Ознакомительная версия.
А правильно ли Вера думает, что вся любовь – дело прошлое? Что, если вспыхнул роман со старой силой?..
Могла ли тогда Катарина Гену убить?.. Ведь у завистников одна радость – как ближнему досадить. Что, если Гена, не зная о причинах сердечного приступа отца и о договоре свекрови и невестки, решил все брату доложить? Мол, ты тут весь такой богатый и хороший, а я зато жену твою увел.
Могла бы тогда Катя с испугу любовника убить? Молчать заставить?..
Ведь теряла – все. Вера Анатольевна тогда б молчать не стала. Разнесла бы голубков в пух и перья, возможно, и наследства бы Геннадия лишила.
Зачем тогда холеной Катьке не шибко богатый (по ее понятиям), лишенный наследства мужик?
Не нужен он ей. Она с Пашей как сыр в масле катается. Погуливает даже. Зачем ей Гена? Только как любовник – со скуки да всегда под рукой.
Но и Лена в этом случае получает мотив для убийства – ревность. Обиженная женщина на многое способна.
Способна. Но покушение на Веру, рассыпанные бусы совсем ее оправдывают. Елена больше всех от смерти свекрови потеряет. Она совсем перестанет контролировать неуправляемую падчерицу – та только бабушку-то и боится, – защищать ее будет некому, вылетит из уютного дома белым лебедем с одним чемоданом.
Так что нет. Убить своего мужика могла, навредить свекрови – категорическое нет! Одно с другим не вяжется. Ей Верочку, которая за несколько часов до того, как были бусы рассыпаны, насчет наследства намекнула, пуще глаза беречь надо!
Уснуть с первой же попытки Надежде Прохоровне не удалось. По приезде ей постелили в гостевой спальне второго этажа, куда вела узкая крутая деревянная лестница. Сегодня под этой лестницей навзрыд скулила белая болонка.
Весь день Таисия провела в поисках хозяйки – бродила на толстых кривоватых лапках по знакомым тропинкам, обнюхивала каждый куст, исследовала дом, соседское крыльцо.
Вечером подтащила Верину тапку к подстилке возле кресла, подгребла ее под брюхо и только так уснула.
Но ненадолго. Как только баба Надя ушла из комнаты, отправилась за ней. Сначала к удобствам – их, слава богу, починили! Изъяли из жерла унитаза тот самый красиво расписанный фломастером памперс пупса. (Верочка Анатольевна приказала домочадцам не ругать соседских девочек за шалость, а сделать разъяснение.) Потом баба Надя решила угомонить собачку, погладила за ушами сидя в кресле, усыпила.
Таисия вроде бы захрапела.
Но как только Надежда Прохоровна поднялась в спальню, по первому этажу зацокали неугомонные собачьи когти.
Таисия рыдала. Запрокидывала вверх лобастую голову, сидела под невозможно крутой лестницей и объясняла всему миру, как тяжело живется покинутым пожилым собакам.
Мир в лице Надежда Прохоровны сжалился. (Или устал слушать совершенно человеческие всхлипы, несущиеся из собачьего горла.) Баба Надя спустилась вниз, прихватила тапку Веры Анатольевны – положила ее на тюфячок возле хозяйской кровати, – сама улеглась поверх шелкового покрывала, накрылась пледом.
Таисия немного покрутилась, уминая тапку, и вроде бы уснула.
А вот состояние Надежды Прохоровны нормальным сном навряд ли назовешь. По незнакомой комнате бродили тени, отбрасываемые низенькими уличными фонариками, старый дом как будто ожил: скрипел деревянными суставами балясин, охал под порывами ветра каждой форточкой, ветви яблонь, общаясь с ровесником морзянкой, постукивали о стены, оглаживали крышу и вроде бы просились внутрь.
Днем эти звуки скрадывала людская суета. Ночью, когда неугомонные ложились по постелям, дом оживал. Надежда Прохоровна опасливо косилась по углам и вспоминала гоголевского Вия и бабушкины сказки о домовых, кровососущих вурдалаках и призрачных «гостях». Что, если вспомнить рассыпанные бусины, делало «гостей» весьма материальными…
Вот ведь напасть!
Надежда Прохоровна обругала себя пугливой курицей и суеверной клушей, покрепче стиснула веки – чтоб не таращиться по темным углам! – и начала считать баранов.
Кудрявые барашки прыгали через веселенький воображаемый заборчик; кучерявые облака плыли по придуманному небу.
Софье Тихоновне пересчет парнокопытных обычно помогал. Надежда Прохоровна споткнулась на тридцать пятом баране.
Придумают же – скотину на ночь пересчитывать!
Плюнула на стадо и кудрявые облака над забором. Повернулась на бок, подоткнула одеяло. И уснула.
