— Леша, — вмешался Корней Моисеевич, — не нудь жесток. Что тебе надо: довести его до слез? Так нам это все равно ни с какой стороны не поможет. По, капитан, вы уверены, что в числе пропавших вещей были пассатижи?
— Уверен, — подтвердил Тарас Малов. — С пластмассовыми рукоятками. Как сейчас помню.
Адвокат с техническим именем Радий и со сказочной фамилией Берендеев сидел в кресле под торшером, погрузившись в чтение возобновившего регулярный выпуск журнала «Наука и жизнь». Кресло было в меру жестким и способствовало правильному положению позвоночника, а вследствие этого и полноценному отдыху, торшер освещал страницу с нужной стороны. Все в однокомнатной квартире Радия Кузьмича было устроено наилучшим функциональным образом, с максимумом комфорта и минимумом беспорядка. В доме № 14 по Водопроводному проезду его однокомнатная квартира была хотя и не самой богатой, зато самой чистой и наиболее рационально оформленной. За ее пределами властвовал хаос. На лестничной площадке царил аромат мусоропровода. На общественных балконах устраивали подозрительные сборища подростки. С балконов индивидуальных приличные на первый взгляд жильцы сбрасывали громоздкие ненужные предметы. А сосед из квартиры, расположенной через стену от берендеевской, сменил замки, привыкнуть к ним не может и, что ни вечер, ломится к себе в квартиру, словно в посторонний дом, со скрежетом, стуком и руганью…
Опустив журнал, Берендеев прислушался. Так и есть, сосед снова таранит дверь. На сей раз получалось так громко, словно ключами орудуют у него в прихожей… Конечно, такое могло только померещиться, но Радий Кузьмич уже привстал, чтобы идти разбираться, что там стряслось. Зависнув на несколько секунд в этом неудобном положении, опустился обратно и снова принялся за статью из журнала, нить которой он за жилищными передрягами упустил.
Как-то раз, наскучив одинокой жизнью, он сделал попытку завести домашнее животное… Черно-белый, в стиле немого кино, котенок оставлял на полу вонючие лужицы, срывал когтями обои, расплескивал из блюдечка молоко, а когда подрос, отправился в бессрочную прогулку. По правде говоря, Радий Кузьмич мало сожалел об этой потере. Женщины и кошки не уживались с ним. Возможно, он не умел их приручать, поэтому остался один… А ведь раньше сопротивлялся, прилагал усилия, чтобы избежать наманикюренных коготков хищных и гибких соискательниц, желающих присвоить опытного, хорошо зарабатывающего адвоката. В придачу к своим заработкам, Радий Берендеев был высок, в меру широкоплеч, спортивен и непьющ. Голос вот только подкачал: дребезжащий тенор, в котором смолоду пробивалось что-то досадливо-старческое. Но, учитывая длинный список достоинств, голос можно было простить. За последний год к недостаткам (скрытым; да, скрытым) прибавилось то, что, подойдя к унитазу за малой нуждой, Радий Кузьмич простаивал возле него по полминуты и дольше. Затруднения мочеиспускания свидетельствуют об увеличении простаты, как говорит уролог… Но это никого не касается.
Читая статью о новейшем открытии в области астрофизики, Берендеев не мог отбросить мысли о том иностранном журналисте, который сперва добивался встречи, а потом на нее не пришел. Почему не пришел? Бог его ведает. Не исключено, что забыл. Журналисты так непостоянны! Хуже кошек и женщин, вместе взятых. Приятнее думать так. Зачем же сразу предполагать худшее?
Радий Кузьмич не любил смотреть телевизор, включал его редко, только если видел в программе, что по каналу «Культура», где нет раздражающей рекламы, собираются показать какой-нибудь мировой шедевр. Новости он избегал смотреть, чтобы не расстраиваться; все нужные новости, как представлялось ему, доходили через постановления и газеты. В связи с этим ни один диктор не мог донести до Радия Кузьмича весть о гибели Питера Зернова. Однако Берендеев был слишком опытным адвокатом, чтобы не заподозрить, что просто так даже журналисты от встреч не отказываются. Особенно журналисты…
Радий Кузьмич резко наклонился вперед и замер в настороженной позе: тело отреагировало раньше, чем отозвался мозг. Где-то в глубине покоящейся во мгле квартиры — то ли на кухне, то ли в коридоре — ему послышался шорох. Послышался или почудился? Барахлящая простата, первый признак старческих немощей, заставляла Радия Кузьмича сомневаться в данных органов чувств, но профессионализм заставлял обращать внимание на мелочи, особенно те, что грозят опасностью. Кожа головы под редкими, но мало затронутыми сединой волосами рефлекторно покрылась холодным потом, напряглись, будто готовясь к обороне, мускулы. Толстый номер «Науки и жизни» сполз с колен; Берендеев перехватил его в сантиметре от пола, словно опасаясь, что звук падения журнала выдаст его. Это было глупо. Независимо от звуков, в однокомнатной квартире его легко найти. Если тот, кто скрывался сейчас в темноте, пришел за ним. Если тот, кто скрывался, на самом деле существовал.
