грязные подробности, — ухмыльнулся он.
Пендергаст сделал глоток бурбона и немного помолчал.
— Джадсон, боюсь, мне будет нелегко рассказывать. Речь идет о Хелен.
Смех замер на губах Эстерхази. Его патрицианские черты выражали растерянность.
— Хелен? А что — Хелен?
Пендергаст сделал большой глоток.
— Я узнал, что ее смерть была не случайной.
Эстерхази на минуту замер, пристально глядя на Пендергаста.
— Как тебя понимать?
— Твою сестру убили.
Эстерхази медленно поднялся, совершенно потрясенный. Он отвернулся и медленно, как во сне, побрел к книжному шкафу у противоположной стены. Взял первый попавшийся под руку предмет, повертел в руках и положил на место. Потом, после длинной паузы, повернул обратно. Подойдя к серванту, он дрожащей рукой наполнил свой бокал и сел напротив гостей.
— Зная тебя, Алоизий, думаю, нет смысла спрашивать, полностью ли ты уверен, — очень спокойно произнес он.
— Именно.
Весь облик Эстерхази совершенно изменился: Джадсон побледнел, у него сжимались и разжимались кулаки.
— И что ты… мы будем теперь делать?
— Я — с помощью Винсента — найду того, или тех, кто все организовал. И мы позаботимся, чтобы восторжествовала справедливость.
Эстерхази посмотрел Пендергасту в глаза.
— Я тоже хочу. Хочу видеть, как человек, убивший мою любимую сестру, заплатит за то, что сделал.
Пендергаст не ответил.
Д’Агосту до глубины души поразила ярость и возмущение, охватившие брата Хелен. Эстерхази откинулся назад; его темные глаза так и сверкали.
— А как ты это узнал?
Пендергаст коротко поведал ему о событиях последних дней. Эстерхази, хоть и был не в себе, слушал внимательно. Потом он поднялся и налил себе еще выпить.
— Я полагал… — Пендергаст сделал паузу. — Я полагал, что очень хорошо знаю Хелен. И вот кто-то убил ее, да еще прибег к таким необычным мерам и затратам, стараясь обставить ее смерть как несчастный случай. Значит, я ничего не знаю о некой стороне ее жизни, хотя мы прожили с ней вместе почти два года. Остается поверить, что это неизвестное, чем бы оно ни было, относится к ее прошлому. И здесь мне нужна твоя помощь.
Эстерхази провел рукой по высокому лбу и кивнул.
— Есть у тебя хоть малейшее представление о том, кто желал ее смерти? Враги? Завистливые коллеги? Бывший возлюбленный?
Эстерхази молчал, двигая челюстью.
— Хелен была чудесной женщиной. Добрая. Обаятельная. Врагов у нее быть не могло. В Массачусетсском институте технологий ее все обожали. И в аспирантуре она не забывала воздать должное учителям и коллегам.
Пендергаст кивнул.
— А после института? Может, какие-нибудь конкуренты в «ВНК»? Кого-то она, например, обошла по службе?
— В этой организации так не делается. Все работают вместе. Никакого соперничества и карьеризма. Там ее очень ценили. — Он болезненно сглотнул. — Даже любили.
Пендергаст откинулся назад.
— За несколько месяцев до гибели Хелен совершала какие-то короткие поездки. Мне говорила, что занимается исследованиями, но в детали не вдавалась. Теперь мне это кажется странным. «Врачи на крыльях» — организация лечебная и просветительская, а не исследовательская. Нужно было расспросить Хелен получше. Ты — врач… ты знаешь, о каких исследованиях может идти речь?
Эстерхази задумался. Затем покачал головой:
— Извини, Алоиз, она мне ничего не говорила. Ей нравилось путешествовать, сам знаешь. И заниматься медицинскими исследованиями. Эти два увлечения и привели ее в «ВНК».
— А ваша семейная история? — спросил д’Агоста. — Какие-нибудь ссоры, старые обиды и тому подобное?
