— Этого не может быть, — повторила девушка. Она замерла возле Виктора Аствелла.
— Это правда, Лили, — ответил тот, — но есть ещё кое-что, чего не знает никто, кроме меня. Этот ублюдок, которого я пристрелил, был местным знахарем. На его совести жизнь пятнадцати детей. Думаю, ни один суд в мире не осудил бы меня.
Лили подошла к Пуаро.
— Мсье Пуаро, — с жаром сказала она, — это ужасная ошибка. Только потому, что у человека вспыльчивый характер, только потому, что он может взорваться и нагрубить, только поэтому вы считаете, что он мог поднять руку на собственного брата! Но ведь это же неправильно! Я знаю, я знаю — мистер Аствелл не способен на это!
Пуаро посмотрел на взволнованную девушку. На губах его играла загадочная улыбка. Вдруг он взял её руку и нежно пожал тонкие пальчики.
— Вот видите, мадемуазель, — шепнул он ей, — а вы ещё говорили, что не верите в женскую интуицию. Итак, вы уверены, что убийца — не Виктор Аствелл?
Лили ответила ему твёрдым взглядом.
— Мистер Аствелл — замечательный человек, — пылко сказала она, — честный и порядочный. Он не имеет ничего общего с нелегальными работами на золотоносной шахте в Мпала. Он очень хороший человек, и я… я согласилась выйти за него замуж.
Виктор Аствелл подошёл к ней и взял её за руку.
— Как перед Богом, Пуаро, — сказал он. — Я не убивал своего брата!
— Знаю, — кивнул Пуаро.
Его глаза быстро обежали комнату.
— Послушайте, друзья мои. Мне пришла в голову рискованная мысль — с помощью своего друга я погрузил леди Аствелл в гипнотический сон, и она рассказала, что в ту ночь в кабинете мужа видела за портьерой силуэт какого-то человека.
Глаза всех собравшихся устремились к окну.
— Вы хотите сказать, что там прятался какой-то бродяга? — воскликнул Виктор Аствелл. — Боже, какой великолепный выход!
— Ах, — спокойно продолжал Пуаро. — Согласен. Только это была вот та портьера.
Повернувшись, он театральным жестом указал на портьеру в углу комнаты, за которой скрывалась маленькая винтовая лестница.
— Ночь накануне убийства сэр Рубен провёл наверху, в маленькой спальне над кабинетом. Он позавтракал в постели, потом позвал мистера Трефузиса, чтобы дать ему распоряжения. Уж не знаю, что такое мог забыть в спальне мистер Трефузис, но какую-то вещь он там оставил. Когда на следующий вечер он пожелал доброй ночи сэру Рубену и леди Аствелл, он вдруг вспомнил об этом и поднялся по лестнице в спальню, чтобы забрать её. Не думаю, чтобы кто-то обратил на это внимание — ведь супруги к тому времени в пылу ссоры уже забыли обо всём. Скандал был в самом разгаре, когда мистер Трефузис спустился по лестнице в кабинет.
Обвинения, что они бросали друг другу в лицо в пылу ссоры были столь интимны и в то же время столь чудовищны, касались таких вещей, что мистер Трефузис оказался в очень неловком положении. Ему стало ясно, что они оба считают, будто он давным-давно поднялся к себе. Страшась, что гнев сэра Рубена неминуемо обрушится на него, он не придумал ничего лучше, как притаиться за портьерой в надежде, что сможет незаметно ускользнуть позже. Секретарь скорчился в углу и затих. Когда леди Аствелл уходила к себе, её подсознание отметило очертания человеческой фигуры за портьерой.
После этого она ушла. Вслед за ней хотел незаметно выскользнуть и Трефузис, но сэр Рубен неожиданно поднял голову и с неудовольствием понял, что секретарь всё время был в кабинете. Он к тому времени и так был достаточно взбешён. Увидев же перед собой несчастного секретаря, сэр Рубен и вовсе вышел из себя. Накинувшись на беднягу, он принялся оскорблять и поносить его, обвиняя во всех мыслимых и немыслимых грехах, в том числе и в том, что секретарь шпионит за ним.
Дамы и господа, я не случайно заинтересовался психологией. И в ходе расследования я быстро понял, что бесполезно искать преступника среди тех из вас, у кого вспыльчивый характер. Ведь такой характер сам по себе нечто вроде котла с предохранительным клапаном. Вспомните поговорку: «Лает, но не кусает!» Нет, господа, мне нужен был совсем другой человек: спокойный, выдержанный, уравновешенный, — например, который целых девять лет мог играть роль тихони, эдакого мальчика для битья. На свете нет такой цепи, которая могла бы годами — годами! — выдерживать такое чудовищное напряжение, в конце концов она должна была лопнуть!