Но время показало, что не крепко.
Легкий деревянный скрип и тихий скрежет железа о железо доносился откуда-то сверху.
Надежда Прохоровна открыла глаза и вначале подумала, что звуки эти – продолжение сна. За окном стоял серый предутренний туман, возле кровати тихонько фыркала проснувшаяся Тася.
– Эй! Кто там есть? – громогласно выкрикнула бабушка Губкина. – Сейчас милицию вызову.
Голос испуганно каркнул, сорвался на фальцет; по скрипучей деревянной лестнице скатились торопливые шаги, прошелестели по прихожей за дверью хозяйской спальни, стихли.
– Эй, кто там есть? – тише, больше для себя проговорила баба Надя.
Дом, прекративший ночные проказы, стоял тихохонько и мирно. За окном, почти съеденные белесым туманом, скучно висели яблоневые ветки.
Надежда Прохоровна нашарила ногами тапки, рукой, почти не глядя, выловила из стакана вставную челюсть.
Страх-то какой, Господи!
По второму этажу, как раз там, где была предназначенная ей спальня, кто-то ходил!..
Что, если преступник явился за востроглазой, вездесущей бабкой?!
Шаркая и припадая на левую ногу, Надежда Прохоровна подкралась к комнатной двери. Сзади безбоязненно и громко по паркету цокали собачьи когти – Таисия собралась на утреннюю прогулку.
Надежда Прохоровна резко рванула на себя дверную ручку!
В небольшой прямоугольной прихожей совершенно пусто. От одежды на вешалках пахло духами, яблоками и немного псиной. На узкой полочке дремали шляпы.
Баба Надя выпрыгнула за порог. Ударила вытянутой рукой по толстенному вороху одежды!
В углу за вешалкой никого не было. А больше в прихожей спрятаться негде. Вытягивая шею на манер гусыни, глаза выпучивая на манер глубоководного краба, Надежда Прохоровна подкралась к лестнице, поглядела вверх – на площадке второго этажа тоже вроде никто не поджидал.
Обиженная невниманием Таисия призывно тявкнула, бабушка подпрыгнула.
– Тихо, Тася! – прошипела полуобморочно. – Сейчас пойдем!
Но направилась совсем не к двери на улицу, а, цепко держась за перила, разглядывая каждую ступень – второй встречи с бусинами бабушке точно не пережить на эдакой-то крутизне! – поднялась на второй этаж.
Оглядела гостевую спальню, проверила, в целости ли деньги в сумочке, пенсионное удостоверение.
Даже в шкаф огромадный пугливо нос сунула.
Все цело, все в порядке.
А чем скрипели-скрежетали – непонятно.
Надежда Прохоровна покрутилась на месте, вышла в крошечный коридорчик, и взгляд ее наткнулся на противоположную дверь бывшей хозяйской спальни. Большая, когда-то белая, а сейчас желтоватая, она стояла запертой многие годы, почти со смерти Алексея Дмитриевича.
Сейчас из замочной скважины забытой двери торчал большой, тронутый ржавчиной ключ.
Надежда Прохоровна нахмурилась. Припомнила. Еще вчера и даже сегодня – если считать началом суток беспокойную полночь – этого ключа тут не было.
Баба Надя, шаркая, подкралась к двери, дернула за ручку – все так же заперто, – попробовала вынуть ключ.
Тот намертво застрял в клешне замка.
Надежда Прохоровна приложила усилия – замок заскрежетал, противно скрипнул, но бородку не выпустил.
Так, значит, догадалась бабушка, застрял, родимый. Тобой тут и скрипели, стало быть. Наружу извлекали.
Подумала немного, оставила борьбу с железом на потом и спустилась вниз к нетерпеливо похрюкивающей Тасе.
Вышла на крыльцо – туман, туман, – скоренько подхватила собачку на руки и, бдительно оглядывая каждую ступеньку, спустилась в сад.
Поставила болонку под смородиновый куст и заспешила за угол, туда, где над малиновыми кущами нависал хмурый балкон закрытой спальни: очерченный довольно пыльным стеклом, балкон почти касался толстых веток древней яблони.
Надежда Прохоровна подняла голову вверх, пошарила глазами по самой ближней толстой ветке и.
Не очень удивилась, обнаружив на ветке желтое пятно свежесодранной коры. Повредили ветку недавно. Пятно еще не успело стать серым и располагалось поверху ветки, так, что, если не предположить, что оно там есть, в жизни не разглядишь.
Так-так-так, пробормотала баба Надя. В первый день, расспрашивая Веру о действиях милиции, она узнала, что старый дом практически не осматривали. В нем жила собака. Хоть старая и глухая, но все-таки. Вполне могла поднять лай, ежели бы злоумышленник прокрался.
Ознакомительная версия.
