— Марк, тебе когда-нибудь приходилось слышать голоса?
Собеседник настолько опешил, что замер на полуслове. В глазах Аркадия Петровича вдруг мелькнул интерес, который отсутствовал на протяжении всего времени, пока тот рассказывал ему о столь занимательных делах. И вот, пожалуйста, как хочешь, так и понимай!
— Голоса? — наконец выдавил из себя Коновалов.
— Именно, — кивнул хозяин дома.
Сомнений не было. Марк пошел красными пятнами. И от волнения, и от злости. С трудом взяв себя в руки, решил уточнить:
— Какие голоса?
— Потусторонние, — вполне серьезно и ничуть не смутившись пояснил Мамонов.
«Ну и дела, — изумился про себя Коновалов. — Сейчас не время для помешательства».
— Значит, потусторонние… — Он пожевал губами, покачиваясь взад-вперед с таким важным видом, словно его попросили оценить рентабельность сделки, потом вздохнул и признался: — Нет. Потусторонних голосов я не слышал. Если не считать вечное щебетание моей жены, которая ни на секунду рта не закрывает. Иногда мне кажется, что ее голос навсегда поселился в моей голове. И щебечет там, и щебечет…
Марк кисло скривился.
— Хочешь поговорить о голосах? — как ответ на вопрос раздалось в ушах Аркадия Петровича.
Он ждал этого. Теперь он все время этого ждал. И тем не менее вздрогнул, как в первый раз.
Коновалов, глядя на друга, ставшего в секунду белее первого снега, схватил его за плечо:
— Аркадий! Эй! Аркадий!
Голос его уносился далеко, в бездну:
— Эй! Кто-нибудь! Да помогите же, мать вашу!
Мамонов его уже не слышал, остатками зрения он видел наползающий серый туман на перекошенное от возбуждения красное лицо Марка.
— Я пришел… — прошелестело где-то совсем рядом.
— Пришел? — растерянно повторил Аркадий Петрович и оглянулся, но ничего, кроме клубящегося тумана, не увидел. Где-то в глубине этой мягкой мути носились черные тени. — Включите свет! — заорал он так громко, что затряслись стены. С потолка посыпалась труха, падая на паркетный пол мягкими хлопьями. — Кто ты?
На стенах взорвались все зеркала, обсыпав все вокруг серебряными осколками.
— Теперь вопрос не кто я, а где я, — спокойно ответили ему. — Я пришел.
— Что тебе нужно?
— Когда же ты начнешь задавать правильные вопросы? — несколько посетовал голос. — Я пришел.
Аркадий Петрович потер глаза ладонями. На мгновение, словно прорвав серый лист, он увидел свою цветную гостиную, неестественно медленно, будто в рапиде, суетящихся людей и черную тень между окнами. Человеческую тень.
— Я стою у дверей твоего дома, — прошептали ему на ухо.
— Нет, — не поверил Мамонов.
— Я не люблю ждать. Обычно я этого и не делаю никогда…
* * *
Мамонов лежал на диване. Над ним нависали знакомые, насмерть перепуганные лица.
Повсюду слышалось встревоженное перешептывание: «Зеркала… разом… плохой знак!»
Виола сидела перед ним на полу, плакала и держала его руку.
— Сейчас будет врач, папочка. Сейчас, уже вызвали.
— Не стоит, — прохрипел он и попытался подняться.
— Тебе не стоит двигаться, — Виктория мягко, но уверенно прижала его плечи к подлокотнику дивана. — Дождемся доктора.
— Я сказал, нет! — с несвойственной ему резкостью при общении с близкими ответил ей Мамонов и, преодолев ее усилия, все-таки сел.
Потом устало улыбнулся всем окружающим и никому конкретно:
— Такое бывает. Слишком много шампанского. Терпеть не могу напиваться. Извините.
— Но папа! — прохныкала Виола.
— Ничего, ничего, детка, — он погладил ее по голове и, опершись на предложенную Борисом руку, с трудом поднялся на ноги. Он оглядел всех пустым взглядом. — Прошу прощения. Пожалуй, пойду прилягу.
Он двинулся к дверям при полном молчании гостей. Потом повернулся к ним и, улыбнувшись еще раз, развел руками:
— Ну, что с вами такое. Что я, не человек — напиться не могу?!
Некоторые неуверенно заулыбались.
— Прошу вас, продолжайте, — он махнул рукой к сбившимся в кучку музыкантам. — Я быстро приду в себя и скоро вернусь.
— Папа, — Виола подскочила и рыпнулась было за ним, но он остановил ее жестом и, отрицательно покачав головой, медленно пошел в холл.
У лестницы он натолкнулся на Валю. Та втолковывала что-то одному из нанятых на вечер официантов:
— Я не понимаю, где вы обучались? В рабочей столовой в Житомирской области?
Тот молча внимал, повинно понурив патлатую голову.
