— Просто освещение хорошее, — хмыкнула Сашка.
— Так, значит, ты мне ничего не хочешь рассказать? Чем ты занималась три часа своей полной свободы? Где была и почему опоздала? Ну же! Я имею право знать, — она медленно двинулась к ступенькам.
Сашка поспешно шагнула в сторону, туда, где тень от дома скрыла ее от пытливого взгляда тетушки. И осторожно ответила:
— Я гуляла по городу, попала под поливалку, а опоздала потому, что часы от воды остановились.
— Почему я тебе не верю? — задалась вопросом Виктория.
— Это уж у себя спроси, — буркнула Сашка и понеслась от дальнейшего дознания за дом.
«Лучше войду со стороны кухни», — решила она.
Почему Виктория, которой все свое сознательное детство Сашка могла доверить любой секрет, теперь превратилась для нее в назойливого шпика? Что с ней, с Сашкой, такое? Почему она решила хранить встречу с Павлом лишь в своей памяти, запрятав ее глубоко в сердце, словно боясь, что посторонние могут очернить прелесть их отношений? Этого Сашка и сама понять не могла. Ну не желала она никому раскрывать свою тайну. Даже Виктории, без которой вообще ничего бы не случилось. Все равно не желала, и все тут!
«Неужели он не звонил? — ее мысли стремительно перескочили с Виктории на другой, более интересный образ. — Или звонил, но мне никто не удосужился сообщить об этом?»
Сашка замерла под большим кустом жасмина, за которым лился свет и характерные звуки сквозь раскрытую настежь дверь кухни. Перед глазами в который раз предстала картина недавнего расставания, такая яркая и живая, что у нее защемило сердце:
— А кто тебя ждет, принцесса? — Павел стоял на палубе катера.
Сашка уже спрыгнула на гранитные плиты набережной.
Его волосы ловили свет далекой рекламы, становясь то золотисто-красными, то серебряно-синими.
— Огромный парень, которого все боятся, — усмехнулась она, представив, какой сейчас должен быть у Рябого жалкий вид.
— А ты?
— А я не боюсь, — она кокетливо закусила губку.
— В таком случае мне действительно нужно пойти с тобой, — он нахмурился. — Чтобы уж довести твою хитрую задумку до логического конца.
При этом слова «хитрую задумку» он произнес таким тоном, что стало понятно: подобная «задумка» могла прийти в голову только полной идиотке.
Сашка тут же оскорбилась, но тем не менее сочла нужным оправдаться:
— Женщины тоже бывают порядочными. Я не собираюсь вызывать ревность в сердце своего телохранителя. К тому же это совершенно невозможно. У него сердце каменное, и его не трогают никакие чувства.
Павел усмехнулся. Вышло это у него совсем не обидно. Сашке не раз приходилось видеть на губах своих знакомых кривенькую ухмылочку, которой они пытались скрыть смесь зависти и совершенно непонятного ей унижения. (Ну скажите на милость, зачем оскорбляться от признания того факта, что у кого-то есть телохранитель, а у тебя его нет?) Обычно Сашку эти ухмылочки бесили. Павел же усмехнулся по-другому. С грустным пониманием, словно принял Рябого как неотъемлемую часть ее жизни и понял, что он — большое, но в конечном счете преодолимое для них препятствие.
— А телефонами будем обмениваться?
— Ты… — она начала краснеть, будто он предложил ей как минимум слиться в горячем прощальном поцелуе.
— Я тебе позвоню, как только верну катер его владельцу и доберусь до дома.
— И… — она хотела продолжить какой-нибудь шуточкой, чтобы разрядить уж слишком наэлектризованную романтикой атмосферу, но слова застряли в горле.
— И еще скажу тебе «спокойной ночи».
Волны качали катер. Павел покопался в заднем кармане джинсов, выудил маленькую ручку и клочок бумажки, разорвал его пополам. Сашка продиктовала номер своего домашнего телефона, потом подумала и добавила номер мобильного, по ходу напомнив себе, что пора бы его и включить: две недели уже в ящике стола валяется, с тех пор как Сергей приехал из Англии и торчит у ее бассейна сутками напролет. Так что мобильный, на который только он и звонил ей из своего Оксфорда, теперь не нужен. До сегодняшнего вечера был не нужен.
Потом Павел на втором клочке бумаги начеркал свой номер и протянул его Сашке. Она сунула бумажку в сумочку и, склонив голову набок, прищурила глаза:
— А если ты не позвонишь?
