Ознакомительная версия.
Господи, если он свалится прямо здесь, что же с ним делать? А с другой стороны, может быть, и к лучшему — в этом случае Виктор просто взвалил бы его на плечи и оттранспортировал домой.
— Валерий… — сделала я последнюю отчаянную попытку. — Пойдемте домой, ваша жена наверняка волнуется.
— Кто? — презрительно переспросил Кудрин, меряя меня мрачным взглядом. — Жена? Волнуется? Да пошла она! Я же из-за нее… — Он вдруг сильно сжал стакан, так, что побелели пальцы, потом поднял его и хотел уже шваркнуть о пол, но Виктор вовремя перехватил руку Кудрина.
Затем он молча, одним сильным движением выдернул стакан из рук Валерия и аккуратно поставил его на стол. Кудрин поднял голову и, пьяно усмехнувшись, посмотрел на Виктора. Взгляд того был непроницаем.
— Валерий… — осторожно сказала я. — Вы что-то говорили о своей жене… Что вы сделали из-за нее?
— Сука, какая мерзкая сука… — прошептал он, думая явно о своем.
— Простите, это вы о ком? — решилась спросить я.
— Вот оно, наказание божье, вот оно… — шептал Кудрин, сминая в руках край скатерти. — Я же знал, что этим все закончится, знал, знал! — простонал он, стуча кулаком о крышку стола.
Удары были сильными и явно причиняли Валерию боль, но он совершенно не замечал этого.
Я ничего больше не говорила, чувствуя, что сейчас Кудрин думает о чем-то очень важном, вспоминает что-то такое, что сильно повлияло на его жизнь, может быть, даже поменяв ее коренным образом.
— И ведь говорил я Людмиле — не надо, не надо… — продолжал он. — Нет, уперлась! Обида заговорила! И эта идиотка все нервы вымотала! Теперь вот расплачивайся! Нет, бабы все стервы, все! Одни деньги на уме, а без денег ты на хрен им не нужен!
Я тихонько сделала Виктору знак, чтобы он отошел и не спугнул Кудрина, которого постепенно начинало все больше и больше пробивать на откровенность. Я почувствовала, что этот человек наконец готов выложить то, что упорно до этого момента хранил в себе.
— Это она во всем виновата! — продолжал Кудрин, смотря куда-то в сторону мало что выражающим взглядом.
— Кто? Жена? — осмелилась спросить я.
— Да, — почти машинально ответил Кудрин.
Я почувствовала, что он не осознает, кто сидит перед ним, и говорит слова как бы по инерции.
— Она, и Людмила тоже, — продолжил он. — Грех о покойнице говорить так… Да скоро все там будем…
Он как-то злорадно заулыбался.
От его улыбки мне стало не по себе.
— И как это я тогда на это подписался — ума не приложу! Не сиделось мне в приемщиках бутылок, не сиделось!
— Вы работали приемщиком стеклотары? — удивилась я.
— Ну… — неопределенно как-то подтвердил Кудрин. — В общем, да. А Людка была завсекцией в ювелирном магазине. И тоже ей мало!
Мне почему-то при этих словах вспомнилась Маринка, которая сразу же определила Обухову как «базарную хабалку» и заявила, что в отличие от нее руководила бы секцией в магазине как надо.
— В каком магазине? — продолжила я свои расспросы.
— Да это не здесь, — махнул рукой Кудрин. — Это в Шабалове, мы тогда там жили…
Он уныло посмотрел на свой стакан, в котором уже ничего не было, вздохнул и продолжил:
— Ну, и уволили ее за какие-то там провинности, а она взъелась за это на директора. А потом… — Кудрин снова тяжело вздохнул, — короче, решила его нагреть.
— Каким образом? — я старалась задавать свои вопросы очень осторожно, отстраненным голосом, которым обычно спрашивают загипнотизированного человека.
Кудрин в тот момент находился в состоянии, очень близком именно к этому.
— Каким образом? — он криво ухмыльнулся. — Грохнуть магазин, конечно… Как же еще?
— Ограбить?
— Ну да. Она знала, как лучше это сделать. А я…
Кудрин еще раз испустил вздох и покачал головой.
— Мы познакомились незадолго до этого случая. У меня уже тогда были проблемы с женой…
При упоминании жены у Кудрина снова в глазах появилось какое-то зверское выражение.
— Ну, а она женщина одинокая, и мы сошлись. Вроде как любовь была, первое-то время. А потом ее уволили, и она уговорила меня…
Он замолчал и уронил голову на стол. Я побоялась, что он не будет больше продолжать — ведь алкоголь явно мог взять свое в самый неподходящий момент, и Кудрин был на пороге того, чтобы отрубиться и заснуть прямо в кафе. Но… Полежав так некоторое время, он тяжело поднял голову и сказал:
— Мы сделали это ночью… Боже мой, но эти глаза, эти глаза! — во взгляде Кудрина промелькнул ужас. — Они до сих пор стоят передо мной!