— Посмотри, пожалуйста, стоит ли кто-нибудь у парадной? — Аркадий Петрович тронул ее за локоть.
— У парадной? — она деловито кивнула и пошла к двери.
— И если стоит, пригласи его в кабинет, — крикнул он ей вслед и, ухватившись за перила, начал восхождение по лестнице.
* * *
Сашка распахнула дверь в комнату с такой силой, что та грохнулась о стену. На мгновение застыв на пороге, она глубоко вздохнула и медленно подошла к телефону. Взяла трубку, опустилась на кровать и, наконец, тихо ответила:
— Я слушаю.
— Привет, — прозвучал в ухе до тошноты знакомый голос.
Она почему-то даже не удивилась. Она и ожидала чего-то в этом роде.
— Серега, это даже не смешно!
— А так? — он вошел в комнату, все еще говоря с ней по своему мобильному. — Так веселее? Ну скажи на милость, как еще я мог бы вытащить тебя из гостиной?
Положив трубку на аппарат, она устало взглянула на него. Серега улыбнулся. Он был очень хорош собой — высокий, черноволосый, загорелый. Да и смокинг ему шел. Но в эту минуту Сашка сочла его совсем непривлекательным. Его веселость ее раздражала. Она почти ненавидела его, хотя не могла понять почему. По сути, он ведь ничего ей не сделал. Во всяком случае, пока. Хотя, по всей видимости, собирался.
Он закрыл за собой дверь и шагнул к кровати, на ходу расстегивая тугой воротничок рубашки. Затем развязал бабочку, сунул ее в верхний карман пиджака, сел рядом и взял ее за руку.
— Мы идиоты, — его голос странно дрогнул, — мы сотни раз имели возможность остаться наедине. И ни разу ею не воспользовались.
Сашка аккуратно вытащила свою руку из его пальцев и попыталась отсесть подальше. Но он не позволил ей этого: с ласковым напором обнял ее за плечи и придержал возле себя, продолжая:
— Сколько можно быть просто друзьями, а? Мы знакомы более десяти лет. Да дело даже не в этом. Мы предназначены друг для друга. Мы будем вместе хотя бы потому, что больше быть ни с кем не сможем.
— Похоже на объяснение двух прокаженных в лепрозории, — буркнула она, безуспешно борясь со столбняком, парализовавшим ее тело.
— Пусть так, — он кивнул, — и какая разница?
— Не знаю, — она с трудом пожала плечами. — Но это не должно происходить таким образом. От безысходности…
— Брось, нас сближает не безысходность. Не только она, — безымянным пальцем он обвел ее губы по контуру, другой рукой сжал ее плечо так, что она вскрикнула.
— Боль, — он ухмыльнулся, — это часть наслаждения. Это тоже чувство. Одно из тех, которые ты бережно хранишь под кожей. Пора выпустить их на волю.
Он закрыл ей глаза. Темнота стала влажной, смешанной с тонким, щекочущим запахом его туалетной воды.
Он долго целовал ее. Его пальцы скользнули по ее рукам, локтям, плечам, шее, оставляя за собой холодящий след. Сашкино сердце превратилось в набат, который бухал в груди, и его удары с силой отдавались в висках. Она открыла глаза, но ничего, кроме черноты, не увидела. И в этой черноте вспыхивали желтые искры. Она поняла, что натолкнулась на взгляд его широко раскрытых глаз. Горячее желание вмиг сменилось страхом. Одеревеневшей рукой она резко оттолкнула его от себя и, порывисто вскочив с кровати, отлетела к двери.
— Ну… — он улыбнулся и вытер губы тыльной стороной ладони, — чего ты испугалась, дурочка. Иди ко мне.
— Может, еще и палку в зубах принести, — она перевела дыхание и, поправив платье, открыла дверь. Так стало много спокойнее и безопаснее.
«Почему нет? — пронеслось в голове. — Разве не этого я еще неделю назад хотела больше всего на свете? Почему не сейчас? Наверное, я законченная девственница».
С этим она и вылетела в коридор, оставив Серегу недоумевать, сидя на кровати.
«Что-то не так, — неожиданно для себя решила Сашка. Это была даже не мысль, а чувство. — Что-то в этом доме не так. Или во мне что-то не так? Наперекосяк все. Странно…»
— Нет, даже невозможно вообразить себе такое! — с лестницы донеслись недовольные женские переговоры. — Это не прием, а черт знает что!
Сашка тут же узнала Виолу.
— Да перестань, пожалуйста, — перебила ее восклицания Виктория. — Осколки уже все вымели. А я все равно хотела переодеться.
— Испоганить такое платье. Из какого места у него руки растут!
— Подумаешь, пролил вино на юбку. Ну, испугался парень. Да мы все перепугались, когда со всех сторон рвануло, — хмыкнула тетушка. — Иди лучше к гостям. Там половина уже домой разбегаются, как тараканы. Почуяли неладное.
