал Жора. – Потому что не хочу потом оказаться без работы и жить на то, что мне подаст сестра!
Это был прямой намек на меня. И намек очень оскорбительный. Настолько оскорбительный, что я гордо выпрямилась и стала подниматься с лавочки.
Жора понял, что сказал лишнее, и заерзал по лавочке.
– Оля, Оля, подожди! – виноватым голосом заговорил он. – Ну не обижайся, ты все не так поняла. Я просто хотел сказать, что не хочу идти на сумасшедший, необдуманный поступок, который еще неизвестно, принесет положительный результат или нет! Оля! Оля!
Я удалялась. Жора вскочил с лавочки и пошел за мной вдогонку. Догнав, он взял меня за руку и повернул к себе.
– Вы, сестры Снегиревы, просто ненормальные! – с тяжелым вздохом произнес он. – Причем обе! Ну ладно, хорошо, я согласен попробовать. Но совершенно не уверен, что из этого что-нибудь выйдет. И еще: я выйду, а если вас там засекут с переодеванием, имейте в виду – я вас покрывать не буду! С меня хватит!
– Спасибо, Жора! – кинулась я на шею Овсянникову и целуя его в обе щеки. – Спасибо! Я всегда знала, что ты настоящий друг!
– Идиот я просто, – пробурчал Жора. – Садись в машину!
– Сейчас, я только сбегаю предупрежу Наташку, что ненадолго уеду! – с этими словами я понеслась к дому Скворцовых.
Вскоре мы с Жорой уже мчались по пыльной дороге в Тарасов, и Жора рассказывал мне, как обстоят дела.
– Жора, что, Полина серьезно влипла? – спросила я с тревогой.
– Да нет! – махнул рукой Жора. – Не сегодня-завтра отпустят. Просто этот – как его, Прохоров, что ли? – напел там своему дружбану из Волжского РОВД про Полину, вот тот и уперся. Я уже ездил, все объяснил. Как только будут готовы результаты экспертизы, из которых будет ясно, что Дрюня ни при чем, так и Полину сразу выпустят. Ее и держат-то из-за этой дурацкой путаницы в показаниях. Ну, там свидетели не разберутся никак, кого они видели – то ли тебя, то ли ее. Да еще думаю, Прохоров побоялся, что Полина со своим любопытством и прямыми вопросами будет мешать ему свои делишки проворачивать. Вот и упрятал ее пока подальше, чтобы не мельтешила. От тебя, как он решил, вреда не будет.
– Господи. Жора, ну это же бред! – вздохнула я. – Ведь нужно искать насильнка, мужчину, а при чем тут Полина?
– Бред, – согласился Жора. – Работа в милиции – это вообще бред… А я тоже не всесилен. И потом, я знаю, что все равно Полину выпустят со дня на день – нету у них ничего конкретного – поэтому и не стал на конфликт идти лишний раз. Зачем? Мало ли куда вы еще впутаетесь, вдруг все гораздо серьезнее будет, вот тогда можно и свою силу показать.
– А теперь, Жора, я хотела бы поделиться с тобой своими подозрениями, – задумчиво проговорила я. – Есть у меня тут несколько мыслишек…
Твою мать, ну и помотал же мне душу этот участковый Николай Трофимович Прохоров! Знать бы заранее, что он окажется такой мразью, взяла бы с собой видеокамеру и засняла бы все его коррупционные делишки!
Конечно, в тюрьму меня не посадили. Просто поместили в КПЗ. Может быть, звучит это и лучше, но на деле выглядит ничуть не привлекательнее. Потом Николай Трофимович в компании какого-то пожилого капитана (подозреваю, что его старого кореша) долго и нудно меня допрашивали. Я отвечала честно и искренне, так как скрывать мне было нечего.
