— А на работу, в отдел, что же ты не рвешься? — спросила, хитро прищурившись, мать.
— Мне ж больничный продлили! Как только, так сразу, — с готовностью на подвиги отозвался сын.
— Ладно! Бог с тобой. Благословляю на поездку. — Елена Аркадьевна горестно поднялась с дивана.
В этот момент зазвонил мобильный на прикроватной тумбочке.
По напрягшемуся, растерянному лицу Влада, по беспомощному «але» мать поняла, что звонит ЭТА девушка. Новая знакомая, которая вызвала сыну «скорую» и приютила до их с отцом приезда. Наташа… Елена Аркадьевна тихо покинула комнату и запретила себе прислушиваться к разговору, прикрыв плотно дверь. Она никогда, ни единого раза в жизни не проверила Владькиных карманов и не прикоснулась к его записным книжкам или ящикам стола. Все, что необходимо было знать матери от доверявшего ей отпрыска, она знала. Остальное принадлежало личной, неприкосновенной жизни ее мальчика. И это являлось незыблемым законом в семье Загорайло. Поэтому ни о каких дурных влияниях или компаниях во дворе речи не шло. Влад с бедами и радостями шел к тактичным, порядочным, любящим родителям, которые не всыпят и не унизят, а поймут и примут.
— Здравствуйте, Влад, — тихий голос свидетельницы Юрасовой показался Загорайло смущенным. Это немного ободрило Влада, который и сам растерялся от неожиданного звонка.
— Как вы себя чувствуете?
— Спасибо, Наташа, все в полном порядке, — кашлянув, ответил сыщик.
— Я решила позвонить, чтобы сообщить о происшествии в подъезде этой Михайловой. Может быть, я зря тревожу вас, но вот и мама моя говорит…
— А что стряслось? — напружинился Загорайло.
— Да квартиру там ограбили. Как раз напротив квартиры погибшей.
— Это квартира Карзановых?! — вскричал Загорайло.
— Ох, я не знаю. Маме сегодня бабульки-болтушки у подъезда рассказали. Я… простите, может, это все же не имеет значения, и я…
— Ну что вы, Наташа! Вы просто умница, что позвонили!
Если бы Влад увидел лицо Юрасовой, то порадовался: смущенный румянец и детская улыбка при упоминании умницы говорили о явной сердечной смуте девушки.
— Знаете, Наташа, а я, пожалуй, приеду сегодня. Поговорю с участковым, соседями. Не нравятся мне подобные совпадения! Не нравятся. А… — Загорайло замялся, но произнес деланно-бесстрастным тоном: — Вы-то будете дома?
Наташа ответила также равнодушно:
— Да я и сейчас дома. Тетради с лабораторной проверяю. Восьмого «А» класса. Жуткое, надо сказать, зрелище.
Влад засмеялся:
— Дают жару современные Митрофанушки?
— Ох, еще как дают, — вздохнула Юрасова. — Послушайте, Влад, а вам поездка не повредит?
— Не беспокойтесь, ценный свидетель, все отныне под контролем. Лекарства, сахар, провиант.
— Я вас пирогом накормлю! Мама изумительный пирог с ягодами сделала! Мы замораживаем летом клубнику и малину — пальчики оближешь! — непосредственно воскликнула Юрасова.
— Ну что ж вы не начали с главного?! А то — ограбление! На пирог я и без ограбления приехал бы. К вам. И милейшей спасительнице Ангелине Ивановне.
— Ну, тогда до скорой встречи, Влад, — тихо сказала Наташа.
На кухню к матери сыщик явился при полном параде: в лучших брюках, рубашке и пиджаке. Только флердоранжа не хватало для полноты картины «Сватовство старшего лейтенанта».
— Расследование требует парадной экипировки? — съязвила мать.
— Я бы сформулировал так. Обстоятельства требуют парадной экипировки, — назидательно произнес Владислав, делая ударение на слове «обстоятельства».
— Вполне загадочно, — прищурилась Елена Аркадьевна и ловким движением смазала противень кусочком масла: по пирогам и она слыла мастерицей. А уж любимую Владькину кулебяку с капустой делала после его ранения каждую неделю.
— Возвращение домой нынешним вечером обстоятельства предполагают? — спросила адвокатесса, аккуратно перенося пирог с разделочной доски на противень.
— Мадам, не надо грязи, — смешно вскинул голову надушенный до головокружения Влад. — Даже с учетом пробок явлюсь не позднее двадцати трех. — Он с чувством чмокнул мать и был таков.
Когда оперативник подъезжал к Москве, ему позвонил Валентин Михайлов, который находился на больничном дома. Жена Галина — простая и милая толстуха, заведующая скромным ателье по ремонту одежды — не могла пасти супруга денно и нощно, как бы того ни хотела. Взрослые сыновья учились и работали с утра до ночи, да и вообще проявляли завидную стрессоустойчивость в данной ситуации: слушали «Нирвану», ели за обе щеки и даже смеялись, переговариваясь между собой. Валентин же, водрузив перед глазами в спальне огромный портрет сестры в траурной рамке, предавался горю. Впрочем, для серьезного разговора с «сопливым опером» взял себя в руки.
