- Можно ведь потратить на свой автомобиль и субботу... - как бы между прочим сказал Лебедев.
- Товарищ Лебедев, у вас есть автомобиль? - В голосе Озерова было столько иронии, что Лебедев понял - но стоит перечить, пускай высказывается. - Вот то-то! - Георгий Степанович молчание старшего лейтенанта понял по-своему. - Придет время - Барабанщиковы исчезнут, как исчез в свое время нэп. Отомрут, как отомрет само слово "дефицит". Но я с вами согласен, - продолжал он, хотя Лебедев еще ничего не успел сказать. Я с вами согласен, есть этическая сторона вопроса. Есть! Но как быть между этими Сциллой и Харибдой? Отказаться от услуг Барабанщикова и терять массу времени? Своего личного и служебного?
"Ходить в скороходовских штиблетах, - подумал Лебедев, - очень даже неплохо. И не жмут, и легкие". Но высказываться уже поостерегся. Не хотел затевать спор - времени до ученого совета оставалось немного.
- Или пойти на маленький компромисс? - почти задушевно сказал Озеров. - Барабанщиков не афиширует свою деятельность. Он оказывает услуги не каждому. Только хорошо знакомым ему людям. Можно сказать - своим друзьям. Ну, естественно, тем, кто имеет возможность чуть-чуть переплачивать. Вы знаете, как, например, строились наши с ним отношения? Озеров стал потирать руки, словно они у него озябли на морозе. - Олег Анатольевич привозит мне цветной телевизор "Рубин-714". Тоже в некотором роде дефицит. Хорошая трубка и так далее. Привозит и тут же вручает мне чек. Чтобы ни-ни - все только из магазина! И на хрустальную вазу чек, и на французские духи, жене ко дню рождения, тоже чек. Это же совсем меняет характер отношений. Стоимость вещи плюс оплата за хлопоты. Вы со мной не согласны?
- Георгий Степанович, вы, может быть, все-таки постараетесь вспомнить, кто познакомил вас с Олегом Анатольевичем?
- Понимаю, что ваш приход вызван серьезными обстоятельствами, сказал Озеров. - Вы не рассказываете, у вас свои служебные секреты, но я догадываюсь, что Барабанщиков где-то перешел грань закона. Да-да, я понимаю. - Он предостерегающе поднял ладони, словно хотел удержать Лебедева от разглашения служебной тайны. - Но вспомнить, как я познакомился с Барабанщиковым, не могу.
На вопрос Лебедева, не коллекционирует ли он иконы или другие предметы старины, Озеров ответил отрицательно.
- Сугубо бытовые услуги! Сугубо! И раз в год - техосмотр автомашины. Но это ведь тоже быт? - спросил он, улыбнувшись.
У Георгия Степановича была "Волга". Стояла у дома. С гаражом обещал помочь тот же вездесущий Барабанщиков.
Когда старший лейтенант спросил у Озерова, знает ли он кого-нибудь из клиентов Барабанщикова, Георгий Степанович задумался, чуть прищурив глаза, и сказал:
- Ну как же, знаю! Аристарх Антонович Платонов... Кажется, инженер из какого-то кабэ. Раз или два встречались. Обедали в обществе Олега Анатольевича. Но уж как они там строят свои отношения, не знаю.
Закончив говорить, Озеров вопросительно посмотрел на старшего лейтенанта. Как будто хотел спросить: ну что там еще у вас? Есть вопросы?
О том, почему интересуются Барабанщиковым, Георгий Степанович не спрашивал. "Из деликатности, что ли", - подумал старший лейтенант, но тут же отбросил эту мысль. Его собеседник не слишком-то деликатничал, развивая свою теорию о дефиците. Лебедеву показалось, что Озеров не только не хочет спросить его, чем вызван интерес к хаусмайору, но даже не хочет, чтобы он, Лебедев, рассказал ему об этом. Решив так, Лебедев почему-то с неприязнью подумал об Озерове: "Не хочешь знать и не надо. В мои обязанности не входит тебя знакомить".
- Я бы с удовольствием встретился с вами и вечером, - сказал Георгий Степанович, прощаясь и долго не выпуская из своей руки руку Лебедева, - но после защиты, сами понимаете... товарищеский ужин. Хоть это и осуждается, но куда денешься? Традиция. А завтра опять уйма дел. В субботу - везу машину в ремонт, в воскресенье... - он недосказал, что за дела у него в воскресенье, и отпустил наконец руку Лебедева. Лицо его вдруг стало замкнутым. - Честь имею, - сказал Озеров холодно, словно ему вдруг стало неловко за предыдущую велеречивость, поднял с пола свой "дипломат" и удалился чуть прыгающей походкой.
