…Несуразно длинная тень выплыла из-за рекламного щита. Ее хозяйка – востроносое скособоченное существо ростом с ребенка – торжествовала, потирая в предвкушении сухие когтистые лапки. Еще миг – и казнь подлеца была б снова отложена – на вилле дачного поселка не проскочила б и мышь. Лазейка была найдена только здесь – сам Волк бы гордился ею. Но главное – эшафот сооружать не придется – он вписан уже в интерьер просторной террасы пентхауса.
Уже и приговоренный скрылся за тяжелой дверью подъезда, уже, неуклюже развернувшись, свернула за угол бээмвуха, а она, Маруся, не уходила.
Она мысленно вошла в подъезд вместе с приговоренным. Мимо консьержа направо – к скоростному лифту. Мелькает на крошечном табло нумерация этажей, выходят-заходят люди. И вот он – тридцат четвертый. Уютное фойе, два глиняных вазона с мелкими как кровавые брызги цветами и одна-единственная на этаже черная тяжелая дверь. Поворот ключа и…
Ее крысиные глазки сморгнули и угрожающе полыхнули красным.
Возмездие
Что-то зашуршало в углу. Красные огоньки вспыхнули и пригвоздили.
«Крыса?» – шарахнул он тапком.
Тишина…
«Да откуда здесь крысы, – запоздало мелькнуло в сознании. – Мимо охраны и мышь не проскочит. Приснилось…»
А сон был странный. Весьма. Не досмотрел, проклятье!
Старик-Ведун приснился. И шептал он что-то про тропу из сказки, да! – про распутье…
– …Не ту тропу избрал… – Ведун щерился как гном из старой сказки. – Ошибка вышла. Но… Путь уж выбран. Поздно.
– Меня, Ведун, ты кинул. Продинамил на мои полцарства. Небось, считаешь денежки, кайфуешь?..
– Что деньги – тлен. Твои полцарства лишь фонарь, чтоб Истину сыскать.
– … И – философский камень? В придачу…
– Зачем мне камень? Я – откровенья жду. В преддверии стою и мерзну. Огня ты мне поднес, премного благодарен. Согреюсь я, отринет беспокойство и суета уйдет. И только – цель! Открыть ее, узреть и…
– … умереть спокойно?..
– И – воспарить по новой. Воскреснуть, то есть. Усек? – вдруг сморщился Ведун – его лицо смеялось, но взгляд был строг и остр.
– А все – тот Меломан, поганый гений. Все – он. Ответ он понесет по полной…
– За что?!.
– За все! Он – расстрелял… кураж! мечту идиота – зарыл в песок. Я в тупике. Я – ноль. Но он – ответит… Жизнью!
– Бедняга Макс…
– Ты только не жалей. Ошибся где-то? Знаю. Кулак искусан в кровь; сомненья не разгрыз припадок нервный… Где пластырь? Где?! Боли-и-ит… Вот так болит и сердце, когда окроплено сочувствием притворным. Довольно! Прочь сказки тухлые. Долой!
Я – на трибуне. В Риме. И воздух Колизея дрожит от крика черни: ату его, ату! И гладиатор – ждет, клинок приставлен к шее. То – Меломан. Он – обречен. Рок – я! Толпа ревет. Моя рука взлетает, чтобы нырнуть отвесно пальцем вниз: кончай его! ату! Так Рок решил. И – я.
Макс вскинулся: тот шорох. Снова. Что-то метнулось к террасе и запуталось в шторах – слишком маленькое, чтоб по-настоящему испугаться, но достаточно крупное – с собаку – чтоб растеряться. Тем более спросонья, под утро, в наполовину зашторенной спальне. Шторы были тяжелые, непроницаемые, бархатные. Бездна звездного неба пугала его больше, чем панорамный вид с 34 этажа его элитной высотки. В темноте ему спалось крепче. До сих пор.
Он тихонько поднялся с кровати и кинулся к двери, но… над ним осыпалась штукатурка. Звук выстрела пригвоздил его к месту.
Макс медленно обернулся, просчитывая варианты: вор? киллер? наемник? одиночка?… Услышали ли выстрел соседи?..
«Консьержа урою», – сжались кулаки.
Меж тем «наемник» продолжал вертеться в пустом темном углу – не разглядеть. Секунды капали как в замедленной съемке…
Наконец, что-то щелкнуло – непрошенный гость нашел-таки шнур и бордовые шторы торжественно раздвинулись – как занавес перед последним актом долгожданной премьеры.
Свет нового утра затопил комнату. Он окаменел: в его апартаментах, проявилось существо из недавнего морока, прыгающее в танце Смерти. Извращенный ритм раздавал оплеухи, голова уродца дергалась под искореженную музыку «Болеро». От бессмертного произведения оставалось лишь господство ритма да пульс кастаньет. На миг он зажмурился и потряс головой: но морок не исчезал. Растрепанное, крохотное, бесполое существо, искаженное гримасой ненависти и торжества, вселяло ужас сильнее, чем ствол, все еще направленный ему в грудь.