— Владислав Евгеньевич! Как у вас дела? — поинтересовался он бодрым голосом.
— Работаю. Времени прошло маловато, но, просмотрев бумаги Виктории Владимировны, я сделал вывод, что непременно нужно встретиться с главным бухгалтером вашего канала.
— Значит, вы не исключаете возможность убийства? На коммерческой почве?! — вскричал Валентин.
— Нужно покопаться, поспрашивать, увидеть людей воочию, — уклончиво ответил Влад. — Выпишете пропуск мне и Шатовой на завтра?
— Послушайте, а зачем в это влезла жена Александра? Вы, кстати, нас не представили прошлый раз, и получилось как-то некорректно.
— Умышленно. Чтоб Юлия Гавриловна посмотрела на вас непредвзято, — преспокойно заявил частный сыщик.
Михайлов аж задохнулся от наглости мальчишки.
— Шатова — оперативник-самоучка. Я не иронизирую. Она «монастырское дело» раскрыла в один день. Но ее словам никто не придал тогда значения, и вот поэтому мы получили гору трупов и мое тяжелое ранение. В этот раз подобную ошибку совершать не будем. — Загорайло, процитировав Быстрова, вдруг сильно нажал на клаксон и резко затормозил. Но разве спортивный «Бентли» красного цвета обратит внимание на писк какого-то подрезанного фордика? Как ни баловали родители «мальчика», но вожделенный «Ягуар» покупать категорически отказались. Вот если бы сынок продолжил отцовское дело! Впрочем, Влад и в синем «Фокусе» чувствовал себя неплохо.
— Я звоню вам, господин следователь, — сухо заговорил Михайлов, — чтобы предложить одну штуку… — Валентин шумно посопел. В это время Загорайло не без злорадства увидел, что «Бентли» зацепила-таки какая-то букашка салатного цвета и за моргающими аварийкой машинами, перегородившими два ряда, собирается пробка. Впрочем, Влад тут же раскаялся в недобром чувстве: пацан в собольем полушубке, вылезший из броского авто, двигался с видом гладиатора к дрожащей у своей малолитражки тетечке в мохеровом берете.
Михайлов меж тем заговорил по-деловому:
— Вы смотрели хотя бы раз программу нашего канала «Чародей поможет»?
— Ну нет! Я не приемлю всю эту чертовщину! — резко ответил Влад, с тоской вклиниваясь в пробку на Третьем кольце, выглядевшую значительно безнадежнее той, которую собрал «Бентли».
— Может, вы и правы. Но в моей ситуации и к чародеям побежишь! Я познакомился не так давно с уникальным человеком, ставшим просто любимцем «чародейского» проекта. Даже самих циничных телевизионщиков. Не хочу вас грузить подробностями — слышу, вы за рулем, но если коротко: экстрасенс Борис Мячиков дважды помог нашим в чрезвычайных ситуациях — предсказал, увидел событие и людей, и… я бы хотел его привести на место трагедии.
— Дело хозяйское, — сухо ответил Влад.
— Если он увидит, что Виктория покончила с собой, а он увидит — да или нет, я ручаюсь! — то расследование можно считать оконченным.
Загорайло молчал.
— Вы не подумайте, я оплачу ваш труд! — загорячился Валентин.
— Я, кстати, еду сейчас в дом Виктории Владимировны, — перебил его сыщик. — Вы не слышали еще, что соседнюю квартиру ограбили?
— Господи, конечно, нет! — завопил режиссер. — И вы думаете, это как-то связано с Викой?
— Я просто хочу во всем разобраться на месте. За пропуск, Валентин Владимирович, спасибо. А колдун? Ну что ж, решение за вами. Только хочу подчеркнуть, что я человек верующий и всю эту ворожбу считаю смертным грехом. Простите уж за категоричность.
— Хуже, чем есть, не будет! Будто проклял кто Викину семью, неужели вы это не чувствуете?! А я — самый близкий ей человек. Знаете, что такое близнецы? Это одна плоть, болезни, душа! Это все скоро скажется на мне! На моей Анечке, детях! — похоже, Валентин впадал в истерику.
— Успокойтесь, Валентин Владимирович, и давайте созвонимся, когда вы решите с этим Мячиковым. Крепитесь. До свидания. — Влад бросил трубку на сиденье и с досадой покивал головой.
А Михайлов, отбросив покрывало, встал с кресла и поплелся в кухню — достал из холодильника початую бутылку водки, плеснул в стакан и залпом выпил. Потом, сев за стол, уронил голову на руки и тихо заплакал. Сил на бурное выражение горя у неутешного брата не осталось, и потому он то впадал в сонное оцепенение, то плакал тихо, безнадежно.
