Ознакомительная версия.
Часть 2
Москва встретила промозглым утром, с мокрым снегом и резким, порывистым ветром. Самолет изрядно потрясло при посадке. В салоне дважды моргнул свет, пара женщин даже взвизгнули. При посадке меня замутило. Я сунула в рот леденец, кисло-сладкий вкус отогнал тошноту. Когда шасси коснулись взлетной полосы, пассажиры выдохнули, и, спустя мгновение, традиционно зааплодировали.
От Лефебвра я избавилась без труда. По сути он сам облегчил мне задачу. Признаться, сальные шуточки француза мне изрядно поднадоели еще в самолете, потому я сделала вид, что сплю. Лефебвр грустно вздыхал, пару раз якобы невзначай потискал меня за коленку, а потом и сам задремал. По прилету, мы спокойно миновали таможню, помощник француза, сопя от натуги, приволок наш багаж. Пока я обдумывала, как сказать Лефебвру, что мои планы совершенно не совпадают с его, француз вытащил из кармана надрывавшийся мобильный и, отойдя в сторону, что-то пробормотал на языке Дюма.
– Алиса, я вынужден вас оставить, – сконфуженно произнес он, подойдя после разговора. – Мне срочно нужно ехать в посольство. Номер в гостинице заказан, располагайтесь, а я приеду позже. Сейчас вам вызовут такси…
– Ничего, я понимаю, – улыбнулась я, одарив француза многозначительным взглядом. Он пожал мою руку, заглядывая в глаза, как верный пес.
– Вы подождете меня? – тихо спросил он. – Кажется, вы нуждаетесь в моей помощи?
– Разумеется, – пообещала я и, осторожно оглядевшись по сторонам, чмокнула его в щеку. Помощник Лефебвра, переминавшийся с ноги на ногу, посмотрел на меня с неудовольствием. Возможно, я компрометировала начальника, но мне было наплевать.
Меня утрамбовали в такси, велев ехать в посольскую гостиницу. Я послала Лефебвру воздушный поцелуй, дружески помахала его насупившемуся помощнику и, отъехав от Шереметьева, велела таксисту доставить меня в недорогую гостиницу «Шерстон», номер в которой я заказала прямо из самолета, воспользовавшись айфоном. Вряд ли Лефебвр будет настолько прозорлив и обзвонит все отели, чтобы узнать, где остановилась его очаровательная польская спутница. Впрочем, шансы найти меня в столице были невелики. На рецепшн я зарегистрировалась под своим подлинным именем, решив, что польский паспорт себя полностью отработал. Да и задерживаться в гостинице надолго я не планировала.
В своем легкомысленном пальтишке я замерзла за считанные минуты, пока добежала от машины до крыльца. Тетка со старомодной халой на голове, кутаясь в пуховую шаль зарегистрировала меня и вымученно улыбнулась, объясняя, как пройти к полулюксу. В гостинице было прохладно. В номере немилосердно дуло из окна, но эти мелочи не могли меня напугать. Я приняла душ и нырнула в кровать, пробежав по ледяному полу, как балерина.
Нервное напряжение, гнавшееся по пятам несколько дней, вдруг отступило именно тут, в холодном гостиничном номере. Я проспала почти сутки, следующие тоже провела в номере, откуда вышла всего два раза – на обед и ужин. На третьи, совершенно спокойная, я просмотрела в Интернете номера французских газет, разыскивая в разделе происшествий сведения о неопознанном трупе, найденном в шахте лифта, но ничего не нашла. И только после этого позвонила Кристофу.
– Куда ты пропала? – обрушился он. – Лефебвр рвал и метал, после того как не нашел тебя в гостинице, позвонил мне с претензиями. Я уже стал думать, что ты снова попала в беду.
– Мне нет дела до Лефебвра и его притязаний, – ответила я. – Если хочешь, передай ему мои извинения.
– Обойдется, – буркнул Кристоф. – С тобой точно все в порядке?
– Точно.
– Хорошо. Свяжись с моими друзьями. Они уже прислали письмо, спрашивали, почему ты до них не добралась и актуальна ли моя просьба.
– Я в состоянии позаботиться о себе, Кристоф.
– Не сомневаюсь, но все-таки я прошу тебя съездить к ним.
Я пообещала, а пока попросила коротенько доложить о делах текущих. Кристоф уловил намек в моем голосе и кратко отрапортовал: полицейское расследование в Леваллуа Перре продолжается. Полиция наведывалась к нему и задавала вопросы, но он, разумеется, ничего не мог рассказать о гражданке Польши Алисе Буковской. Однако пронырливые репортеры газет Кристофа выяснили: дело зашло в тупик. Полиция выяснила, что пани Буковской не существовало на свете, мой дальнейший след потеряли. Тело Ларисы забрала ее дочь.