Надежда договориться с непрошенным гостем, едва вспыхнув, погасла.
То был звездный час Маруси. Ради него, призрачного часа, она не состригала седой крысиный хвостик, не подкрашивала пегие пряди. Сегодня она была во всем «великолепии», а ветер, еще недавно грозивший сорвать ее с карниза, вздыбил седые лохмы в дьявольский ореол.
Враг уже умер, хотя сердце его еще колотилось. Танцующей походкой карлица двинулась к застывшему, как изваяние, Максу, и, прикинув расстояние, – как спортсмен перед взятием рекорда – прыгнула ему на грудь. Специально наточенный коготь полоснул по шее.
Макс очнулся от своего крика, но дьявольское отродье тут же срезало бровь.
– Еще только дернись, – проскрипело оно в самое ухо.
Кровь заливала глаза. Судорожная попытка сбросить ту нечисть не удалась.
Скрипучий голос повел его последним туром вальса прямо к бездне.
Уже у бордюра роскошной террасы, его губы выплеснули хриплый клекот:
– За что?
– За Волка, родимый, – почти нежно прошелестело чудовище ему прямо в ухо и пяткой двинуло по печени.
Но Макс лишь безучастно мотнул головой, моля Бога, чтобы этот кошмар оказался сном. Его правый глаз уже не видел – кровь лилась не переставая, но ни оттереть, ни остановить ее он не мог. Боялся шевельнуться: специально заточенный ноготь маньяка готов был в любую секунду вспороть сонную артерию.
Седая гарпия насупилась:
– За семь «близнецов»! – уже гаркнула она.
И тут он очнулся. Все стало ясно. А вместе с мороком исчезли маньяки, гарпии и другая нечисть. Он просто оказался в руках наемника. Пусть – циркачки, карлицы, мстителя народного… Пусть! Но эти твари – покупаются и продаются. Разница лишь в ставке: плюс-минус пару тысяч в у. е. Дешевки! Главное – никакой мистики. Его просто предали, продали, задвинули. Бизнес есть бизнес. А это – уже его епархия.
В его силах еще ответить тем же: несметные еще ресурсы позволяют – перекупить, перепродать, перенанять, направить этот смертоносный коготь в горло его врага.
Все просто. Решаемо. Значит… Выход есть…
Он заревел и дернулся, силясь стряхнуть безобразную карлицу, но…
Поздно!..
Бордюр вдруг резко накренился. Он потерял равновесие… Победно завизжала карлица: он впервые увидел
истинное лицо Куража . Это кураж, как опасный маньяк вел его к пропасти. Не разжав смертельное объятие, они вместе упали в бездну.
Коррекция судьбы
Арсений. Жека. Вера.
«Пора, давно пора!»
Я замер. Эта фраза вылетела… из неработающего радиоприемника. И следом забулькал возбужденный монолог известного слуги народа – я не вникал, о чем. Но фраза – первая – засела, впечатлила, обездвижила. Я так и замер с чашками в руках.
– Что застыл?! – рассмеялся Жека и убавил звук. – Бывает. Просто у Жирика энергетика такая – и мертвые приборы, и стены бетонные пробивает… Шутка! Давай свой кофе – стынет. Да расслабься ты! – состроил смешную рожицу Жека. – У меня раз сто так по жизни было, – подмигнул он. – То часы пойдут – те, что и в ремонт не брали; то розетка мертвая вдруг током ужалит, а то и мобила обесточенная как срыгнет вдруг тонну SMS-ок – и все… на чужое имя. В натуре! – ударил Жека себя в грудь, – хоть верь, хоть нет.
– Да не жужжи ты, – отмахнулся я и, подав вторую чашку Мармарову, расставил на столе галетное печенье, шоколад и сливки.
То, что Мармаров подал мне идею, связанную с феноменом астро-близнецов, это – факт. Но вот я, Балда Иванович, решил задвинуть ее подальше, «на потом».
– Вот и срезонировало, – многозначительно изогнул бровь Мармаров, – намерение благое…
– Э?! – сымитировал я непонимание. Врасплох меня застал, врасплох. Видимо, и мысли он читает.
– Давай, выкладывай, – повторил он строго. – С предупрежденьями такого толка не шутят.
Взгляд Жеки догонял пинг-понгом реплики, но так и не догнал:
– Господа, вы что-то не того, – вдруг выдал он и тут же извинился, кивнув Мармарову: – Простите… Но все же ясно! И без ваших пасов. Возможно где-то, – повел он взглядом от потолка к окну, – уронили шкаф, иль дрелью застрочили по бетону – вот проводочек гнутый и спрямился… В порядке твой приемник. Включай и слушай и не трепи мозги себе и людям.
Он прибавил звук. И тут же выключил.
– Работает. Расслабься.
– Логично, – поднял Мармаров обе руки. – Я более скажу – все так оно и было. Ты прав, Евгений.