Попытайтесь только представить себе такое — целых девять лет сэр Рубен унижал и третировал своего секретаря, и девять долгих лет несчастный молодой человек безропотно переносил это. Но вот наконец наступил такой день, когда цепь лопнула и затравленный пёс набросился на своего ненавистного хозяина. Чаша его терпения переполнилась, понимаете?! Всё это случилось той самой ночью. Сэр Рубен повернулся к письменному столу, ожидая, что его секретарь, как и раньше, с поникшей головой покорно выскользнет из комнаты. Но вместо этого тот бесшумно снял со стены дубинку, зашёл ему за спину и со всего размаху опустил её на голову своего мучителя.
Пуаро повернулся к Трефузису. Словно окаменев от изумления, тот смотрел на него широко раскрытыми глазами.
— Вот ваше алиби и разлетелось вдребезги, молодой человек. Мистер Виктор Аствелл уверял меня, что вы были у себя, но никто не видел, как вы поднимались к себе в комнату! Убив сэра Рубена, вы уже собирались незаметно ускользнуть, как вдруг услышали какой-то звук и поспешно спрятались за портьерой. Вы продолжали прятаться там, когда в комнату вошёл Чарльз Леверсон; вы всё ещё были там, когда чуть позже пришла Лили Маргрейв. Только после того, как всё в доме замерло и наступила тишина, вы рискнули вернуться к себе. Ну что, вы будете это отрицать?
Трефузис трясся всем телом как осиновый лист.
— Я… я никогда…
— Бросьте! Пора, наконец, покончить с этим. Все эти две недели я занимался тем, что разыгрывал перед вами целый спектакль, делая вид, что плету сеть, которая вот-вот затянется вокруг вас. Отпечатки пальцев, следы, обыск в вашей комнате — кстати, неужели вы поверили, что я случайно оставил там беспорядок? Всем этим я добился того, что в вашей душе поселился страх. Ночи напролёт вы лежали без сна, изнемогая от ужаса и гадая, не оставили ли вы где-нибудь след или отпечаток руки? Снова и снова вы перебирали в памяти события той роковой ночи, пытаясь вспомнить, не совершили ли вы роковую ошибку. И вот наконец я добился того, что вы потеряли от страха голову и сделали один маленький промах. Помните, вчера я у вас на глаза подобрал на лестнице одну маленькую вещицу? Вы умеете держать себя в руках, но я успел заметить страх, написанный у вас на лице, — ведь именно по этой лестнице вы крались той ночью. Потом я разыграл целое представление — маленькая коробочка, демонстративно громкий приказ Джорджу припрятать её и мой поспешный отъезд.
Пуаро повернулся к двери.
— Джордж?
— Я здесь, сэр.
Слуга вышел вперед.
— Прошу вас, расскажите дамам и господам, какие я оставил распоряжения, прежде чем уехать.
— Я должен был спрятаться в шкафу, который стоит в вашей комнате, сэр. Коробочка всё это время должна была оставаться там, где вы и сказали. Ровно в половине четвёртого в комнате появился мистер Трефузис — он подошёл к тумбочке и открыл тот самый ящик, о котором вы говорили.
— А в этой коробочке, — подхватил Пуаро, — была самая обычная булавка. Не в привычках Пуаро скрывать правду, господа. Я действительно поднял её с ковра, который покрывает лестницу. Как это говорите вы, англичане: «Булавку найдёшь — удачу обретёшь!» Вот удача мне и улыбнулась — я нашёл настоящего убийцу!
Он повернулся к секретарю.
— Видите? — тихо сказал Пуаро. — Вы сами себя выдали!
Вдруг Трефузис будто сломался. Рыдая, он рухнул в кресло и закрыл лицо дрожащими руками.
— Я уже ничего не соображал, — простонал он. — Всё как будто в тумане! Ничего не помню, наваждение какое-то. О Боже, ведь он оскорблял меня годами, чуть ли не ноги об меня вытирал, словно я был для него не больше, чем грязной тряпкой! Как я ненавидел его все эти годы!
— Я знала это! — ликующе воскликнула леди Аствелл.
Она вскочила на ноги и бросилась к Пуаро. Лицо её сияло торжеством.
— Я знала, что моего мужа убил этот человек! — объявила она, трепеща от гордости и возбуждения.
— И вы были абсолютно правы, мадам, — кивнул Пуаро. — Можно называть вещи по-разному, но суть от этого не меняется. Ваша «интуиция», леди Аствелл, вас не обманула. Примите мои искренние поздравления!
Bon (фр.) — хорошо.