— Значит, со мной что-то случилось, — спокойно ответил он. — Я очень хочу тебе позвонить и еще не хочу с тобой расставаться, потому что… — он вздохнул, подыскивая слова, — потому что… не знаю, как ты, но когда мы были на катере, я чувствовал… это было очень странное чувство: удивительного спокойствия и уверенности. Словно я долго искал и наконец нашел того, кто мне нужен, чтобы быть счастливым, — он махнул рукой и совершенно некстати хохотнул. Правда, очень смущенно у него это вышло. — Вот же развезло меня, да? Ладно, принцесса Александра, хватит с нас на сегодня. Жизнь долгая, еще успеем наговориться.
Он кивнул ей по-рыцарски галантно и, повернув руль, медленно повел суденышко в черную ночь. Сашка минут пять смотрела на темные очертания парня на катере. А потом он, взорвав волну пенными брызгами, молниеносно исчез, как волшебное видение.
«Вот, — сказала себе она, — к одним Греи приплывают под красными парусами, а от меня уплыл на моторной лодке. Хоть он и не Грей, а все рано жалко. И вообще, какая проза…»
— Я не могу так больше, как же вы не понимаете! — донеслось с кухни.
Этот гневный крик заставил Сашку вернуться в действительность. Голос принадлежал кухарке Гале. Несомненно.
— Я же сразу сказала, чтобы вы меня к своим делам не примазывали! — уже тише продолжила она с какой-то очень странной интонацией. Похоже, она прямо-таки умоляла о чем-то своего собеседника. Видимо, разговор на кухне начался давно, просто Сашка, увлеченная своими мыслями, его не слышала, а теперь неожиданно услыхала самую кульминацию.
— Ты здесь работаешь, все остальное никого не касается, — сдержанно заявила ей домоправительница Валентина.
— Но я не могу выносить эту чудовищную ложь! — истерически взвизгнула кухарка. — Это ужасно! Как вы не понимаете?!
— Ты здесь работаешь, — повторила Валя, надавив на последнее слово.
— Я не хочу, не хочу! — прорыдала Галя. — Я расскажу. Я все расскажу.
— Нет, ну хоть вы ей объясните, — обратилась Валентина к кому-то еще.
— Не нужно мне ничего объяснять. Я, может быть, и идиотка, каковой меня тут все считают, но я не позволю всему этому продолжаться.
— Ты считаешь, тебе разрешат кому-то что-то рассказать? — похоже, домоправительница ехидно усмехнулась.
— Я уволюсь.
— А вот на это не рассчитывай даже. Ты прекрасно знаешь, что в этом доме работают долго. Увольнение твое вызовет подозрение. К тому же мы не можем вводить в дом новых людей — не та ситуация. И еще запомни, пожалуйста: все секреты этого дома нужно хранить до самой смерти. — Это походило на угрозу.
А может быть, Сашке просто так показалось. Но тело ее пронзила неприятная холодная струйка.
«В каком жутком месте я живу!»
— Не так ли? — Валя снова обратилась к немому собеседнику.
Наверное, тот кивнул, потому что Галя завыла, тихонечко и как-то обреченно. И, всхлипывая, сказала:
— Не хочу… не хочу в этом участвовать. Это кошмар какой-то! Аркадий Петрович… он же… Я должна всем рассказать.
— Никто не должен знать о твоей жалкой интрижке! — резко рубанула Валя.
«О господи! — Сашка вышла из тени и шагнула к крыльцу кухни. — Чего так мучиться, когда уже все знают об отцовской связи с Галей. Подумаешь, делов-то! Ну, удивились, конечно, но никто ведь даже не расстроился. Тоже мне конспираторы!»
Она решила прервать неприятную сцену неожиданной развязкой в виде своего появления. Она войдет и сообщит этим дурехам, что их страшная тайна с сегодняшнего утра больше и не тайна вовсе. Так что пусть угомонятся.
Сашка шагнула на крыльцо. В этот момент рыдания стихли, в кухне послышались нервные движения. Видимо, спорщики увидели ее тень раньше, чем Сашка успела возникнуть на пороге. А может быть, не увидели, а почувствовали чье-то неуместное присутствие. В данном случае ее.
Когда она все-таки очутилась у распахнутой двери, то увидела красную, как рак, Валю, которая всегда краснела, если ей перечили, красную от рыданий Галю и закрывающуюся за кем-то дверь из кухни в коридор, ведущий к столовой.
«Кто же это не пожелал, чтобы его видели в компании двух домработниц? — с неприязнью подумала Сашка. — Должно быть, Виола. Она никогда не общается с прислугой на равных. А может быть, и не она».
Валя улыбнулась ей ласково, но проговорила с таким напором в голосе, что Сашке стало понятно: ее откровения тут слушать не намерены:
— Аркадий Петрович уже в столовой, детка. Только тебя и ждут.
— Ладно. Ревите тут без меня, — она бросила взгляд сострадания на отвернувшуюся к пустой плите кухарку и, пожав плечами, вышла в коридор.