— Ее все любили. Я даже немного ревновал. Да и не было никаких семейных проблем. Родители наши умерли пятнадцать с лишним лет назад, я теперь последний из Эстерхази… — Он замялся.
— В чем дело? — Пендергаст подался вперед.
— Знаешь, задолго до того, как она познакомилась с тобой, у нее был неудачный роман. С каким-то проходимцем.
— Продолжай.
— Кажется, в аспирантуре. Она как-то раз приехала с ним из института на выходные. Блондин, лицо приятное, глаза голубые, высокий, спортивный. Все время носил светлые брюки и джемпера. Из старинного рода, вырос на Манхэттене, летний домик на Фишерс-Айленд. Говорил, что собирается стать инвестиционным банкиром… Полагаю, типаж ясен.
— А звали его как?
Долгая пауза.
— Черт. Не помню.
— Почему они расстались?
— Да были какие-то проблемы сексуального характера. Хелен об этом особо не распространялась… то ли извращенец, то ли садист.
— И что?
— Она его бросила. Он потом ей надоедал, звонил, письмами забрасывал… Впрочем, маниакального в этом ничего не прослеживалось. Ну а потом и забылось все. — Эстерхази махнул рукой. — Это произошло за шесть лет до того, как вы познакомились, и за девять до ее смерти. Вряд ли тут есть какая-то связь.
— Имени так и не вспомнишь?
Эстерхази потер виски.
— Фрэнк… Звали его Фрэнк. А фамилия… нет, наверное, я вообще фамилии не знал.
Воцарилось долгое молчание.
— Что-нибудь еще?
Эстерхази покачал головой.
— Не могу поверить, что кто-то намеренно причинил зло Хелен.
Пендергаст кивнул в сторону висевшей на стене гравюры, изображавшей ночь и белую сову на дереве.
— Одюбон?
— Да. Только, боюсь, репродукция. — Эстерхази посмотрел на гравюру. — Странно, что ты обратил внимание.
— Почему?
— Она висела в детской у Хелен. Сестра говорила, что, когда болеет, смотрит на нее по несколько часов подряд. Одюбона она обожала. Да ты наверняка это сам знаешь, — быстро добавил он. — Вот я и повесил на память.
На лице Пендергаста мелькнуло мимолетное удивление, и он спросил:
— А что ты можешь рассказать о жизни Хелен перед тем, как мы с ней познакомились?
— Для сестры не существовало ничего, кроме работы… Впрочем, одно время Хелен увлекалась альпинизмом. Каждые выходные отправлялась полазить.
— Куда?
— В горы Шаванганк. Она жила тогда в Нью-Йорке и много ездила. Отчасти по делам «ВНК» — в Бурунди, Индию, Эфиопию. А отчасти просто ради приключений. Помню, однажды я наткнулся на нее, когда она — лет пятнадцать или шестнадцать назад — в отчаянной спешке собиралась не куда-нибудь, а в Нью-Мадрид.
— Нью-Мадрид?
— Нью-Мадрид, штат Миссури. Зачем едет — не рассказывала; мол, я буду смеяться, если узнаю. Ты же помнишь, Алоиз, временами она никого не посвящала в свои тайны.
Д’Агоста украдкой взглянул на Пендергаста: похоже, Хелен обогнала мужа в скрытности и нежелании делиться своими мыслями.
— Жаль, что больше ничем не могу помочь. Если вдруг вспомню фамилию того парня, сообщу тебе.
Пендергаст поднялся.
— Спасибо, Джадсон. Прости, что огорошил правдой. К сожалению, у меня не было времени тебя подготовить.
— Я понимаю.
Доктор проводил их через коридор в переднюю.
— Постой, — начал он и осекся. Маска сдерживаемого гнева спала, на красивом лице отразилась сумятица чувств: неукротимая ярость, страдание, опустошение. — Помнишь, что я сказал? Я тоже хочу… я должен…
— Джадсон, — быстро заговорил Пендергаст, беря его
