– И как же он спасет дворец от пожара?
Прынцаев перестал крутить головой и уставился на высокую печь, выложенную голландскими, белыми с голубым, изразцами.
– С помощью нового заграничного средства. Им можно пропитать все деревянные предметы: и пол, и стены, и потолок, и мебель, просушить хорошенько – и все. Никакой огонь не страшен, – горделиво приосанился хранитель. – Полы-то и стены уже намазали, теперь сохнет. И ходить туда нельзя. На человеческий организм средство действует неизвестным образом.
– А как же с картинами? – спросила Мура. – Их тоже надо покрывать этим средством?
– Можно покрыть холст с обратной стороны, – объяснил хранитель, – придут мастера, снимут картины и сделают их неопалимыми. С картой труднее.
– С какой картой? – Глаза Муры загорелись.
– О, барышня! – воскликнул восхищенно хранитель. – Это настоящее чудо – карта Российской империи! Она занимает полстены. Говорят, великий император возле нее экзаменовал по географии своих генералов...
– И ее нельзя увидеть? – Искреннее огорчение синеглазой барышни заставило дрогнуть сердце служителя.
– Разве что с порога, через щелочку в двери... Согласны? – после минутного колебания предложил он.
– Конечно! – с радостью выдохнула Мура и двинулась за старичком к широким деревянным дверям, покрытым белой и золотой красками.
Хранитель достал из кармана сюртука ключ, вставил его в замок и приоткрыл дверь.
Мура с порога заглянула внутрь просторной комнаты, освещенной яркими лучами весеннего солнца, льющимися сквозь высокие окна с металлическими переплетами, в которые были вставлены квадратики толстого голубоватого стекла.
В узком дверном проеме Мура увидела серую стену, на которой выделялись красной линией какие-то странные очертания. Она напрягла зрение и углядела две огромные буквы – сверху и снизу – «S» и «N», юг и север.
– А вы обратили внимание, как необычно расположены концы света? Они поменялись местами – север внизу, а юг наверху, – пояснил хранитель.
Мура с удивлением разглядывала диковинную карту, постепенно узнавая темно-синие извивы Волги, Днепра, Оби, Енисея, Амура.
– Есть и другие несуразности, – улыбнулся хранитель темноволосой барышне, которая уже отошла от двери для того, чтобы дать взглянуть на карту своим терпеливо дожидавшимся спутникам. – Например, возле Амура обозначено место, куда дошел Александр Македонский. И есть надпись, что там он закопал пищаль и отлил колокол.
– Но как же это могло быть? – поразилась Мура. – На Бестужевских курсах нам этого не говорили. Неужели просвещенный Петр Великий думал, что Александр Македонский жил в эпоху огнестрельного оружия? Ведь пищали появились в Европе и в России только в пятнадцатом веке!
– А вы приходите сюда потом, когда просохнут полы и стены, – предложил старичок, – рассмотрите карту поближе и прочтете надпись собственными глазами. Некоторые историки утверждают, что к изготовлению карты приложила руку жена Петра Алексеевича Евдокия Лопухина. И, видимо, она была несильна в науках.
– Но как же Петр мог учить по ней географии своих генералов? Он-то был силен в науке о морях и земле? – спросила Брунгильда. – Всю Европу объездил в юные годы.
– Я не ученый, не историк, – смутился старичок, – я только хранитель. Что знаю, то вам и сообщаю.
– Мы очень вам признательны, – поспешила успокоить его Мура. – Непременно приедем еще раз. Спасибо вам.
Молодые люди отправились к выходу, где их поджидала коляска. С удовольствием опустились они на мягкие, обитые синим сукном сиденья, и коляска направилась по широкой аллее и свернула на дорогу, идущую по периметру обширного парка. Местами на пожухлой прошлогодней траве, на гравийной дорожке еще сохранились жесткие островки потемневшего снега и истонченного льда, из-под которых бежали веселые струйки воды. Около образовавшихся лужиц суетились воробьи и синицы, с явным одобрением поворачивая круглые головки к солнечным лучам. Сквозь обнаженные ветви деревьев виднелись остовы старинных садовых строений, предназначенных на снос. Лишь дважды мелькнули вдали фигурки молодых мещанок с детьми.
Мура не переставала думать о странной карте, Брунгильда втайне мечтала поскорее выбраться из парка и отправиться к заболевшему мистеру Стрейсноу, а Ипполит Прынцаев с удовольствием потирал руки.
– Годится, вполне годится, – говорил он девушкам, которые отвечали ему вежливыми безучастными улыбками.
Он попросил кучера остановиться, энергично спрыгнул на землю и, пригнувшись, старательно ощупал плотную гравийную дорожку. Затем дважды подпрыгнул.
