— Хорошо — это сколько?
— Две штуки баксов — и у меня обнаруживается полная потеря памяти. По-моему, это не так уж и дорого.
— Ты че, девка, очумела? Да тебе еще пару раз дать по голове, ты и бесплатно все забудешь, включая свои паспортные данные и дату Октябрьской революции. Ты лучше бери, пока я добрый, двести баксов и поехали забирать Дашу.
— Я тебе что, напоминаю твою бабушку в маразме? Чтобы с тобой куда-то ехать сейчас, нужно быть круглой дурой. Нет уж, ты мне переводишь деньги на счет, выпускаешь на свободу, на свободе я покручусь некоторое время, пойму, что мне ничего не угрожает, и заручусь поддержкой пары-тройки моих друзей. Это на случай, если тебе опять придет в голову опробовать действенность твоих методов на моем затылочке. А уж потом, скажем, завтра, в восемь часов вечера мы встречаемся в нейтральном месте, и я передаю тебе Дашу из рук в руки. Как тебе план? И не забудь о двух штуках баксов. Не меньше. И цени — за моральный и материальный ущерб, который ты мне причинил, я денег не беру. Только за работу. — Я тяжело вздохнула. — Так уж воспитана.
— Да уж, на воспитание твое грех жаловаться, — Кольцов, видимо, что-то прикинул в уме, потому что заметно приободрился и успокоился. — Ну и мы в грязь не ударим, верно, Костик? — Он обернулся к амбалу, безмолвно стоявшему у дверей. — Вызови-ка Илюшу сюда, будем наверстывать упущенное. А то мы за разговорами забыли все законы гостеприимства. А гостья наша наверняка проголодалась…
Костик, ни слова не говоря, вышел из комнаты и вернулся вместе с Илюшей буквально через минуту. Похоже, они все сидят в соседней комнате. Значит, рыпаться мне смысла нет, надо во что бы то ни стало вести переговоры. Что же такое задумал Кольцов? Ответ не заставил себя долго ждать:
— Мальчики, развлеките пока гостью, а мне надо подумать над ее интересным предложением. И хорошо бы к концу моего раздумья наша милая Танечка передумала и помогла нам безвозмездно. Понятно? — Он кивнул в сторону небольшого столика у окна, где стояли бутылки с водкой и пивом и какая-то элементарная закуска, вроде картошки и соленых огурцов. Затем обернулся ко мне и с довольной улыбкой пояснил: — Безвозмездно — это значит, даром. Приятного аппетита, Танюша. Успеха, мальчики.
С этими словами Кольцов вышел из комнаты. Ну, с ним все ясно: он пошел получать инструкции по телефону от своего непосредственного начальства. Со мной вроде тоже ясно: мальчики сейчас постараются добиться от меня того, что не удалось их шефу. Интересно только, каким способом. Пытать будут, вколют что-нибудь или как? Господи, я же и пыток никаких не выдержу, и если вколют какой-нибудь препарат, не смогу ничего с собой поделать. Ну зачем я, дура, сюда поехала? И сама пропаду, и Дашу не спасу, да еще и Соколовы окажутся в опасности. Господи, ну что же мне делать?
Что делать, что делать… Панику прекратить, вот чего. Успокоиться и расслабиться. Пока тебе ничего не вкололи и утюгом по животу не гладят, так что нечего причитать. И вообще, Костик с Илюшей, видимо, решили подкрепиться: оба подошли к столику, Костик налил в стакан водку, а Илюша открыл две бутылки пива. Так же молча, они подошли ко мне и сели напротив: Костик с водкой и огурцом, а Илюша с двумя бутылками пива. Странные какие-то, особенно Илюша: зачем ему сразу две бутылки? А вообще хорошо бы наладить с ними хоть какой-нибудь человеческий контакт: мальчики, по всей видимости, неопытные, и хоть мало-мальски знакомого человека пытать им будет неудобно. Главное — не показать им, что я боюсь:
— Приятного аппетита, ребята. А как насчет того, чтобы и меня покормить? — Не голодом же они меня пытать будут? А есть, как ни странно, действительно хочется.
— Щас. И покормим, и напоим. Все по желанию клиента, — с этими словами Костик поднялся со стула, подошел ко мне, предварительно отдав на хранение Илюше ценный огурец.
Я все еще ничего не понимала, а Костик внезапно раскрыл мне рот и влил в него всю водку. Господи, мамочка моя! Я задохнулась, внутри все обожгло, из глаз брызнули слезы. Мир вокруг меня завертелся, в глазах яростно мелькали какие-то огненные круги, а что самое паршивое, так это то, что голова моя куда-то уплыла, а вместе с ней попыталась улетучиться и ясность рассудка. В этот момент мне в рот сунули огурец, который я благодарно начала жевать.
