— Аркадий Петрович уже в столовой, детка. Только тебя и ждут.
— Ладно. Ревите тут без меня, — она бросила взгляд сострадания на отвернувшуюся к пустой плите кухарку и, пожав плечами, вышла в коридор.
«Не хотят жить спокойно — их проблемы. Пусть мучаются», — раздраженно решила она про себя.
И только тут вспомнила, что шла на кухню, чтобы найти Валентину и спросить, звонил ли ей Павел.
«Похоже, лучше это выяснить все-таки после ужина. И пора бы уж включить мобильный».
«Не жизнь, а сплошное кино!» — зло подумала Сашка, стоя на пролете второго этажа у перил лестницы и наблюдая, как по холлу туда-сюда чинно передвигаются гости. Кто-то шел из гостиной в столовую, кто-то совершенно в противоположном направлении, кто-то просто мотался от парадной двери к стене в поисках знакомых из вновь прибывших. Народу обещало быть еще больше, хотя и теперь уже в доме было не продохнуть. Виновница торжества стояла у входа, принимая всех с одинаково приветливой улыбкой.
«Чтобы сразу убить наповал своим потрясающим естеством», — буркнула себе под нос Сашка.
Гости действительно отходили от нее более чем потрясенные. Виктория была прекрасна и являла собой воплощение женского совершенства. И на всех без исключения сестра хозяина дома произвела одинаково неизгладимое впечатление: во-первых, платье — черное, глухое спереди и с глубоким V-образным вырезом сзади, облегающее ее стройную, высокую фигуру, лишь слегка расклешенное от колен. И самое главное, от бедер усложненное дополнительной широкой и коротенькой юбочкой, насаженной на тонкий обруч. Словом, что-то потрясающее, делающее фигуру похожей на фарфоровую статую, затянутую в черное. Ну, а все остальное было безупречно, как всегда: прекрасный макияж, черные как смоль волосы, огромные бриллианты — в общем, у входящих гостей шансов не ошарашиться просто не было.
Виола с Борисом стояли рядом с ней. Они выглядели куда проще, хоть и не менее богато. Особенно Виола, разумеется. Уж она-то постаралась не отстать от тетушки, будьте уверены. Да все равно не вышло. В своем длинном синем платье, с частыми фионитами по всему одеянию она была лишь слабой тенью прекрасного. Хотя по части драгоценностей ей удалось взять верх: и в ушах, и на пальцах, и на запястьях обеих рук, и на шее, и на талии — везде сияли бриллианты, только что в нос не повесила. Борис вообще не представлял интереса ни с точки зрения наличия бриллиантов, ни наряда — ну на что там смотреть: пухлая фигура в смокинге. Однако вид у него был очень самодовольный. Может быть, потому, что стоял меж двумя изысканными дамами.
Гости тоже разоделись по случаю.
— Просто парад мод какой-то! Фу! — это Сашка уже вслух произнесла.
— Да брось ты, — фыркнул Серега, с вожделением пожирая глазами фигуру Виктории. Потом неожиданно решил стать галантным, глянул на нее и удовлетворенно кивнул: — Ты, между прочим, одна из немногих, кто действительно во всем этом антураже смотрится. Остальные как дворняжки в золотых ошейниках.
— Это ты о себе? — усмехнулась Сашка.
— Что на тебя нашло? — искренне удивился он и, махнув на нее рукой, тут же понесся вниз по ступенькам.
Ругаться с ней он не желал. Тем более что весь последующий вечер ему предстояло за ней ухаживать. Ну, может быть, не весь, но большую его часть.
«Что на меня нашло?» — повторила про себя Сашка и вздохнула.
Она прождала звонка Павла весь вечер, всю ночь, следующий день и следующую ночь. Он так и не проявился. В голове ее все это время звучала лишь одна его фраза: «Если я не позвоню, значит, со мной что-то случилось…»
— Он не из тех, кто не выполняет обещаний, — сказала она себе в который раз за последние сорок восемь часов.
Но пропажа Павла была не единственной ее утратой. Кроме этого, она умудрилась потерять клочок бумажки с номером его телефона. А это означало, что если он сам не позвонит, то она его больше никогда не увидит. Вот так. Было от чего прийти в отчаяние! И тут уж нечего рассчитывать на хорошее расположение духа. Даже ради Виктории она не могла взять себя в руки и заставить собственную голову не думать о Павле хотя бы часа два. Мало того, она так измучилась страхом, что к сегодняшнему вечеру была близка к помешательству: ей то рыдать хотелось в голос, то забиться в какой-нибудь отдаленный угол дома и сидеть там в темноте и одиночестве. Иногда вдруг она сбивалась на истерический хохот и вздрагивала от малейшего шума, совершенно искренне пугаясь. Виктории с трудом удалось уговорить ее одеться и причесаться. Платье ей выбирали практически без нее. На все предложения она безучастно кивала. Так что нацепили на нее то, что Виоле с Викторией показалось самым лучшим. Ничего потрясающего сама Сашка в своем наряде не находила: серое, длинное, слегка мерцающее. Может быть, в лучшие дни она и нашла бы платье превосходным, но сейчас оно казалось ей просто серым.