– Здесь вполне можно тренироваться, – радостно сообщил он, заняв свое место в коляске. – Ну-ка, дружок, – крикнул он извозчику, – езжай-ка дальше, проверим всю трассу.
Коляска медленно покатила в дальнюю часть сада, где шатрами раскинулись кустарники ивы и сирени, покрытые зеленовато-желтым пушком проклевывающихся почек. В кустах промелькнула фигура согбенного человека, а после очередного поворота взорам пассажиров открылась покосившаяся деревянная скамейка, на которой сидел какой-то оборванец, а рядом с ним – Дмитрий Андреевич Формозов!
По просьбе Брунгильды коляска остановилась. Девушки с растерянными улыбками взирали на смущенного чиновника Ведомства Императрицы Марии. Господин Формозов встал и подошел к коляске.
– Добрый день, Брунгильда Николаевна, – его улыбка выглядела неискренней, – добрый день, Мария Николаевна.
– Довольно неожиданная встреча, – мелодичным голосом произнесла Брунгильда. – Прошу знакомиться, Ипполит Сергеевич Прынцаев, ассистент отца. А это Дмитрий Андреевич Формозов, трудится на ниве благотворительности.
Мужчины поклонились друг другу.
– Что вы здесь делаете, господа? – Формозов в растерянности оглянулся на сидящего бродягу, который теребил лежавший у него на коленях сверток.
– Хотели осмотреть дворец, – заспешила Мура, – но неудачно. Он закрыт на просушку. А вы, Дмитрий Андреевич, какими судьбами здесь оказались?
– Намеревался в уединении прогуляться. – Мягкий баритон Формозова звучал неуверенно. Преодолев замешательство, он добавил: – Если вы располагаете временем, то буду рад видеть вас сегодня в Аничковом дворце, предстоит освящение портрета, писанного господином Закряжным. Приглашен протодьякон Малинин.
– Мы подумаем, – улыбнулась Мура и лукаво взглянула на сестру.
Брунгильда еще третьего дня уверяла, что именно буйволиный рык протодьякона Малинина притягивает паству в Исаакиевский собор и что у обладателя могучего баса не меньше поклонниц, чем у «душки» Собинова.
– Я-то, к сожалению, воспользоваться вашим приглашением не могу, – сердито фыркнул Прынцаев, – у меня тренировка в гимнастическом зале.
Дмитрий Формозов еще раз поклонился, давая понять барышням, что более не смеет их задерживать.
Коляска тронулась, Мура обернулась и увидела между кустами темную фигурку, двигавшуюся к скамейке, на которой сидели оборванец и Формозов.
Более об этой встрече они не вспоминали. Настроение Прынцаева было испорчено: он хмурился и смешно надувал губы. Тем не менее кликнул извозчику, что надо ехать к гостинице Лихачева.
После одуряющей влажной свежести сада, особенно нестерпимыми показались дым и смрад на прилегающих к нему улицах. Увы, зеленый островок все больше теснили подступающие к нему фабрики и заводы. С Бумажного канала тянуло совсем уж мерзкими запахами сточных вод. Это только в центре столица преображалась, хорошела, принаряжалась к юбилею: красили фасады зданий, убирали улицы, мостили дороги, разбивали новые скверы и расчищали старые... А здесь, в окраинной части города, мелькали низенькие каменные строения складов и мастерских, перемежаемые грязными кособокими заборами, за которыми стояли разномастные деревянные домишки, иной раз весьма убогие. Из ворот под ноги лошади бросались куры и собаки. Какое счастье, думала Мура, что они с Брунгильдой редко здесь бывают!..
Мистер Стрейсноу остановился в весьма респектабельной гостинице Лихачева, неподалеку от Аничкова моста. Славилась она не только своей опрятностью, добросовестностью прислуги, говорившей и на европейских наречиях, – но и здоровой кухней. Да и внешне производила впечатление приятное: огромные стекла окон первого этажа давали возможность заглянуть любопытным внутрь холла, украшенного пальмами в кадках, мраморными скульптурами, бронзовыми светильниками и бра. Около камина стояли мягкие покойные кресла.
Швейцар в длинном сюртуке, украшенном гигантскими, позолоченными пуговицами, со старомодным поклоном открыл стеклянные двери перед Прынцаевым и его спутницами, и вся троица направилась к стойке портье. У него они узнали, что мистер Стрейсноу находится в своем номере.
Барышни Муромцевы, предводительствуемые Ипполитом Прынцаевым, поднялись на второй этаж по пологой, застланной ковровой дорожкой лестнице, и постучали в дверь номера, указанного коридорным.
