— Медленно положи пушку на пол и вползай сюда.
Вроде бы опять понял, потому что положил пистолет и стал продвигаться вперед. Я сделала два шага в сторону, держа его на прицеле. Зубило полностью выполз из проема и, встав на ноги, начал поворачиваться лицом ко мне.
— Не оборачиваться, руки за голову.
Он повиновался, как большой послушный ребенок. Я осмотрела комнату, прикидывая, как мне с ним поступить, и мой взгляд остановился на тяжелом кресле с резными подлокотниками.
— Зубило, видишь кресло?
— Вижу.
— Разверни его спинкой ко мне и сядь в него.
Он поставил кресло, как я велела, и опустился на мягкое сиденье, которое жалобно скрипнуло под его тушей. Я подошла сзади.
— Где Александра Степановна?
— Кто?
— Хозяйка этой квартиры, кретин.
— В той комнате, на диване. — Он показал рукой на закрытую дверь.
— Что с ней?
— Ничего. Мы ее только связали. — В его голосе появились нотки оправдания.
Тщательно рассчитав усилие, рукояткой пистолета я ударила его по стриженому затылку, отключив на время. Затем нырнула в пролом, не забыв прихватить оружие Зубила за предохранительную скобу (на случай, если понадобятся отпечатки пальцев), и положила на стол, рядом опустила пистолет Пузыря. Подобрав «макаров» с дивана, я засунула его за пояс. Я действовала, как машина с программным управлением, которая получила соответствующую команду, эмоции отошли куда-то на задний план, сердце билось ровно и спокойно.
Подойдя к Пузырю, пощупала пульс — живой. Я достала из ящика скотч и примотала Пузыря к креслу: руки к подлокотникам, ноги к ножкам, верхнюю часть тела к спинке. Закончив с Пузырем, перешла к Зубилу, произведя с ним ту же операцию. Все это мне пришлось проделать практически одной рукой, так что это заняло у меня почти полчаса. Теперь посмотрим, что там с соседкой.
Она лежала в гостиной на диване, руки и ноги стянуты прочной капроновой веревкой, короткие седые волосы растрепались, рот заклеен пластырем. Ее серые глаза с надеждой смотрели на меня.
Освобожденная от пут, Александра Степановна бросилась по направлению к туалету. Бедная старушка, сколько же она здесь пролежала?
Приведя себя в порядок, она со вздохом опустилась на диван и рассказала мне, как все случилось. Закончив свой рассказ, она вопросительно посмотрела на меня:
— Танюша, как же быть?
— Спокойно, Александра Степановна, все уже позади, отдыхайте пока. Я пойду переоденусь и потом объясню вам, что делать.
Я вышла на лестничную площадку и уже через дверь снова вошла к себе. Открыв дверцу шкафа, я придирчиво осмотрела свой гардероб. Светка сегодня приоденется как на парад, я должна облачиться соответственно, но в то же время нужно что-то удобное для предстоящей работы. Перебрав половину плечиков с нарядами, я остановилась на легком брючном костюме цвета фреск с приталенным пиджаком и свободного покроя штанами. На ноги серебряные босоножки на высоком, но устойчивом каблуке с тонкими ремешками. Мой удобный рюкзачок к этому наряду никак не подходил. Я выбрала стального цвета кожаную сумочку на длинном ремешке, которая и довершила ансамбль. Покончив с переодеванием, я набрала номер ЖЭУ. После семи длинных гудков трубку на том конце все-таки сняли.
— Добрый день, мне бы Николая Михайловича.
— Я у телефона, — раздался в трубку суровый усталый голос.
— Николай Михайлович, дорогой, это Иванова из сорок шестой квартиры, вы меня узнали?
— Танечка, конечно, узнал, как дела? — голос Николая Михайловича сразу потеплел.
Он получал от меня солидные чаевые за работу, которую должен был выполнять по долгу службы.
— Николай Михайлович, миленький, у меня проблема. Двое пьяных здесь кусок стены разобрали, не могли бы вы прислать кого-нибудь отремонтировать? Лучше после пяти.
— Ты все шутишь, Таня.
— Какие могут быть шутки с начальником ЖЭУ. Я вполне серьезно. У меня сейчас мало времени, я забегу к вам на днях, тогда и рассчитаемся.
— Ну, что за расчеты, Таня, — лукавил Николай Михайлович, — все будет в лучшем виде.
— Спасибо, Николай Михайлович, я убегаю, ключи оставлю в сорок пятой квартире, хорошо? Только пусть скажут, что от вас.
— Не волнуйся, все будет в порядке.
Уладив эту проблему, я присела к столу и накатала заявление в милицию. В это время Пузырь начал подавать признаки жизни.
— Ничего, дружок, посиди еще немного, скоро за тобой приедут.
