– Это Андрей, – предупредил я негромко, в самый микрофон.
– Откуда звонишь? – спросил он как-то очень уж спокойно.
– От нашей знакомой. – Я помедлил, подбирая слова. – Ты познакомил, прошлой ночью.
– А-а, от неё, – сказал он. И вдруг удивился. – Что? Из квартиры?
– В общем и целом.
– Гм. А ты время не теряешь, – в его голосе были досада и неодобрение, которое сменялось отчуждением. – Мог бы предупредить.
– Ты ж всё время занят, – возразил я.
После короткой паузы Иван поинтересовался:
– Папаша там?
– Нет. Если только не прячется в одной из комнат. Я пока изучаю гостиную.
– Сейчас один?
– В гостиной? Да. А до этого обе гурии увлекли в бассейн.
Последнее предложение можно было опустить, но я не пожалел: пусть лучше от меня узнает о таких подробностях. Мне не нужны были его подозрения.
– Надеюсь, тебя пригласили не для плаванья?
Его холодный насмешливый тон показался мне неуместным и не понравился.
– Послушай внимательно, – начал я сухо. – Никто меня не покупает. Твоё утверждение, сейчас все двойные-тройные агенты, ко мне не подходит. По разным причинам, в которые не хочу вдаваться. Тебе придётся выбирать: либо мне доверяешь, либо нет. Здесь я по личным причинам. Тебе лучше поверить, я с тобой в одной лодке.
Мне показалось, он всё же поверил, или вынужден был поверить.
– И долго будешь решать эти… личные дела? – проворчал он примирительно. – Я тебя искал. Ты мне нужен.
Теперь и мне пришлось собираться с мыслями.
– Не могу ж так вот, откланяться? – возразил я с неохотой. – Хотя бы пообедаю с ними.
– Чёрт с тобой, обедай! Жду к трём.
Он резко положил трубку. Я ему перезвонил.
– Без обиды, ладно? – И пообещал: – В три буду.
Он пробурчал нечто невнятное, я разобрал только – «чёртовы ведьмы».
Эти «чёртовы ведьмы» оказались неплохими хозяйками, по крайней мере в том, что касалось кухни. Готовить они умели. А у меня слабость к женщинам, которые имеют склонность к данному искусству. Почему-то, всегда был уверен, у раздражительных и худых мужчин, у алкоголиков – матери или жёны не любили готовить. Возможно ошибаюсь, а к такому выводу меня подвигли личный опыт, личные наблюдения и тоскливые одинокие размышления. Но это мой опыт, мои наблюдения и размышления. Если мне нравится женщина, первым делом стараюсь увидеть её стряпню, вкусить её пищу. За разочарованием желудка неизбежно следует разочарование сердца и глаза, начинаешь замечать недостатки тела, которых прежде не видел.
– Теперь рассказывайте, почему сбежали из-под венца, – строго потребовала младшая из «ведьм», когда я откинулся на мягкую спинку стула, чувствуя, что поясной ремень хорошо бы незаметно распустить.
С сытым удовлетворением, как военачальник после недавней битвы, я оглядывал стол и начинал замечать в Вике милые и волнующие достоинства. У неё, оказывалось, были очаровательные ямочки в уголках губ, а сами губы без губной помады – нежные, чуть влажные и… в общем, можно было позавидовать сигарете, которой они уделяли большое внимание. Я был бы не прочь, чтобы они уделяли такое внимание моим губам.
– Я слушаю, – с женским упорством потребовала Ольга.
Я попытался отделаться тяжким вдохом и понял, это не поможет.
– Долгая история. Опоздаешь на свиданье. Может, в другой раз?
– Свиданье подождёт, – безжалостно объявила девушка. – Я слушаю.
Опершись локтями о край стола, она подпёрла ладонями подбородок и всем видом показала, что вся внимание.
– Чего-то мне недостаёт, – повёл я головой, осматривая просторную кухню.
Широкое окно выходило к парку. В просветах деревьев постоянно двигались крыши машин, напоминали о невидимой парковой дороге. Дневной свет от окна падал на развешенные полки и разнообразные столы итальянского гарнитура, на телевизор «Сони» с пристроенным под ним видеоплеером. Я задержал взгляд на большой электрической плите, над которой едва слышно работала вытяжка.
Ольга проявляла настойчивое терпение, точно перед ней сидела избалованная вниманием знаменитость, которой позволительно покапризничать. В Вике же ничего, кроме спокойной вежливости, я не заметил. Та и другая были в свободных халатах, – наверное, любили облачаться в них в домашней обстановке, – и трудно было определить, что там, под халатами. Обе, очевидно, чувствовали, что скрываемое халатами тогда меня не волновало, и это нас сближало, как старых знакомых.
– Чего же не хватает? – повторил я и уставился на Вику. – Ага, сигареты. Вот если твоя сестра…
– Дай ему сигарету, – распорядилась Ольга.
Вика без слов протянула мне наполовину опустошённую пачку, но я указал пальцем на ту сигарету, которую она курила. Она пожала плечами и отдала мне. Как будто освободившись от того, что ей мешало, неспешно подняла чашку с кофе, чуть отпила. Я больше не желал выносить её молчание.
– Дорогая Виктория, – обратился я с предельной вежливостью, чтобы ей трудно было не ответить. – Вы что, хозяйка дома? Нигде не вижу присутствия вашей матери. – Она смотрела мне в лицо, словно не слышала вопроса, и я вынужден был продолжить: – Не хочу обидеть, но сейчас вы взрослее своих лет. Не внешне, а … тонусом, что ли. Такое впечатление, на вас не халат, а тяжкое бремя забот и ответственности.
– Мне что, снять его? – вымолвила она, и усмешка обозначила ямочки в углах губ.
– Пожалуй, не стоит. Не уверен, под ним что-то, кроме вас самих. А я не так пресыщен удовольствиями, как скажем, господа с известной картины Моне «Завтрак на траве»…
– У нас не завтрак на траве, а обед на кухне.
– Совершенно верно. Но мы уже предались греху чревоугодия. А когда совершён один грех, легко пасть ещё раз.
– Мы не будем этого делать.
– Разумеется. Мы не станем портить приятельские отношения ради беспокойной дружбы, которая может привести, Бог знает, к чему.
– Вас так напугала несостоявшаяся тёща? – в голосе у неё сквозила откровенная насмешка.
– Нет. Скорее прежний жизненный опыт.
– Он что, такой большой?
– Вполне достаточный, чтобы согласиться с мудрецом Толстым. Тот поощрял лентяев, советуя прочитать единственную книгу, но мудрую и вдумчиво.
– Да, но в таком случае книгу надо перечитывать, возвращаться к ней. Вы возвращались?
– Н-нет, – признался я. – Как-то не подумал об этом.
Сигарета потухла, напоследок от неё оторвался жалкий хвостик дыма, и я положил её в пепельницу из фарфора. Чтобы занять пальцы, стал сворачивать и разворачивать обёртку съеденной конфеты. Ольга разглядывала нас по очереди и вдруг вмешалась.
– Ничего не понимаю. Завтрак на траве, книги. О чём вы?
– Видишь ли, – начал я, отводя от неё взгляд, – твоя сестра большой книголюб. Прочитала две книжки о законном браке или браках, не берусь судить…
– Отчего же не берётесь? – спокойно прервала Вика. – Смелее. Но ваши суждения будут построены на песке.
– Трудно в это поверить, когда догадываешься, что красивая, не имеющая материальных проблем леди увлекается повестушками из женских серий.
– А вы предпочитаете толстые романы? Но они скучны, если нет сквозной любовной интриги.
– Что, вам такие не попадались?
– Не попадались.
– Конечно, читать можно по разному. Один хватает, что под руку попадёт. Другой выбирает, рассчитывает на большое удовольствие.
Вика опустила чашку в блюдце.
– А вас-то почему это волнует? Хотите предложить свой романчик, поинтересней других?
– Почему бы и нет?
– Наверное, потому что я очень разборчива. У вас сложилось иное мнение. Но это не так. И далеко не всякое содержание может меня заинтересовать даже при самой привлекательной обложке.
Удерживая губами леденец, Ольга надула их и перевела внимательный взгляд с Вики на меня.
– Милый у нас разговор, не так ли? – заметил я ей. – А началось с того, что я спросил, где ваша мать?
– Её нет, – невнятно сказала Ольга, роняя леденец в тарелку. – Она погибла в автокатастрофе.
– Ага, – только и смог высказать я.
Приглушённая трель у входной двери была настойчивой. Ольга поднялась.
– Кого ещё принесло, – она недовольно направляясь к трели.
– Давно погибла? – спросил я Вику.
– Давно.
Я вздохнул.
– Мне пора. В три обещал быть у Ивана.
– Он в офисе?
– Если не произошло землетрясение. Хотя, мы б его тоже ощутили.
Слышно было, как раскрылась входная дверь, и мягкий баритон полюбопытствовал:
– Вика ещё не выгнала очередного ухажёра?
– Он не очередной, – возразила Ольга, захлопывая дверь. – И не ухажёр. Ты, как всегда, ничего не понял.
– Твой, что ли?
– Мой.
– У тебя ж не меньше десятка.
– Фи. Устаревшие сведения.
Они приближались со спины, но я не оборачивался.
