образом, в нашей комнате воцарилась добрая, доверительная атмосфера, располагающая к неспешной дружеской беседе.
Басина говорила спокойным, тихим голосом, медленно, иногда замолкая на минуту-другую. Однако, как я поняла, не потому, что плохо знает английский язык, вовсе нет, а потому, что эти воспоминания причиняли ей боль.
— Однажды к нам в фургон пришли чужие, неприятные люди, — рассказывала девочка, — и стали убеждать папу принять участие в одном деле… Нужно было залезть в музей и выкрасть украшения царицы Нефед. Они стоили очень дорого… Обещали нам за это много денег, а мы очень в них нуждаемся — чтобы вернуться обратно в Египет. Заработать на билеты у папы никак не получается. Этим людям требовался худой, ловкий мальчик, циркач — такой, как я, вот и обратились к нам. Они же не знали, что я девочка, папа при людях всегда называл меня Азимом! В конце концов отец согласился — иначе нам домой никогда не попасть, и уговорил меня. Мне объяснили, что надо сделать: как забраться в воздуховод, снять решетку, разрезать стекло алмазом и что именно взять…
Позапрошлой ночью папа подвез меня к музею и помог забраться наверх. Я влезла в воздуховод и долго ползла по нему, а затем увидела решетку и сняла ее — как мне объяснили. Это оказалось совсем несложно. Потом я спустилась вниз по шторе и подошла к витринам, стоящим у стены. Мне сказали, что открывать их ни в коем случае нельзя, нужно лишь осторожно разрезать стекло алмазом. Что я и сделала. Я достала украшения и сложила их в два мешочка, которые мне передал папа. Затем забралась обратно в дыру и поползла назад. На улице я отдала оба мешочка папе, и он похвалил меня, сказал, что я очень храбрая и умная девочка, все сделала правильно. Затем мы вернулись в наш фургон. Было поздно, и никто нас не видел…
А утром к нам снова пришли те неприятные люди, и папа отдал им один мешочек, второй же еще ночью отнес куда-то и спрятал. Куда, я не знаю, спала в это время. Я ведь так переволновалась и так устала!
Я решила, что все на этом закончилось, но вчера ночью снова пришел один из этих страшных людей и стал требовать у папы остальные украшения. Они долго спорили, папа не хотел отдавать, и тогда этот человек ударил его ножом. Я в это время сидела под цирковыми костюмами — папа успел накрыть меня, но все слышала. Мне было очень страшно, особенно когда стали стрелять… Я заметила, что папа ранен, хотела помочь ему, но он сказал, что мне нужно спрятаться и никому не показываться, особенно — полиции. И что меня будут искать плохие люди, а потому их тоже следует опасаться. Мне удалось незаметно вылезти в окно и забраться в клетку к Симону, нашему цирковому льву. Я знала, что он мне ничего плохого не сделает, ведь до этого я часто кормила его и чистила клетку, а мистер Хальве, хозяин и дрессировщик, платил мне за это. Там, в этом домике, всегда тепло, можно прятаться долго… Я хотела просидеть у Симона до тех пор, пока не вернется папа, но очень испугалась, когда ваша собачка начала на меня лаять. Вот и выскочила наружу, решила: а вдруг она меня укусит?
— Что ты, Басина, — ласково улыбнулась миссис Хадсон, — наша Альма — умница и красавица, кусает только злых людей. Так ведь, девочка моя?
Я согласно тявкнула и усердно завиляла хвостом, демонстрируя полное свое дружелюбие. И даже подсела к девочке поближе — чтобы та могла меня еще раз погладить. Это ее успокоит.
— Я ужасная трусиха! — тихо призналась Басина. — Испугалась такой замечательной собачки! А все из-за того, что этот страшный человек, который ударил папу ножом, хотел зарезать меня тоже. Он прямо так и сказал: «Убью твоего сына, если не отдашь украшения!»
Девочка замолчала — от волнения не могла больше говорить. Холмс подождал немного, затем спросил:
— Скажи, Басина: все-таки где твой папа спрятал свой мешочек?
— Не знаю, — тихо вздохнула девочка и опустила глаза. — Отнес куда-то ночью, я не видела. У нас в домике его точно нет.
— Верно, — согласился Шерлок, — люди Лестрейда тщательно обыскали ваш фургончик, все стенки простукали, пол и даже крышу. Но ничего интересного не нашли.
Шерлок достал кисет с табаком, набил свою любимую вересковую трубку и не спеша закурил. И глубоко о чем-то задумался — его взгляд стал рассеянным, устремленным куда-то вдаль.
— Скажите, сэр, мой папа умирает? — взволнованно спросила Басина и подняла на Шерлока глаза, полные слез.
— Нет, — покачал наш сыщик головой, — ему уже сделали операцию, он выживет. Если, конечно, на него снова не нападут бандиты… Пойми, Басина, сейчас очень важно найти этот второй мешочек и вернуть украшения на место, в Британский музей, иначе эти негодяи не оставят вас в покое. Скажи, куда твой отец мог его спрятать? Он еще где-то в цирке? Как ты думаешь?
Девочка вздохнула и слегка пожала плечами. Шерлок посмотрел на нее задумчиво, подымил еще пару минут, а затем с легкой улыбкой произнес:
— Ладно, не буду больше тебя мучить. Отдыхай, Басина, набирайся сил. Когда твоему отцу станет немного лучше, мы навестим его в госпитале, и ты сможешь с ним сама поговорить.
— Правда? — сразу повеселела девочка. — Я очень боюсь за папу! У меня, кроме него, больше никого нет… Когда я увижу его? Завтра, послезавтра?
— Полагаю, не раньше чем через несколько дней, — произнес Холмс.
Девочка сразу погрустнела. После этого Шерлок поблагодарил миссис Хадсон за чай и пошел к себе наверх. Я, естественно, увязалась за ним: видела, что он о чем-то напряженно думает. Значит, можно узнать еще что-то об этом деле… У Шерлока есть одна замечательная привычка: когда ему нужно решить какую-то сложную задачу, он рассуждает вслух и при этом часто обращается ко мне. Разумеется, я не могу дать ему совет, зато помогаю думать.
Скажу без всякой ложной скромности, я прекрасная слушательница, всегда внимательна и молчалива, никогда не перебиваю. А иногда даже кое-что подсказываю — по-своему, по-собачьи, конечно же. Жаль только, что он не всегда меня понимает…
Шерлок заметил меня, взял на руки и отнес к себе в гостиную. И начал, по своему обыкновению, мерить комнату длинными шагами, размышляя вслух:
— Басина, несомненно, рассказала нам далеко не все, что знает, многое утаила. Она отличная актриса и прекрасно разыграла свою роль — маленькой испуганной девочки, хотя вряд ли нас боится. Кроме одной маленькой