Я достала из сейфа пачку сторублевок и положила в сумочку рядом с пистолетом и отмычками. Заперев за собой дверь, позвонила соседке.
— Кто там?
— Это я, Александра Степановна, откройте. У меня срочные дела, я должна идти. А вы вызывайте милицию и «Скорую». Вот это отдайте им, — я протянула ей заявление, — и скажите, что я зайду, как только освобожусь, хорошо?
— Хорошо, Танечка, хорошо, — сказала старушка и засеменила к телефону.
Понятливая бабулька.
— Александра Степановна, — крикнула я ей вслед, — дверь-то заприте.
Та всплеснула руками и вернулась в прихожую.
— Александра Степановна, вот еще что, в пять придут мастера, пробоину заделывать, скажут, что от Николая Михайловича, откройте им дверь, ладно? — сказала я, протягивая ей ключи.
— Ладно, ладно, голубушка.
«Ну и денек!» — подумала я и, попрощавшись с соседкой, вышла на улицу.
Объехав шесть магазинов и потратив почти два часа времени, я наконец-то нашла то, что мне было нужно, — шикарный, пепельного цвета с платиновым отливом парик из натуральных волос, локоны которого доставали мне до плеч, а кокетливая челка легкой волной пенилась на лбу. Услужливая продавщица упаковала его в изящную коробочку с фирменными буквами и с улыбкой подала мне. Оставался макияж. Позвонив Наташке в косметический салон, я договорилась на четыре, а оставшийся час решила провести в уютном кафе и съесть что-нибудь вкусненькое.
Перекусив, я поспешила к Наташке, благо ее салон находился на этой же улице. Та встретила меня с распростертыми объятиями и сразу же провела в кабинет, где я, стоя перед зеркалом, достала парик и, показав его ей, попросила сделать соответствующий вечерний макияж.
С комфортом устроившись в кресле и слегка запрокинув голову, я закрыла глаза в предвкушении мягких и точных прикосновений ее нежных пальцев и разнообразных кисточек. В течение всего сеанса Наташка не закрывала рта, посвящая меня во все свои женские проблемы. Глядя в зеркало, я видела, как от штриха к штриху, постепенно и неукоснительно менялась моя внешность. Закончив, она с улыбкой посмотрела на меня.
— Ну как?
— Ты гений, Наташа.
* * *
В пять я была у Светки. По дороге попыталась, насколько возможно, оставить свои впечатления от случившегося со мной по ту сторону полуденной черты. Пусть эмоции не плещут за эту узкую полоску, не переносят туда-сюда микробы уже прожитых волнений.
Всегда нужна изрядная доля жестокости, а то и наглого цинизма, чтобы, перевернув одну страницу жизни, перейти к следующей.
Нынче воскреснуть мне поможет, как ни странно, вечерняя авантюра со Светкой.
Не ставя под сомнение ее преданность и готовность помочь, я подумала, что для нее поход в агентство будет довольно приятным развлечением, а если еще принять во внимание мужское обаяние Дмитрия Борисовича…
Я также ожидала от нее различного рода шутливых провокаций, подзуживания, подмигивания и т. д. Ведь мы с ней никогда не упускали случая похохмить и позабавиться.
Но сейчас все обстоит иначе, тем более что я отдавала себе отчет в том, что наше предприятие, несмотря на его карнавально-бутафорный характер, заключало в себе определенный риск. Обыск — дело нешуточное, существует масса нюансов, из которых складываются благоприятные или наоборот условия для подобной операции. Где, например, будут секретарши, как поведет себя Дмитрий Борисович, проглотит ли он крючок? Вдруг Светка слегка забудется или слишком увлечется? Я должна контролировать массу вещей и даже предвосхищать события!..
Нажав на кнопку звонка, я представила реакцию Светки на происшедшие в моем облике перемены! Надо сказать, пепельные букли, глаза, накрашенные а-ля Нефертити, и томный румянец служили мне отличной ширмой. Я чувствовала себя особой из высшего света, явившейся на маскарад. Так и есть. Светка, согнувшись пополам, как лист бумаги, и чуть не падая на пол от сотрясавшего ее хохота, не могла произнести ни слова. Меня хватило только на то, чтобы молча, отстранив ее, пройти в прихожую и захлопнуть за собой дверь. Светка давилась смехом, по ее раскрасневшимся щекам текли слезы.
— Свет, прекрати, а то у меня тушь потечет. Ты, надеюсь, пользовалась водостойкой?
Немного успокоившись, Светка, настигнутая новым приступом веселых колик, сползла по стене и, уже сидя на корточках и задрав лицо, беззвучно и исступленно гримасничала, зажав рот ладонью, не в силах сдерживать распиравший ее смех.