— У девочки лихорадка, — шепнула Виктория Виоле, в то время как Сашку заканчивали причесывать, вплетая в ее непослушные волосы бриллиантовые нити, — может, лучше уложить ее в постель? Смотри, бледная как мел, а глазищи горят…
— Еще чего, — фыркнула сестра. — Она же хозяйка дома. Одна из нас. Как можно ставить себя выше семьи?!
Приговор был вынесен. Сашка оказалась на приеме. И ей предстояло до самого утра выдавливать из себя приветливые улыбки, душить в горле слезы и смеяться там, где нужно, а не там, где следовало бы по логике. Она и раньше этого не выносила, теперь же эта перспектива казалась ей бесконечной пыткой.
Последней из семьи явилась Лида. Сопровождали ее бессменный агент Вован, на время приема выполняющий роль пажа, и еще какой-то странный господин, который из толпы гостей выделялся как никелированный горшок среди хрусталя. Это был тощенький сморчок с козлиной бородкой, маленькими бегающими глазками и прогрессирующей лысиной на затылке.
— Кого же он мне напоминает? — в который раз задался вопросом Серега, не отрывающий от него пытливого взгляда.
— Мужика из ансамбля народного танца, который влез в женский сарафан, — тоскливо предположил Скупой.
— Не сарафан, а саван. Только красный, — поправил его Андрей.
— Ну, подождите, — разволновался Серега. — Абстрагируйтесь от его одежды. Что получится?
— Голый урод, — разом ответили оба.
— Да на Ленина он похож, — фыркнула Сашка. — Дождались?! Теперь вон Лидка его знакомиться ведет. А нечего пялиться!
Она схватила Серегу за руку, чтобы он не вздумал спастись бегством, оставив ее на растерзание Лидки и ее странного знакомого.
Та подошла, настолько преисполненная гордостью, словно держала под руку самого Билла Клинтона, никак не меньше.
— Познакомьтесь, господин Ко Си Цин, — представила она своего спутника.
— Очень приятно, — галантно кивнул Серега.
Сашка присела в легком реверансе. Скупой почему-то тоже.
Лидка тут же почувствовала, что ее хотят обидеть. Она поджала губы, потом, видимо, приложив немалые усилия, натянуто улыбнулась и пояснила:
— Господин Ко Си Цин — мой психоаналитик. Кроме того, он специалист по паранормальным явлениям, магистр Белого меча и почетный йог.
— Почетный йог?! — округлил глаза Серега, на которого именно последняя из перечисленных регалий произвела самое неизгладимое впечатление.
— Простите, — вкрадчиво встрял Скупой, — а можно вас как-то покороче именовать? Ну, господин Ко или господин Цин?
— Товарищ Ленин, — шепнул Серега Сашке на ухо, вспомнив ее ассоциацию.
— Лучше полностью, мой любезный друг, — сипло, но с достоинством отвечал Лидкин знакомый. Потом посмотрел на Скупого как-то излишне проникновенно, словно просвечивал рентгеновским взглядом, и уверенно изрек. — Кошелек.
— Простите? — не понял Скупой.
— Ах, — хохотнула Лидка, — я забыла сказать, что господин Ко Си Цин говорит образно. Вас, Леонид, он видит именно Кошельком. Делайте выводы.
— Что ж, я рад. Хорошо, что не дерьмом обозвал.
— А я? — весело спросила Сашка.
Ко Си Цин глянул на нее так, что Сашке стало неуютно, потом он закрыл глаза, глубоко вдохнул воздух широкими жадными ноздрями и прошептал:
— Ангел…
— У-у… — разочарованно протянул Серега.
— А что тебя не устраивает? — возмутилась она.
— Нет. Это духи «Ангел», — кривенько ухмыльнулся Ко Си Цин, — а она Орхидея. Тонкие лепестки, хрупкая душа, много печали…
Сашка сцепила пальцы в кулаки с такой силой, что чуть не воткнула ногти в ладони. Легко, думаете, сохранять непринужденную улыбку на устах, когда на душе кошки скребут? Она едва отвлеклась от тягостных раздумий о судьбе Павла, и вот, пожалуйста, о нем тут же напомнил совсем посторонний человек. Ну и вечерок!
— А обо мне можете что-нибудь лестное сказать? — Серега аккуратно подхватил ее за локоть, словно почувствовал, как ей неуютно, и желал выказать ненавязчивое участие. Ему это было настолько несвойственно, что Сашка вздрогнула от неожиданности, подумав: «Ну надо же!»
