Пока они шли по аллее к ближайшему павильону, Раневская выступала в качестве гида:
– Считается, что Венецианская биеннале – это одно из главных событий культурной жизни Венеции.
– Не думаю. Я думаю, что одно из главных событий культурной жизни Венеции – это сама Венеция. – Он сказал это легко, с улыбкой, и ей понравилось, что у него было именно такое представление о городе, в котором им посчастливилось встретиться.
– Тебе интересно услышать историю этого места? – продолжала девушка.
– В твоем исполнении мне все интересно. Даже если бы ты читала телефонную книгу, мне все равно было бы интересно!
Она сжала его ладонь. Зарделась, как юная девица, и ему это очень понравилось.
– Так вот. Сады были заложены еще при Наполеоне. Специально для этих целей осушили территорию у берегов узкого пролива. Это целый архитектурный музей под открытым небом.
– Я уже преисполнился глубокого почтения! – театрально поклонился ее спутник.
– Вот ты иронизируешь, а знаешь ли ты, в чем смысл этой биеннале? Куда мы идем? Какая здесь сквозная идея? – Лизавета приняла «грозный» преподавательский вид, чем еще больше развеселила Алексея.
– Оказывается, ты вовсе не лань трепетная, как я думал сегодня утром, а грозный препод, которого боятся студенты. Боже, с кем я связался!
– Так мне сказать или ты будешь вести себя, как японец?
Алексей посмотрел по сторонам. Действительно, японских туристов было много, они вовсю фотографировали, и создавалось впечатление, что их цель – наснимать как можно больше венецианских диковинок, чтобы потом сравнивать их с трофеями, добытыми в других путешествиях.
– Говори, о Елизавета Премудрая! Она же Прекрасная! – сделал руки ковшиком Поташев.
– Вообще-то в сказке она Елена Прекрасная и Премудрая. Но ладно, я согласна побыть ею! – хихикнула Раневская. – Итак, основной проект – Энциклопедический дворец. Название именно этой выставки позаимствовано, как своеобразный пандан, у художника-самоучки Марино Аурити, который создал проект музея, посвященного всем открытиям человечества, от колеса до спутника.
– Што есть пандан? – изобразив пальцами очки и похлопав ресничками, спросил единственный экскурсант.
– Пандан – это предмет, парный с другим. Но не обязательно тождественный. То есть своеобразное дублирование какой-то идеи, но со своими вариациями. – Лизе очень нравилось, что она может знать что-то, чего Алексей не знает. – Вот мы и пришли.
Они оказались у павильона России. Здесь была представлена «Даная» Вадима Захарова – инсталляция, созданная как современная метафора денег, богатства как такового и отношения к нему людей. Зрителям словно бы предлагалось некое совместное действие, а именно – почувствовать себя Данаей, на которую пролился золотой дождь, он же любовь Зевса. Специально отчеканенные монеты сыплются золотым дождем на зрителей. Те, под защитой зонтов, принимают на себя этот дождик. А на высокой балке над входом в павильон сидит человек и грызет орешки, бросая вниз скорлупу: по задумке художника он, вероятно, изображает белочку с изумрудными орехами из пушкинской сказки.
Поташев процитировал, глядя на исполнителя перформанса:
– Знайте, вот что не безделка:
Ель в лесу, под елью белка,
Белка песенки поет
И орешки все грызет,
А орешки не простые,
Все скорлупки золотые,
Ядра – чистый изумруд.
И добавил от себя:
– Вот зачем детина тут!
Молодой парнишка, исполнявший роль белки, чуть не сверзился с высоты. После этой поэтической импровизации Елизавета и Алексей поспешили ретироваться.
– Ну, ты даешь! – только и смогла воскликнуть девушка.
– Мама на ночь сказки Пушкина читала. Помню наизусть, – скромно сообщил виновник конфуза.
– Прямо все?! – восхищенно смотрела на него Лиза.
– Все, – кивнул Алексей и поинтересовался: – Какой следующий павильон?
– А пошли в Англию? – предложила Раневская.
– А пошли! – согласился Поташев.
Павильон Великобритании демонстрировал взгляд строгий и критический. Здесь актуальное искусство было скорее социально-протестным. Художник Джереми Деллер решил сообщить всему прогрессивному человечеству о своей ненависти к олигархам. На стенах – огромные фрески: английский социалист XIX века Уиллиам Моррис топит в море яхту Романа Абрамовича. Как объяснила девушка-смотритель, оказывается, на прошлой биеннале яхта перегородила выезд из садов Джардини в лагуну. Другой сюжет демонстрировал особняки на острове Джерси, в английской офшорной зоне, объятые огнем. Несмотря на все протестные инсталляции, на террасе для ценителей подавали настоящий английский чай.