Николай Трофимович почему-то считал по-другому. Все это время я молила бога, чтобы Ольга позвонила Жоре. Я прекрасно понимала, что ничего у Прохорова на меня нет, да и вообще искать надо мужика, а не бабу, поскольку девочка была изнасилована, что Прохоров просто упрятал меня до поры до времени, но вот что никак не могло уложиться у меня в голове – зачем ему это надо? Прохорову то бишь. Возникает ощущение, что он искусственно тормозит следствие.
В результате таких размышлений я стала подозревать, что сам досточтимый Николай Трофимович замешан в этой дурно пахнущей истории. Но не совсем же он идиот, чтобы среди дня изнасиловать девчонку, а потом и убить? На фига ему это сдалось?
Нет, что-то тут явно не чисто. Эх, выйти бы отсюда поскорее! Уж я-то сумела бы разобраться, что там к чему! Да еще эта история с Ольгиной подружкой, черт бы ее драл! Не поймешь – то ли на самом деле угрожают, то ли у девочки от скуки просто крыша поехала. Ясно же, что у нее просто хронический недотрах, вот она и грызет себе ногти. И маме завидует, потому что у мамы есть муж, а у нее нет. При таком диагнозе что хочешь мерещиться начнет. И как Ольга не понимает? Тоже мне, психолог, блин!
Ох, ну что же так долго не едет Жора? Почему он не мчится мне на выручку? Идиотские мысли со скоростью картинок в калейдоскопе прокручивались в моей голове.
Может быть, Жора меня разлюбил? Может быть, завел кого-то постоянного? Реально? Реально! А что ты хотела, Полина? Морочишь мужику голову, ни да ни нет не говоришь. Да, но с другой стороны, он же получал от меня кое-что… И довольно щедро, кстати, получал!
Нет, это глупости. Жора ведь по натуре однолюб, хотя и кобель, сколь бы парадоксально это ни звучало. И даже если бы у него появился кто-то близкий, меня на произвол судьбы он бы не бросил.
А если его нет в городе? Но тогда Ольга должна была бы приехать и сообщить мне об этом! Ольга, конечно, разгильдяйка отменная, но все-таки сестра. Должна была бы наведаться.
Я вышагивала по тесной камере взад и вперед, анализируя всевозможные варианты, по которым помощь мне могла бы задержаться. Жора не шел.
Тогда я легла на жесткую лавку, закинула руки за голову и стала смотреть в потолок, стараясь думать о вещах посторонних. Чего ломать себе голову без толку? Все равно я ничего не придумаю. Ждать надо.
Дождалась я помощи только на следующий день. За это меня еще пару раз вызывали на допросы, хотя Николай Трофимович при этом уже не присутствовал. И то слава богу. Пожилой капитан, похоже, понимал, что держит меня зря, и понимал, что я это понимаю. В общем, мы оба все понимали.
Поэтому я четко и монотонно повторила те же самые ответы на те же самые вопросы. Капитан крякнул и почесал себя за ухом. Потом он долго и пристально смотрел мне в глаза. Я отвечала ему тем же.
Не выдержав, он приказал отвести меня обратно в КПЗ. Я вновь растянулась на жесткой лавке. Надо бы зарядку, что ли, начать делать, а то так и форму потеряешь. Неизвестно, сколько мне еще здесь париться. И еще Мурашов этот чертов! Вечно из-за него одни проблемы! Какого дьявола он в лесу делал со спущенными штанами? Сколько раз говорила я Ольге, чтобы она держалась от этого проходимца подальше – так нет же, для нее это самая подходящая компания!
И на Ольгу я тоже злилась. Заманила меня в эту глушь неизвестно зачем! Шагу без меня ступить не может, как ребенок, честное слово!
Мне хотелось посильнее разозлиться на кого-нибудь. Обычно когда я злюсь, то начинаю соображать еще лучше. Может быть, мне удастся что-то придумать?
Проще всего разозлиться было на Ольгу, и я стала вспоминать все ее проступки, начиная с самого детства.
Но разозлиться как следует мне так и не удалось: дверь камеры отворилась, и скрипучий голос приказал мне выйти.
Ознакомительная версия.
