Достав из сумки масленку, я тщательно залила петли туалетной двери. Подождав минуты три-четыре, пока масло затечет во все щели, попыталась открыть дверь. Мне удалось сделать это совершенно бесшумно. При открытой двери стали слышны негромкие голоса, доносящиеся из караулки. Их было, как я и предполагала, два. Слов разобрать мне не удалось, да я к этому и не стремилась.
В коридоре тоже горел свет, что несколько облегчало мою задачу.
Оставив дверь туалета открытой, я быстро пересекла коридор и стала открывать замок двери в кабинет. Излишне говорить, что сам замок я осмотрела заранее и подобрала нужный комплект отмычек. Секунд через десять легкий щелчок известил меня о том, что путь свободен. Петли этой двери не скрипели, это я знала точно. Войдя в кабинет, я закрыла и заперла дверь за собой.
В кабинете было темно. Осторожно передвигаясь по памяти и на ощупь, я добралась наконец до сейфа.
Собственно говоря, это не был сейф в строгом смысле этого слова. Более правильно было бы назвать его металлическим шкафом. Массовым производством подобной продукции занимался в свое время маленький полукустарный а заводик общества глухонемых. Ее качество вполне соответствовало техническому уровню предприятия.
Один старый, вышедший на покой медвежатник, который за хороший гонорар несколько лет тому назад обучал меня премудростям своего ремесла, называл такие «сейфы» аптечными шкафчиками, намекая на то, что максимум, для чего их можно использовать, это прятать лекарства от детей.
Включив маленький фонарик, укрепленный на голове, словно у врача отоларинголога, я принялась за открывание сейфа. Я была уверена, что управлюсь менее чем за три минуты. Так оно и вышло.
В сейфе я обнаружила, помимо ста тысяч долларов, приготовленных для оплаты строительства, начатую бутылку французского коньяка. Что ж, можно и выпить за успешное окончание моей экспедиции. Вытащив пробку, я глотнула прямо из горлышка.
То, что я делала до сих пор, включая дегустацию коньяка, ничем не отличалось от действий обычного взломщика. Но вот то, что я сделала дальше, наверняка сильно удивило бы моего учителя — медвежатника, имей он возможность наблюдать за мной.
Достав из сумки принесенные с собой сто тысяч долларов, я заменила ими деньги, лежавшие до этого в сейфе. Дальше я тоже сделал а то, чем едва ли утруждают себя истинные медвежатники, — заткнула бутылку и заперла сейф, что, кстати, оказалось гораздо труднее сделать, чем отпереть его. Все технологии медвежатников ориентированы исключительно на отпирание замков.
Покидала я гостеприимное АОЗТ в обратной последовательности и также без всяких осложнений.
Перебравшись через забор и стоя на лестнице, я кусками специально приготовленной мягкой проволоки скрепила перекушенную ранее колючую, чтобы издали все выглядело как обычно.
Когда я вернулась к машине, часы показывали четыре часа двадцать две минуты.
Должна признаться, что в моей жизни мало кто так радовался моему возвращению, как Олег Назаров этой ночью.
Когда мы с Олегом подъезжали к дому, я откровенно клевала носом. Это было неудивительно, если учесть, что за последние двое суток я спала не более трех часов. Да и сутки эти выпали довольно хлопотные. Отказавшись от еды и велев разбудить меня, как только придет Благодаров, а это должно было случиться в девять часов, я буквально упала на приготовленную мне Зинаидой постель и мгновенно уснула.
* * *
А разбудили меня, как мне сначала показалось, через мгновение после того, как я заснула. Но внимательное и вдумчивое изучение циферблата наручных часов показало, что сейчас действительно девять часов утра.
Благодаров уже приехал и, поджидая меня в гостиной, развлекался тем, что переключал, сидя на диване, телевизионные каналы.
Пока Зинаида готовила завтрак, я проинструктировала Алексея, что и как он должен говорить Корейцу, телефонный разговор с которым я запланировала на сегодняшнее утро.
Сама я не хотела этого делать, так как разговор должен быть анонимным, а женский голос было легче вычислить вследствие малого количества имеющих отношение к этому делу женщин.
Собственно говоря, как вести беседу с бандитом, он знал лучше меня, метод зажатого носа показал себя достаточно эффективным.
Позавтракав, мы сели в машину Олега, и он повез нас к телефону-автомату, расположенному подальше от наших квартир. Мы все были согласны с тем, что береженого бог бережет.