Наши путешественники решили присоединиться к английскому чаепитию. Время уже шагнуло за полдень. Тем не менее до файф-о-клока было еще далеко. Поэтому трапеза была условно принята гостями биеннале как ланч, который никак не обходится без чаепития. Лиза с Алексеем завтракали рано утром, и ланч был очень своевременным. Подавали «English Tea № 1» или «Английский чай № 1». Это было сочетание кенийских сортов и цейлонских листьев с маркировкой «оранж пеко», которая изначально означала «чай, достойный принца Оранского». Чаепитие по-английски было обставлено по всем правилам европейского гостеприимства. Изголодавшиеся киевляне отдали дань уважения не только ароматному и вкусному чаю, но и множеству разнообразных закусок: свежайшим бисквитам, итальянской ветчине прошутто, тостам с корицей, а также джему, миндальному печенью и сдобным булочкам.
Неожиданно Алексей спросил у Лизы:
– Твоя любимая книга?
– «Алиса в стране чудес». А твоя?
– «Самая легкая лодка в мире» Юрия Коваля. Ты читала?
– Еще нет, но теперь прочту обязательно.
– А есть фразы из «Алисы», которые ты цитируешь?
– Ой! Много, я все время что-то вспоминаю… Ну, например: «Нельзя поверить в невозможное! – Просто у тебя мало опыта, – заметила Королева. – В твоем возрасте я уделяла этому полчаса каждый день! В иные дни я успевала поверить в десяток невозможностей до завтрака!»
– Это про нас с тобой! – рассмеялся Поташев, и на душе его стало тепло.
Насытившись, путешественники отправились в японский павильон. То, что там происходило, слегка удивило неподготовленных посетителей. Они увидели, как группа людей стрижет одного человека, другая группа пишет одно стихотворение, третья группа лепит один горшок. Такие коллективные практики, как поняли Алексей и Лиза, были не столько фактом искусства, сколько своеобразной групповой психотерапией.
– Я понял, для чего они это делают! – сообщил Поташев задумавшейся подруге, когда они покинули павильон Японии.
– А я не могу понять! Что это было?
– Этот перформанс, мне кажется, связан с тем, как японцы учатся преодолевать травматические последствия катастрофы на Фукусиме.
Они еще несколько часов побродили по разным павильонам; последним, у самого входа, был испанский.
– Бесспорно, Испания переплюнула всех! – констатировал Поташев, выйдя на аллею сада. – Разместить в трех пространствах три кучи строительного щебня – это самашедший креатив.
– Слушай, а что, если пойти посмотреть классическое искусство? – спросила Раневская.
– Хорошая идея! – поддержал ее архитектор, и они поспешили за новыми впечатлениями.
Сверяясь с картой, вышли к Сан-Дзаккария. Церковь настолько очаровала Поташева своим фасадом, что он остался снаружи рисовать ее облик, а Лиза вошла внутрь.
Пока искусствовед наслаждалась интерьером, архитектор быстрым карандашом вырисовывал фасад: прекрасный полуциркульный фронтон с круглым окном, словно эхо, отзывался в боковых полуфронтонах с повторяющимися круглыми окошками.
Вскоре вышла Лиза и молча встала за его спиной. Смотрела, как он легко и быстро делает наброски. Он обернулся к ней:
– Что?
– Ты непременно должен это видеть!
Они вошли в церковь. Интерьер ее был необычен. Более того, он был похож на Зазеркалье из сказки про Алису. Алтарная часть, по готической традиции, имела деамбулаторий (обходную галерею) с рядом капелл. Однако вся конструкция казалась прозрачной, поскольку была разделена тонкими восьмигранными изящными колоннами, собранными по четыре в пучки, с расходящимися от них веерными сводами. Стены апсидиол имели большие окна. Создавалось впечатление, как будто через алтарь можно уйти в другое измерение.
– А вот тут, на левой стене нефа, посмотри – картина Джованни Беллини «Святое собеседование». Разве она не прекрасна?
Алексей оторвал взгляд от алтаря и подошел к картине, на которую указывала Лиза.
– Какие яркие цвета! Словно она написана вчера! – подивился он.
– Ты знаешь, кто такой святой Захария?
– Простите мое невежество! – улыбнулся Алексей, присаживаясь на скамью.
