Портрет Джосселина Грея вырисовывался все яснее и яснее. Храбрый молодой офицер с прекрасными манерами, но совсем еще неопытный. Затем молодой человек, повидавший кровь и боль войны, вернувшийся домой и пытающийся, насколько это возможно, жить по-прежнему. И наконец, младший сын без средств, но с большим обаянием.
У такого человека, казалось бы, не должно быть врагов. Однако даже человек с небогатой фантазией мог предположить, что у него был завистник, который не остановился даже перед убийством. Вполне возможно, что ответ таится здесь, в этой комнате с ее гобеленами и прекрасным видом на парк.
— Благодарю вас, леди Шелбурн, — церемонно проговорил Монк. — Теперь я представляю себе картину гораздо ясней, чем прежде. Весьма вам признателен. — Он повернулся к Лоуэлу. — Буду вам благодарен, милорд, если вы позволите мне побеседовать с мистером Менардом Греем…
— Его сейчас нет, — отрезал Лоуэл. — Он отправился на ферму одного арендатора. На какую именно, не знаю. Так что больше вам здесь, я полагаю, делать нечего. Вы ведь собираетесь искать убийцу Джосселина, а не писать некролог.
— Некролог неполон, если в судьбе покойного остаются белые пятна, — ответил Монк, с вызовом глядя в глаза Шелбурну.
— Ну так заполните их! — резко отозвался Лоуэл. — Чем сидеть здесь, занялись бы действительно делом!
Не проронив ни слова, Монк покинул гостиную и прикрыл за собой дверь. В холле его ждал лакей — то ли чтобы проводить на улицу, то ли удостовериться, что гость не прихватит серебряный поднос для визитных карточек или нож для вскрытия конвертов с рукояткой из слоновой кости.
Погода изменилась самым разительным образом. Неизвестно откуда взявшийся порыв ветра перешел в шквал, и, стоило ему стихнуть, ударили первые капли дождя.
Поскольку укрыться было негде, Монк двинулся сквозь дождь к главной аллее и совершенно случайно встретился с еще одной представительницей благородного семейства. Она быстрым шагом направлялась в его сторону, стараясь не зацепиться юбками за куст. Она тоже чем-то напоминала Фабию Шелбурн: приблизительно тот же возраст, весьма похожий наряд, вот только чопорности в ней не чувствовалось. Нос женщины был длинноват, прическа — небрежна. Вряд ли она считалась красавицей даже сорок лет назад.
— Добрый день.
Он вежливо приподнял шляпу. Она остановилась и взглянула на него с интересом.
— Добрый день. Я вас не знаю. Что вы здесь делаете? Заблудились?
— Нет, благодарю вас, мэм. Я из столичной полиции. Прибыл с докладом о ходе следствия по делу об убийстве майора Грея.
Глаза ее сузились. Кажется, услышанное ее позабавило.
— Для посыльного вы выглядите слишком приличным молодым человеком. Должно быть, вы беседовали с Фабией?
Он понятия не имел, с кем говорит, и несколько стушевался.
Она мгновенно все поняла.
— Я — Калландра Дэвьет. Сестра покойного лорда Шелбурна.
— Значит, майор Грей приходился вам племянником, леди Калландра? — Он выговорил титул не задумываясь и удивился этому лишь секунду спустя. Теперь его интересовали лишь новые сведения.
— Совершенно верно, — согласилась она. — Вам от этого легче?
— Вы, разумеется, знали его?
Ее густые брови слегка приподнялись.
— Конечно. Возможно, даже чуть лучше, чем Фабия. А что?
— Вы поддерживали с ним близкие отношения? — быстро спросил он.
— Напротив, старалась держаться от него на расстоянии.
В ее взгляде Монк уже ясно различал усмешку.
— И потому имели лучший обзор?
Он подхватил ее мысль.
— Думаю, что так. Вы и дальше собираетесь стоять здесь, молодой человек? Я уже почти вся промокла.
Он покачал головой, и они вместе направились в сторону дома.
— Печально, что Джосселина убили, — продолжала она. — Было бы лучше, если бы он погиб под Севастополем. Во всяком случае, для Фабии. Так что вам от меня нужно? Я всегда недолюбливала Джосселина, да и он меня. О делах его я тоже ничего не знаю и понятия не имею, кто мог обойтись с ним так жестоко.
— Недолюбливали? — с удивлением переспросил Монк. — А все говорят, что он был весьма обаятелен.
— Совершенно верно, — согласилась леди Калландра, направляясь не к центральному входу, а к стойлам, куда вела присыпанная гравием дорожка. Монку оставалось лишь следовать за ней. — Но обаяние меня как-то мало трогает. — Она взглянула на Монка, которому пришлась по душе такая прямота. — Возможно потому, что я сама никогда не была обаятельной, — продолжала она. — Джосселин всегда казался мне хамелеоном, я никогда не знала, что у него на уме. А теперь либо соблаговолите вернуться в дом, либо ступайте своей дорогой. У меня нет ни малейшего желания окончательно промокнуть. Дождь усиливается, и мне не хочется, чтобы он застал меня на конном дворе, пока мы будем обмениваться бессмысленными любезностями.
Монк широко улыбнулся и почтительно наклонил голову. Леди Калландра была единственным понравившимся ему человеком в этой усадьбе.
— Конечно, мэм. Благодарю вас за вашу… — Он поколебался, не решаясь произнести вслух слово «честность». — За ваше внимание. Всего хорошего!
Она взглянула на него искоса и, ответив легким кивком, направилась в конюшни и кликнула грума.
Монк двинулся прежним путем и миновал ворота изрядно промокший, как ему и было обещано. Выбравшись на дорогу, он отшагал три мили до селения. Окрестности, умытые дождем, сверкали в лучах вновь проглянувшего солнца. Тут и там зеленели рощи, а за сложенными из камня изгородями ветер гнал волны по темному золоту пшеничных полей.
Монк потратил на дорогу около часа, размышляя то об убийстве Джосселина Грея, то о себе самом. Никто не знал его в этих местах, и, следовательно, он мог сегодня не опасаться своего прошлого.
Он переночевал на постоялом дворе, а наутро поговорил с местными жителями, но эти беседы мало что добавили к уже сложившемуся в его воображении облику Джосселина Грея. Старшие братья убитого пользовались здесь большим уважением. Не любовью — было бы невежливо со стороны простолюдинов испытывать подобные чувства к персонам столь благородного происхождения.
А вот Джосселин — совсем другое дело. О нем можно было говорить с чувством. Все с удовольствием вспоминали, каким он был вежливым и щедрым. Если кто-нибудь и придерживался иного мнения, то, видимо, предпочитал не высказывать его в разговорах с чужаком.
Монк вел себя с подчеркнутой вежливостью. Его не боялись. Правда, особенно не откровенничали — все-таки Монк был из полиции. Однако все понимали, что он ищет убийцу их героя.
Позавтракал он в местной закусочной в компании почтенных старожилов. За сидром, яблочным пирогом и сыром завязалась непринужденная беседа, в которую был втянут и Монк. Замечания его были меткими, саркастичными, забавными, и лишь позже, уже направляясь к станции, он понял, что временами в его репликах сквозила неприкрытая злоба.
Солнце уже стояло высоко, когда грохочущий, пышущий паром поезд вновь повлек его в Лондон.
Прибыв в город около четырех часов, Монк сел в кеб и приказал ехать в полицейский участок.
— Ну? — осведомился Ранкорн, вздернув брови. — Ублаготворили вы ее милость? Надеюсь, что вы вели себя как джентльмен.
В его голосе Монк отчетливо уловил оттенок обиды. В чем же дело? Он ничего не помнил о причине столь странных отношений с начальством. Да, вероятно, он бывал подчас грубоват… Каким же нужно быть тупицей, чтобы грубить тому, от кого ты зависишь! Ранкорн мог просто уволить Монка. Лишившись работы, Монк в течение нескольких недель оказался бы без средств к существованию. Известно, что таких бедолаг ожидает либо голодная смерть, либо тюрьма, либо работный дом. И видит бог, еще неизвестно, что страшнее!
— Мне кажется, их милость поняла, что мы делаем все от нас зависящее, — ответил он. — И что версия о случайном грабителе завела нас в тупик. В конце концов леди Шелбурн согласилась, что убийца должен знать ее сына.
— И вы, конечно, принялись ее расспрашивать о том, каким был майор Грей? — проворчал Ранкорн.
— Да, сэр. Естественно, она пристрастна…
— Естественно, — кисло согласился Ранкорн, играя бровями. — Но вы с присущим вам блеском составили собственное мнение.
Монк пропустил реплику мимо ушей.
— Кажется, он был ее любимым сыном, — продолжил он. — И всеобщим любимцем. Его обожали все, вплоть до деревенских жителей. Правда, о мертвых не принято говорить плохо. — Монк криво усмехнулся. — Тем более об отпрыске столь древнего рода! И тем не менее перед нами человек огромного обаяния, офицер с отличной репутацией, без особых грехов и слабостей, разве что испытывающий иногда денежные затруднения. Временами он бывал своенравным, иногда насмешливым, но при этом оставался неизменно щедрым. Он всегда помнил дни рождения и имена слуг, был талантливым рассказчиком. Такое впечатление, что мотивом убийства стала зависть или ревность.