Перед тем, как набрать номер мобильного телефона Корейца, я отвернула крышку наушника и подсоединила к нему собственный наушник. Это было сделано для того, чтобы я могла слышать Корейца и в случае необходимости что-нибудь подсказать Благодарову. Разговор вполне мог выйти за рамки данных ему мною инструкций.
После того, как Алексей набрал номер, я приложила к уху свой пластмассовый кружок.
— Алло, — услышали мы высокий, почти женского тембра, голос.
Благодаров зажал нос пальцами и пробормотал:
— Слушай, Кореец, хочу тебе сообщить, что твоего знакомца Моряка вчера закопали по приказу Кабана.
— Кто это со мной говорит?
— Неважно. Доброжелатель.
— А с чего это ты вдруг стал мне добра желать?
— Это в общем тоже неважно, но могу сказать, что у меня свои счеты с Кабаном.
— Понятно. Кто Моряка замочил?
— Сам Кабан, собственноручно.
— Где?
— В «Шторме», там, где его и прихватили.
— Как он туда попал?
В голосе Корейца послышалось искреннее недоумение.
Благодаров вопросительно посмотрел на меня. Я в ответ пожала плечами.
— Не знаю, — прогнусавил Благодаров, — они решили, что это ты его прислал Кабана мочить. При нем ствол был с глушителем.
— Дурак, — с досадой выругался Кореец, — никуда я его не посылал. Это он решил инициативу проявить, разведчик хренов.
— Мне-то все равно, — резонно заметил Благодаров, — это ты Кабану расскажи.
— И то верно, — согласился Кореец, — слушай, Доброжелатель, а ты что, на Кабана работаешь?
— Уже нет, — уклончиво, в полном соответствии с моими инструкциями ответил Благодаров.
Я предполагала, что Кореец попытается заполучить Алексея в качестве постоянного источника информации. Соглашаться на это не следовало. Контакт ^ должен носить единовременный характер. Наличие достаточно полной информации о теперешнем положении в «Шторме» в сочетании с отсутствием перспективы стабильного ее получения в дальнейшем должно было побудить Корейца к немедленным активным действиям, если таковые им вообще планировались.
— Ну и что же они там делать собираются? Не знаешь? — поинтересовался Кореец.
— Знаю, — спокойно ответил Благодаров, — гасить тебя собираются.
— Когда и как? — быстро спросил Кореец.
— Подробностей не знаю, но, думаю, скоро.
— Спасибо, что предупредил. У тебя все?
— Почти.
— Что еще?
— Не знаю, может, это тебе и неинтересно.
— Говори, — посуровел Кореец.
— Говорят, ты Кабану деньги одолжил?
— Имел глупость. На процент польстился. А что? Он мне напел, что его кинули. Это так?
— Не знаю, кто там его кинул, — соврал Благодаров, — но, если тебе не лень, поинтересуйся, какими купюрами Кабан расплатился сегодня утром за строительство своей хаты.
— Неужели моими?!
Подростковый фальцет Корейца резанул по ушам с такой силой, что стало совершенно ясно, на какую больную мозоль с нашей помощью наступил ему Кабан.
— Есть такой вариант, — ответил Благодаров, после чего в трубке раздались короткие гудки.
— Кажется, заторопился, — прокомментировал Алексей, протягивая мне трубку для отсоединения моего наушника.
Дай-то бог.
— Что теперь? — спросил Олег, когда мы вернулись в машину.
— А теперь ничего. Будем ждать. Заляжем на дно и будем ждать, — ответила я.
Три дня и три ночи провела я в одиночестве на даче Назаровых.
За это время я отоспалась, отъелась, познакомилась почти со всеми соседями и загорела, как эфиопка. Хороший песчаный пляж на берегу Волги был расположен в двухстах метрах от дачи.
Пару раз заезжал Олег с провиантом и новостями. Вернее, с уведомлением об их полном отсутствии.
Сегодня вечером, в пятницу, Олег должен был приехать на пару дней вместе с Зинаидой. Их дети, мальчики десяти и двенадцати лет, были сейчас в летнем лагере.
Вернувшись с пляжа в половине шестого вечера, я нарвала миску малины, помыла ее и села перед телевизором, чтобы послушать местные шестичасовые новости.
Сначала диктор-блондинка говорила о чем-то маловажном, что заинтересовало меня гораздо меньше, чем малина. Потом она взяла трубку стоявшего перед ней телефонного аппарата, приложила ее к уху, послушала секунд двадцать и сказала:
