в чем не бывало предложил прежний водитель — я перед тем как увольняться, слышал скрип в колодках. Поменяй на всякий случай.
— хорошо. — успокоившись, согласился Кирилл и по-свойски спросил — а вы чего уволились? Платили мало?
Василий Николаевич пожал плечами
— да что там. Нормально. Платили нормально. Все бы ничего. Я бы и не уволился сам.
— вас уволили?
— нет. Вернее там такая ситуация вышла, что мне пришлось уйти.
Жена Василия Николаевича перестала нарезать морковь и отодвинула от себя нож и тарелку, и недовольно поправила своего мужа.
— сам виноват — говорила она — послушался эту фурию, племянницу свою, пошел на поводу. А теперь что?
— ну не начинай — попросил он супругу.
— что не начинай. — она уже не на шутку разошлась — только жить начали. Пенсию перестали за доходы считать. Что забыл? Ты когда у Анастасии Андреевны работал, мы пенсию вообще с карточек не снимали. Хорошо она платила. И нам с тобой хватало и внукам подарки делали и я весь гардероб себе успела поменять.
— не в гардеробе счастье — опрометчиво поправил Василий Николаевич.
— конечно — зло фыркнула на него супруга — не в гардеробе, а в тех деньгах, что ты прошлый год получал. Нет же эта прохвостка ему говорит — иди потребуй повышения зарплаты — он и пошел, даже меня не спросил. И что в итоге? Ее там не жалуют — она же разлучница. Так и этот еще капризы свои начал показывать. А Анастасия Андреевна ему правильно сказала, «если вас это не устраивает — то вам не надо у меня работать». И правильно сделала. И он ушел. Пришлось уйти.
— ну если правильно, что ж ты ругаешься.
— а ты больше Ирку слушай.
— а Ирина это няня? Она ваша племянница? — спросил Кирилл.
— племянница — ответила женщина за своего супруга — она ему, дядечке своему, год назад помогла — устроила к своей однокласснице на работу водителем. Все хорошо. Анастасия Андреевна его даже не уволила, когда Ирка мужа ее увела. Так нет, месяц назад пришла и давай на него давить, чтоб повышения зарплаты требовал.
— ни чего она на меня не давила.
— защищай, защищай ее. Больше некого защищать? Про внуков бы подумал. Не давила она на него — она махнула рукой на мужа и повернулась к Кириллу — это меня дома не было. Я бы его не пустила требовать. Старый балбес. Иринка там нашкодничала, так еще и нам свинью подложила.
— ну чего ты? — вяло сопротивлялся Василий Николаевич. — она же не знала. Она как лучше хотела.
— ой— устало махнула она на мужа она всегда как лучше хочет. И только свои цели преследует.
Всю дорогу обратно он задавал себе вопросы, на которые не мог сам ответить. Но поразмышлять стоило. Что-то тут не так с этим ремнем. Стоит ли говорить об этом ремне Анастасии Андреевне? Не понятно мог ли кто надрезать ремень? Для чего? Чтоб она убилась во время поездки? Когда он говорил Василию Николаевичу о том, что заменил ремень, то внимательно наблюдал за реакцией бывшего водителя. И по его ответу, Кирилл понял, что тот не желал зла своей хозяйке и не держал на нее зла за увольнение. Он наоборот предложил новому водителю еще и тормоза проверить. Если ремень на самом деле надрезан, то напрашивается следующий вопрос — А кому это надо? Да кому угодно.
Он ничего о ней не знает. Не знает, какая она на самом деле. То, что она совсем не такая, как хочет казаться на людях — это ясно и без сомнений. Он не знает о ее семье. Где ее муж? Бросил? Разошлись? Или развелись? Где он сейчас? Она такая общественная личность, о которой постоянно пишут газеты и журналы, но пишут все что угодно, но ничего личного, только поверхностная информация. Что он о ней и ее семье знает из средств массовой информации?
Он стал вспоминать, что читал о ней. Писать стала в свободное от работы время. Писать стала сразу хорошо. Тра тата, ля, ля, ля, и тд и тп. Одно и тоже. Одинаковыми словами и фразами. Ее сразу опубликовали в издательстве и полюбили в народе. В издательстве ее тоже полюбили — это он и сам уже мог сказать, без СМИ. Писали про семью, есть муж и дети. Значит информация о том, что она уже не живет с мужем, еще не просочилась к журналистам. Интересно, как давно она с ним не живет? Писали, что она была замешана в каком — то уголовном деле, но информация не подтвердилась и ее посчитали слухом. А на самом деле просто кому — то очень выгодно было спрятать это уголовное дело и «посчитать его слухом». А какое уголовное дело? И с чем это связано? Так все и замяли. Живет за городом — не любит суету и социально застенчива — но это правда, он уже заметил. Не любит светиться на людях и телевизионных передачах. А кем она раньше работала? Этого он точно нигде не читал. Не писали об этом. Как она раньше жила? До того как стать знаменитой писательницей? Была обеспеченная наследница какого— то американского миллиардера или бедствовала со своим мужем и детьми?
Кирилл медленно въехал в ворота загородного поселка и не спеша поехал по улице. Воскресенье — суетливый день недели — все уже потихоньку начинают разъезжаться из поселка в город, остаются только местные и отпускники.
Американского миллиардера скорей всего нет, а вот детки ее родились когда она уже писать начала.
И что ему теперь делать? Говорить про ремень?
Он въехал во двор, пожалел, что не заехал на мойку, но не расстроился — можно ведь и самому помыть машину, тем более в его обязанности входит полностью смотреть и ухаживать за машиной. Он остановил машину возле колонки и пошел в гараж за моющими средствами и тряпками, все никак не понимая, стоит ли раньше времени пугать Настю и говорить про этот поврежденный ремень. Хотя ремень мог и просто порваться. И тогда нет смысла мутить чистую воду — решил он.
* * *
Она в окошко своей комнаты с интересом наблюдала, как он моет и натирает ее машину.
Если бы не было все так грустно, то было бы эротично.
Она хмыкнула сама себе, задернула штору, чтоб отгородиться от Кирилла и от мыслей о нем, хоть даже такой нежной и тонкой материей. Но тонкая штора ее отгородила только от солнечного