Это было опасное дело, то, о котором заставил его вспомнить настырный журналист. Точнее, оно стало по-настоящему опасным только сейчас. Папка, которую достал Берендеев, фактически содержала документы, имеющие непосредственное отношение к одному убийству — очень давнему, всеми забытому, но в том-то и штука, что убийство, как ему подсказывала более чем тридцатилетняя адвокатская практика, невозможно скрыть. Бывают особенные дела: вы думаете, что похоронили его навеки и тем решили все проблемы, а оно воскресает из мертвых и становится еще жизнеспособнее. Какой же ты дурак, Радий Кузьмич! До седых волос дожил, а ума не нажил. Не надо было соглашаться на встречу, не надо было вообще разговаривать с журналистом. Надо было разорвать материалы, содержащиеся в папке, сжечь их, а пепел утопить. И еще не поздно. Завтра с утра, придя в свою контору, он так и поступит…
Если настанет это «завтра». Шорох, слишком настойчивый для того, чтобы оказаться случайным, повторился. Теперь он напоминал звук соприкосновения рифленой подошвы с линолеумом, которым был выстлан пол в коридоре. Как всякий разумный человек, имеющий основания чего-либо опасаться в наше беспокойное время, Радий Кузьмич завел пистолет. Пистолет стрелял резиновыми пулями, но даже резиновые пули способны вывести нападающего из строя, причинить серьезные повреждения, а при выстреле в лицо — убить. Только где же он, спасительный пистолет? В кармане коричневого пиджака, который преспокойно висит в шкафу на вешалке. Радий Кузьмич впервые пожалел о своей педантичной аккуратности: если бы он, раздеваясь, небрежно бросил пиджак на спинку кресла, вместо того чтобы вешать его в шкаф, оружие оказалось бы под рукой — сейчас, в тот единственный и неповторимый миг, когда он по-настоящему нуждался в нем!
Чтобы дойти до шкафа и распахнуть дверцу, понадобилось бы пять секунд. Достать из кармана пиджака пистолет — еще две секунды. Но даже такого ничтожного запаса времени у адвоката Берендеева не осталось…
Окаменев в любимом кресле, под торшером, мягкое освещение которого какую-то минуту назад навевало успокоительные мысли, Радий Кузьмич уставился на шагнувшего в комнату человека с длинным, матово поблескивающим пистолетом, стараясь заглянуть убийце в глаза. Убийца не смотрел в глаза Радию Кузьмичу; он деловито смотрел на его грудь, выбирая наиболее удобную точку прицела. Напряженная сцена длилась, казалось, века, но на самом деле заняла едва ли три секунды, а потом адвоката Берендеева отбросило выстрелом и приплюснуло к спинке кресла. Струи крови выбрызнулись избыточной алостью на обтянутые домашними брюками костлявые колени, паркетный пол и недавно вышедший номер журнала «Наука и жизнь».
Функциональное, выгодное для позвоночника кресло было безнадежно испорчено. Но сожалеть о нем отныне было некому.
Версию под условным названием «Спор хозяйствующих субъектов» Александр Борисович Турецкий решил расследовать собственноруч… то есть единолично… то есть, тьфу ты, самолично! Не ожидая от молодых подчиненных умения разбираться в сложных хозяйственных делах, он повлекся в организацию «Росправо», которая едва было не закрыла «Келли» путь в Россию. Название «Росправо» звучало до смешного похоже на «расправа»… Способен ли гендиректор компании «Росправо» Василий Чернушкин расправиться с журналистом, который перешел ему дорогу? Убивают и за меньшее… Многолетний практический опыт сигнализировал, что убивают и умирают люди по самым различным, порой на посторонний взгляд нелепым, причинам.
«Росправо» обосновалось на Мясницкой улице, между магазином музыкальных инструментов и бутиком, набитым экстравагантными женскими тряпками. Такое соседство показалось Турецкому настолько же эффектным, насколько и неприличным. Компания, которая выбрасывает деньги на местоположение, обязана быть очень, очень богатой… Судя по прочим параметрам, она таковой и являлась. Войдя в подъезд, где наверх вела устланная парадной красной дорожкой лестница, Саша с оторопью взирал, задирая голову, на люстры, не то церковные, не то театральные, и искренне шарахнулся от мраморной обнаженной статуи какого-то греческого атлета, который, как ему померещилось, неожиданно выступил из-за стены. Главной защитой от этого навязчивого великолепия Турецкому представлялись «корочки», которые он совал в нос каждому встречному-поперечному, не исключая мраморного атлета, и в конце концов предъявил секретарше в предбаннике кабинета Чернушкина, до которого, после метаний по лифтам и лестницам, все-таки добрался.