Ну вот, хоть дышать теперь можно, да и огненные круги исчезли, хотя вся комната, включая сидящих напротив Илюшу и Костика, продолжала вращаться. Мои сотрапезники сидели напротив, потягивая пиво, и выжидательно смотрели на меня. Видимо, у меня во взоре промелькнуло нечто, позволившее им предположить, что я в состоянии их услышать и что-то ответить, поскольку Костик слегка нагнулся вперед и процедил:
— Ну, Танька, как настроение, улучшилось?
— Да оно и не портилось, — отозвалась я и не узнала своего голоса, настолько у меня заплетался язык. Но хоть ясность рассудка была пока вроде на месте. Сомнительная это была ясность, но я на нее надеялась, поскольку голову продолжало интенсивно кружить.
— Ну, вот и хорошо. Давай, не порть праздник — рассказывай, где Даша. Или ты уже ничего не помнишь и не соображаешь, а? — Это Илюша подключился к нашей беседе.
— Вот еще! Все я соображаю и получше вас. А уж память у меня — вам и не снилось, — и в доказательство я начала лихорадочно и с выражением декламировать им таблицу умножения.
Парни взирали на меня с тихим испугом, решив, видимо, что они слегка перестарались в своем усердии выжать из меня нужные сведения. А я пока не сошла с ума и что-то соображала. Просто я прекрасно знала, что когда я пьяная, меня разбирает желание трепаться — все равно о чем. Льется словесный поток, и ничего не могу я с этим поделать, поэтому лучше занять свой язык хоть чем-нибудь безобидным, а самой постараться продумать тактику беседы — как бы не проговориться. Да и в том, что они меня подначивают, тоже ничего хорошего: я по пьянке могу учудить что угодно. А пьяная я порядочно, стакан водки для меня — это многовато, да еще на голодный желудок.
Когда в таблице умножения я добралась до «шестью восемь — сорок восемь», Костик вдруг опомнился и рявкнул:
— А ну, заткнись! — и завернул такую красивую русскую фразу, что я действительно заткнулась и попыталась ее понять. Понять-то все поняла, но повторить мне бы не удалось. Чистая импровизация.
Мысль об импровизации и о виртуозном владении русской речью внезапно (а в принципе — вполне закономерно) вернула меня к водке, и я вдруг осознала, насколько смешны были мои опасения по поводу пыток и вкалывания чего-нибудь психотропного в целях развязать мой язык. Идиотка! Жалко, я не додумалась до детектора лжи или еще до каких-нибудь технических чудес инквизиции. Детективов начиталась! Триллеров насмотрелась! А ведь это не какие-нибудь там бездушные западные профессионалы, это свои, родные, простые ребята, и орудие дознания у них простое и действенное — водка. Все очень просто — напоят сейчас меня, я все и выложу. Вот дура-то!..
Все мои размышления потонули в неудержимом, неукротимом хохоте. Мне было до того смешно, что я под конец стала серьезно опасаться — как бы не отдать концы от смеха. По всей видимости, ребята испугались того же, потому что оба привстали со своих стульев и напряженно смотрели на меня, явно не зная, что в такой ситуации делать. Наконец, более находчивый и опытный Костик осторожно приблизился ко мне (все правильно — а вдруг я заразная) и наотмашь треснул меня пару раз по щекам.
Удары отозвались в моей, и так нездоровой, голове очень болезненно, голова стала гудеть еще больше, а я настолько расстроилась и обиделась на такое обращение, что немедленно перешла от оглушительного смеха к горьким слезам.
Причем я не просто плакала, я громогласно оповещала весь мир в лице Илюши и Костика о своей горькой доле. В понятие горькой доли вошло все: и каторжная работа, и гады-преступники, которые невежливо обходятся с дамой-детективом, и необходимость делать дома ремонт — когда и на какие деньги, кофе, который я забыла у Гришки и который Гришка обязательно выпьет без меня.
Тут я поймала себя на мысли, что хочу рассказать этим ребятам и о сложностях дела, которое я сейчас расследую. Какими-то остатками разума я поняла, что этого по каким-то причинам делать не следует. Но и молчать я уже не могу! Надо говорить о чем-то жалостливом: такое у меня сейчас настроение. И тему придумывать побыстрее. Я не нашла ничего лучшего, как сделать экскурс в глубь веков и начала рассказывать историю Ромео и Джульетты. А так как я сама не очень твердо ее помнила, а гораздо лучше в памяти у меня сохранился сюжет «Английского пациента», которого я видела несколько дней назад, то история великой любви Ромео и Джульетты неведомым образом переплелась с историей героев этого фильма.
Абсолютно обалдевшие Костик и Илюша не пытались мне мешать, они лишь молча смотрели на меня, забыв даже про недопитое пиво. А мой рассказ, несмотря на некоторую нелогичность и налет легкого безумия, лился легко и свободно. По-моему, все было очень интересно, а главное — жалостливо, аж слеза прошибала. У меня самой, во всяком случае, слезы лились бурным потоком.