Я порадовалась, что Люда жива, хотя, признаться, ожидала от Оливье чего угодно. Внимательно вслушиваясь в интонации Кристофа, я не обнаружила ни малейшего намека на панику. Ничего он не сказал и о покойнике, найденном в шахте лифта, видимо не зная о произошедшем. Иначе он наверняка намекнул бы об этом.
– Когда ты приедешь? – спросила я под конец разговора.
– После новогодних праздников, – ответил он. – Твой пес начал нормально питаться, но не ложится спать, пока его не укроют одеяльцем. Мой ветеринар говорит, что у Бакса стресс. Он скучает… и я тоже.
Я попрощалась с Кристофом и даже немного поревела в подушку. Но какое-то время спустя мне стало легче. Парижский кошмар закончился, и я, распрощавшись с чужой страной, была готова начать жизнь заново.
Жизнь в Москве меня оглушила. Я отвыкла от соотечественников, и теперь они казались обезьяньей стаей, от которой можно ожидать чего угодно. Отправляясь днем на прогулку я шагала среди равнодушной толпы, нервно озиралась по сторонам и вздрагивала, когда кто-нибудь толкал меня. С непривычки слышать отовсюду русскую речь было тяжело. Я ловила себя на том, что напрягаю слух, дабы уловить привычные французские переливы. На пятый или шестой день я шарахнулась от старухи, задавшей какой-то глупый вопрос. Сейчас воспоминание о случайной прохожей вызывает у меня смех, но тогда я почти побежала, оборачиваясь каждую минуту. Старуха смотрела на меня, приложив сложенную домиком ладонь к глазам.
Нет, так жить нельзя…
Из гостиницы я быстро съехала, сняла меблированную квартиру в спальном районе и ежедневно занималась самоистязанием: бродила по московским улицам, привыкая к новой жизни, хотя привычка все время быть одной визжала недорезанной свиньей, умоляя забиться в привычную щель.
Время шло, а я, ежедневно штудировавшая прессу: французскую и российскую не нашла даже намека на подозрения в свой адрес. Кристоф звонил еще дважды, и ни разу в беседе не прозвучало имени Оливье. Возможно, его до сих пор не нашли, хотя, вероятно труп лежит в морге, среди таких же неопознанных покойников. Успокоившись, я накупила себе одежды, а потом, поддавшись внезапному желанию, приобрела в автосалоне «Рено Клио», как воспоминание о Париже. Малолитражка изрядно скрасила мою жизнь. Я гоняла по столице, знакомясь с ее улочками, и даже вечное проклятие трех транспортных колец – пробки – не отравляли мою жизнь. Мне некуда было спешить. Я даже всерьез задумывалась о выходе на работу, не денег ради, разумеется. Работа давала иллюзию общения и там, вполне возможно, я могла бы завести новых друзей. Останавливали два фактора: Москва уже была охвачена предновогодней суетой, не самое хорошее время для начала карьеры, к тому же я все еще опасалась открываться перед новыми знакомыми. И потом: куда я могла пойти? Снова в актрисы?
Бред. В Москве актрис и актрисочек разного пошива сколько угодно. Даже в моем родном городишке на место статистки были дикие очереди, а уж тут за место под солнцем будут биться насмерть. Даже если каким-то чудом мне удастся пробиться на кастинг, там встанет вопрос о прошлых ролях. А актерский мир, как это ни парадоксально, довольно узок. Не хватало еще получить нож в спину в самый неподходящий момент. Нет уж, лучше устроиться секретаршей, менеджером, продавцом – подальше от публичности и телекамер…
Вечером я заскучала. Моя квартира располагалась на двадцатом этаже новостройки. Район был новым, толком не обжитым. Поблизости возводили торговый центр, но пока он не функционировал, жителей обслуживал крохотный магазинчик с крайне скудным выбором продуктов. Погода была отличная. Сырая оттепель, превращавшая снег в шоколадную кашу, сменилась приятным морозцем. Стоя на балконе, я видела как на улицу высыпал народ, а кто-то, в экспериментальных целях, запустил в небо ракету. Она взорвалась прямо над моим окном, рассыпавшись на тысячи огненных брызг. Люди внизу что-то радостно кричали и улюлюкали, а я, мрачно смотря вниз, подумала, что этот новый год вновь встречу одна.
Делать было совершенно нечего. По телевизору показывали какую-то муть. Я заглянула в холодильник и с тоской констатировала, что подъела все запасы. Конечно, кое-что там еще оставалось, голодная смерть мне не грозила, но плохое настроение следовало чем-то переломить. Я подумала о мороженом: большом килограммовом ведерке пломбира с кусочками фруктов и шоколада. А что? Съезжу за покупками, куплю продукты, новую книжку или какой-нибудь фильм и устрою себе маленький праздник. На подкорке сознания зашевелилось напоминание, что надо иметь совесть и съездить к друзьям Кристофа. Но тащиться в загородный поселок вечером не хотелось. Я решила оставить это на выходные. Впрочем, позвонить пожалуй, стоило.
Ознакомительная версия.
