Вполне понятно поэтому, что появление трех новых сотрудников, да еще из Москвы, не могло не взволновать Марию Адольфовну и не возбудить в ней самого острого интереса. Прежде всего она заставила сына рассказать все, что он о них знает, под конец сделав ему выговор за то, что знает он так мало. А спустя некоторое время все трое получили приглашение.
— Матушка моя горит желанием с вами познакомиться, — сказал Андрею Филин, усмехаясь. — А с вашей супругой — особенно. Приходите к нам сегодня вечерком.
— Спасибо, но… — Андрей смущенно развел руками. — В общем-то как Люся…
— Ничего, ничего, договоритесь. Значит, ждем.
Нельзя сказать, чтобы Андрей рад был этому приглашению. Никакой симпатии он к Филину не чувствовал и дружбы с ним не искал, но и обижать отказом тоже оснований не было. Да и потом… Ну, все-таки они с Люсей хоть куда-нибудь сходят вместе.
Люся отнеслась к приглашению с полным безразличием, но пойти согласилась.
— Весь вечер развлекать какую-то старую грымзу? Безумно интересно. Еще кто-нибудь будет?
— Не знаю.
— Впрочем, все равно.
Люся лениво потянулась и не без удовольствия взглянула на себя в зеркало. Потом она деловито уселась перед ним и занялась туалетом.
Андрей тоже переоделся. При этом он с грустью подметил одну деталь: раньше, когда они собирались в гости, Люся непременно интересовалась, какую Андрей надевает рубашку, какой галстук, и долго перед уходом вертела его во все стороны. «Мой муж, — говорила она с шутливой серьезностью, — должен быть самым красивым на этом вечере». Сегодня Люсю уже не интересовало, как выглядит Андрей.
Вообще Андрей уже давно заметил, что все в доме теперь безразлично Люсе. Приходя с работы, она только спрашивала няню, накормлен ли и здоров ли Вовка. Как раньше мечтала Люся о собственной квартире и в мечтах своих уже любила и украшала ее! Но вот они получили квартиру, отдельную двухкомнатную квартиру, предел Люсиных желаний. И что же? Заброшено, не убрано и голо сейчас здесь. Квартира выглядела так неуютно, что Андрей даже стыдился позвать к себе кого-нибудь. А Люсе все было безразлично. Она словно и не жила здесь.
Такой Люся была между двумя очередными ссорами, и Андрей уже приучился радоваться даже такому относительному покою. В эти моменты равно душного затишья все менялось в доме. Вовка становился ласковым, смирным, а с Люсей даже каким-то заискивающим. Эти последние нотки больно ранили Андрея. Он понимал: Вовка боится, ужасно боится, что мама опять начнет сердиться и плакать, ругать его или папу.
Вот и сейчас, провожая их в гости, Вовка увивался вокруг, заглядывая в глаза то отцу, то матери, и с умильным выражением на круглом веснушчатом личике все время спрашивал:
— Сладкое кушать, да? А баловаться нет?
Андрей погладил его по золотистой головке и ответил:
— Да, да, будем кушать сладкое. И тебе принесем. А баловаться не будем. И ты не балуйся. Хорошо?
Вовка охотно принимал его ласку, но Андрей видел, как нетерпеливо и тревожно ждет он того же от Люси, и стоило ей только сделать движение, чтобы проститься с сыном, как Вовка радостно бросился к ней и обнял ручонками ее колени. Люся растроганно поцеловала его в затылок и, резко повернувшись, направилась к двери.
Они шли по заснеженному и тихому бульвару Мицкевича, в этот час так неправдоподобно, театрально красивому, что Люся вдруг остановилась и, оглядевшись, молча вздохнула. Но вот бульвар кончился, и вскоре они подошли к дому, где жили многие работники таможни. Там на третьем этаже была квартира Жгутина, а на четвертом жил Филин.
Дверь гостям открыл сам Михаил Григорьевич.
— Опаздываете, товарищи. Нехорошо, — мягко выговаривал он, помогая Люсе снять пальто.
В столовой Мария Адольфовна угощала чаем Семена. Тот деликатно размешивал ложечкой сахар и вел светский разговор. В глазах его была тоска, но он улыбался.
Мария Адольфовна в красивом, отделанном кружевами платье, склонив голову набок и поблескивая стеклами пенсне, внимательно слушала болтовню гостя. Семен, как всегда, говорил о самом интересном. На этот раз он рассказывал все, что ему было известно, о Шмелевых, как они хорошо и дружно жили, учась в институте, и как, по-видимому, плохо живут сейчас. Поэтому, когда из передней донеслись знакомые голоса, Семен выразительно посмотрел снизу вверх на Марию Адольфовну и сказал:
— Ну, а остальное потом, как вы понимаете…
Та кивнула головой и, с трудом высвободив из кресла свое грузное тело, поплыла навстречу гостям.