Подполковник Корнилов учил своих сотрудников анализировать не только факты, которые им удавалось выяснить в ходе розыска, в многочисленных беседах с людьми. Он учил их скрупулезно анализировать ощущения, вынесенные из общения с человеком. "Интуиция не последнее дело в нашей работе, - говорил он. - Это хороший начальный импульс. Вам не понравился человек? Если бездумно с этим согласиться, получится пошлейшая предвзятость. Ей грош цена. От нее только вред. Но если вы постараетесь трезво и глубоко разобраться, почему он вам не понравился, какие черты его характера вас неприятно поразили, какие слова заставили насторожиться, вы на правильном пути. Отбросив шелуху - раздражение, несходство в образе мыслей или манере одеваться, - вы можете обнаружить такие черточки человека, такие детали, которые помогут судить о характере его поведения в экстремальных обстоятельствах".
Старшему лейтенанту Озеров не понравился. Возвращаясь в управление и думая о Георгии Степановиче, он никак не мог отделаться от раздражения. Самое неприятное ощущение осталось у него от разительного контраста между бесконечным прощальным рукопожатием, которое, казалось бы, говорило, ну если и не о добром расположении, так о некоторой почтительности к представителю закона, и неожиданным холодным "честь имею". Так бывало у Лебедева не раз, когда кто-то, разговаривая с ним один на один, вдруг замечал приближение третьего - своего знакомого, при котором он не хотел даже вида подать, что может так почтительно или дружески разговаривать с милиционером. Но здесь никто не нарушил их интимной беседы - старушка дежурная по-прежнему была занята своей книгой, в вестибюле они стояли одни. Да и Озеров не походил на трусоватого недалекого человека. В чем же причина такой резкой перемены в настроении? Лебедеву надо бы было отрешиться от своего раздражения и на холодную голову прокрутить всю беседу с Георгием Степановичем снова. "Может быть, я сам допустил какую-нибудь бестактность? Обидел чем-то ученого?" - думал он, но погасить раздражение полностью старшему лейтенанту не удавалось.
Преклоняясь перед богатым опытом шефа, умом принимая его рекомендации, Лебедев не всегда мог справиться со своими чувствами. Он был молод. Еще шесть лет назад, заканчивая политехнический, Володя Лебедев и думать не думал о работе в милиции. Уже состоялся разговор с представителем завода "Электроаппарат", он проходил там преддипломную практику, и Лебедева познакомили с начальником лаборатории, в которой ему предстояло работать. Но однажды в институтский комитет комсомола вместе с секретарем райкома приехали два парня из Главного управления внутренних дел. Лебедев был членом комитета, раньше занимался шефской работой, но на последнем курсе отошел от общественных дел. И надо же было в тот час ему заглянуть в комитет. Один из работников управления оказался на редкость красноречивым. Рассказывая на факультетском бюро, куда его привел Лебедев, о непростой, но интересной службе в милиции, он первым сагитировал пойти туда по комсомольской путевке самого Володю.
И вместо лаборатории "Электроаппарата" Лебедев оказался в научно-техническом отделе Главного управления внутренних дел. Принимая решение пойти служить в милицию, Лебедев надеялся на то, что ему придется иметь дело с людьми. И конечно, свою роль сыграла особая романтика, которая в молодости присуща двум понятиям: "следствие" и "уголовный розыск". Ровно год понадобился ему для того, чтобы убедиться - особой разницы между работой в заводской лаборатории и в НТО ГУВД не существует. Лебедев написал заявление с просьбой перевести его в уголовный розыск. И как его ни уговаривал заместитель начальника Главного управления полковник Селиванов остаться в НТО, где его знания в области физики нашли прекрасное применение, Лебедев настоял на своем.
"Тоже мне, деятель, - думал старший лейтенант о кандидате филологических наук Озерове. - Вот как все вывернул - даже политэкономию приспособил к себе. Такой кого хочешь уговорит, заставит белое принять за черное. А что его пресловутый дефицит? Все эти дубленки, батники да финские ботинки? Вопрос престижа и боле ничего! Добро какой-нибудь хапуга из мясного магазина так действовал - тогда понятно, ворованные капиталы пристроить надо. А то ведь ученый! Да и с его зарплатой особенно не пошикуешь".
Тут он вспомнил про магнитофонные кассеты, о которых упоминал Озеров. "А на них какие чеки мог приносить Барабанщиков? Их ведь у жучков-перекупщиков добывать надо. Что-то, товарищ Озеров, у нас концы с концами не сходятся. История про чеки - для лопухов. Да и проверь теперь требовал он от хаусмайора чеки или нет. Барабанщиков мертв. Можно врать сколько влезет. Врать-то врать, - остановил себя Лебедев, - да ведь о его смерти я ни словом не обмолвился. Тут есть закавыка!"