— Чьи глаза? — быстро спросила я.
— Сторожа, того самого, которого она… — он сглотнул слюну.
— Что с ним случилось?
— Она его задушила удавкой, — выдохнул он и рухнул на стол.
Потом он бормотал себе под нос что-то нечленораздельное, и как я ни старалась разобрать, что именно, мне этого не удавалось. Затем Кудрин вдруг поднял голову и повторил то, с чего начал свой рассказ:
— Вот оно, наказание! Вот она, божья кара!
И это были его последние слова в ту ночь. После этого он вырубился окончательно и захрапел. Я поняла, что на большее мне рассчитывать не приходится. Однако Кудрин сказал мне главное из того, что хранил в себе. Я была уверена в том, что именно это он скрыл от меня тогда, в редакции, именно этот эпизод в своей жизни считал предвестником нынешней божьей кары.
Я смотрела на него и обдумывала услышанное. Но время было уже слишком позднее, чтобы мысли оказались конструктивными. И я подозвала Виктора. Тот оглядел спящего Кудрина, сразу все понял и поднял почти безжизненное тело менеджера по поставкам под мышки. Через полчаса оно было благополучно доставлено домой.
Морозов при нашем появлении успокоился, и мы уговорили его пойти немного поспать. Сама я уже ложиться не стала, и мы с Виктором до утра просидели в кухне, уничтожая литрами чай.
До утра больше не произошло никаких событий. Когда Морозов проснулся, Кудрин еще спал. Жена его вообще не появлялась из своей комнаты.
— Нам нужно ехать, — сказала я. — Рабочий день.
— Конечно, езжайте, — ответил Морозов. — Незачем вам тут торчать. Я скоро отзвонюсь на работу, мне замену пришлют. Так что езжайте.
Мы попрощались и отправились в редакцию.
Все утро я отчаянно боролась со сном. Я ежеминутно вызывала Маринку и требовала новую порцию кофе. Маринка понимающе кивала головой, мчалась исполнять заказ и возвращалась, каждый раз заботливо спрашивая:
— Может быть, приляжешь отдохнуть?
— Какое приляжешь! — стонала я, хватаясь за голову, которая просто раскалывалась от боли. — Мне статью нужно дописывать, потом еще встреча с представителем рекламного агентства…
— Ну тогда поешь хотя бы! Ты же бледная! Вот! — Маринка умчалась в приемную, оставив открытой дверь.
Потом я увидела, как она взяла свою сумочку, вытрясла все, что в ней было, на стол, схватила зеркальце и побежала обратно.
— Вот, смотри! — торжествующе сказала она и подсунула зеркальце мне под нос.
— Ох, ну и что? — поморщилась я, увидев свое лицо, которое сегодня было нежно-салатного цвета с темными кругами под глазами. — Это у тебя зеркало такое. Ты его в комнате смеха, что ли, сперла?
— Ага, щас-с! — язвительно протянула Маринка. — Утешай, утешай себя. А ведь недосыпания очень сильно старят. Скоро никто и не поверит, что я старше тебя, как ты выражаешься, на целый год. А совсем даже наоборот будут думать! Смотри, вон у тебя даже морщинка появилась!
— Где? — аж подпрыгнула я. — Что ты несешь такое?
— Вон, посмотри, — услужливо показала Маринка какую-то незаметную неровность на моем лбу.
— Это совсем не морщинка! — попыталась защититься я.
— Да, а что же это такое? Самая настоящая морщина! Ты стареешь!
— Спасибо тебе, милая подруга, на добром слове, — вздохнула я. — Чего еще от тебя ждать? Разве что кофе…
— Все понял! — мигом мотнула головой Маринка и, подхватив поднос, побежала в приемную.
— Зеркало свое бракованное захвати! — крикнула я ей вслед, но коварная Маринка проигнорировала мое замечание. Зеркало она специально не стала забирать, и оно провалялось на моем столе до вечера.
Я из принципа не смотрелась в него, а когда под вечер украдкой глянула разок, в кабинет тут же просунулась противная Маринка.
— Ага, смотришь! — удовлетворенно сказала она, плюхаясь в кресло и доставая сигарету из моей пачки.
— И вовсе я не смотрю! — возмущенно закричала я, отшвыривая чертово зеркало подальше. — У меня… Мне соринка в глаз попала!
— Где, давай я посмотрю! — сразу же забеспокоилась Маринка, хватая меня за голову и поворачивая ее к окну.
Она двумя пальцами оттянула мне верхнее веко и принялась внимательно разглядывать глаз.
— Что-то я ничего не вижу… — протянула она, качая головой, — а ну-ка повернись вот так…
Ознакомительная версия.