Увидев Люсю, Мария Адольфовна театрально всплеснула руками.
— Дорогая моя, до чего же вы хороши! Прелесть! Идите сюда, идите. Я хочу на вас кое-что примерить. И она увлекла Люсю в свою комнату.
— Ну, а мы пока побудем одни. Тоже неплохо, — сказал Филин.
Разговор зашел о недавних задержаниях с контрабандой.
— Пораспускали! — убежденно говорил Филин. — Подумаешь, конфискация. Очень она кого-нибудь пугает.
— Но ведь если контрабанда совершается не в первый раз или в больших размерах, то… — начал было Андрей, осторожно отхлебывая дымящийся ароматный чай.
Филин перебил его и тоном, каким диктуют приказы на поле боя, изрек:
— Без всяких «если»! За малейшее нарушение закона должно следовать наказание. Чтобы никому не было повадно. Никому!
— Все надо делать с головой, — заметил Андрей. Семен значительно усмехнулся.
— Поверь мне, тут лучше переборщить, чем недоборщить.
— Ничего себе принципы. — Андрей возмущенно пожал плечами и прибавил: — Так, кажется, кое-кто действовал при Сталине.
Филин усмехнулся.
— Сколько вам было лет, когда умер Сталин?
— Четырнадцать, — подумав, ответил Андрей.
— Ну вот. А я все видел сам. Конечно, были перехлесты, нарушения. И, конечно, в итоге…
— Итог не в них, а в том, что вопреки им народ наш сделал, — мрачно заметил Андрей. Филин поспешно поднял палец.
— Именно это я и имел в виду. Однако вернемся к нашим местным делам. Нельзя либерализмом зарабатывать себе дешевый авторитет!
«На Жгутина небось намекает», — подумал Андрей.
Семен Буланый тоже понял намек. Он давно уже заметил, что начальство не очень-то ладит между собой. Значит, рано или поздно, но придется решить, чью сторону взять. Ему нравились суровость и решительность Филина, прямолинейная ясность его взглядов. Тут легче было все понять, чем у старика Жгутина, и не ошибиться в решении. «Кисель», — пренебрежительно думал о нем Семен, невольно заражаясь филиновской непримиримостью. Но и с Жгутиным ссориться Семену не хотелось, даже наоборот: тоже хотелось понравиться.
— В принципе вы, конечно, правы, Михаил Григорьевич, — осторожно заметил он. — Насчет либерализма…
В это время в комнате Марии Адольфовны шел совсем иной разговор.
На тахте, в кресле, на туалетном столике и спинках стульев лежали вещи. Здесь были яркие заграничные отрезы, нейлоновые кофточки, причудливых расцветок вязаные свитеры, чулки, белье.
Мария. Адольфовна, наслаждаясь впечатлением, которое произвели ее вещи на гостью, говорила без умолку. И в категоричном тоне ее слышались интонации сына.
— Я вам должна сказать, дорогая: не терплю наших вещей. Как видите, здесь все заграница.
— Но такие прелестные вещи не легко купить, — досадливо ответила Люся. — Воображаю, как приходится гоняться за ними!
Мария Адольфовна сделала рукой отстраняющий жест.
— Никаких «гоняться»! И какие тут могут быть магазины, что вы! Только через знакомых.
— Тогда это стоит безумных денег.
— Во-первых, если уж покупать, то такое, чего вы не рискуете встретить на каждой. Во-вторых, надо, чтобы вещь вам шла. Тут уж слушайте меня, я вам плохо не посоветую. Ну, и в-третьих, такой, молодой, очаровательной женщине, как вы, просто необходимо быть одетой по самой последней и именно европейской моде. И если ваш муж… — Мария Адольфовна сделала рассчитанную паузу.
— Ах, мой муж!.. — досадливо махнула рукой Люся.
— Что именно?
Люся, спохватившись, неопределенно ответила:
— Просто он другого мнения. Только и всего.
Но от Марии Адольфовны, если ей хотелось что-то узнать, не так-то просто было отделаться общими словами. Она со скорбным лицом приблизилась к Люсе и нежно прижала ее голову к своей пышной груди.
— Дитя мое, я же все вижу. Если ваш муж не понимает ваших запросов, не понимает, какое ему досталось сокровище…
Тут Мария Адольфовна чуть-чуть переборщила, и растрогавшейся было Люсе вдруг стало скучно от тягучих и неискренних слов. Люся неожиданно уловила за ними только одно чувство — жгучее любопытство.
— Спасибо вам, спасибо, — пробормотала она, высвобождаясь из объятий Марии Адольфовны, и, решив переменить разговор, спросила: — Так вы мне рекомендуете кого-нибудь из ваших знакомых?
