Пройдя немного вперед, я услышала, как бедняге «сломали кайф» — женский голос, непонятно с какой стороны, городской или сельской, возмущенно и с привычкой в интонации завопил:
— Ах ты, ирод проклятый, козел безрогий, опять нажрался, зенки твои бесстыжие, хоть бы о сыне подумал, ирод, милиции на тебя нету..
Ага, стало быть, с милицией здесь плохо. Что ж, другого я и не ждала.
Дом номер семнадцать оказался землисто-серой панельной пятиэтажкой, построенной, если судить по внешнему виду, в незапамятные времена. Как только я обошла его кругом, вопрос об «офисе номер два», тревоживший меня все это время, отпал сам собой.
«Офисом» мог быть только второй подъезд, другие варианты исключались. А рядом с ним вырисовывалось что-то вроде входа в подвал, на котором висел громадный амбарный замок.
У «офиса номер два» на чахлой скамейке сидели две старушки. Я постаралась оставаться не замеченной ими как можно дольше, но, когда это стало уже совершенно невозможным, аборигенки перестали разговаривать даже для виду. Должно быть, появление каждого нового человека на этой улице было слишком сильным впечатлением для ее старожилов.
Я поздоровалась с ними вежливо — как-никак мы находились в сельской местности! — и завела разговор о том, нельзя ли снять квартиру н их доме. Услышав об этом, бабульки переглянулись, а затем воззрились на меня с еще большим интересом. Получалось как бы двойное развлечение: человек, впервые появившийся на улице Крайней, оказался вдобавок еще и шизанутым. Такое не каждый день бывает!
— Фа-теру? — Та, что побойчее, строго глянула на меня поверх роговых очков. — Это на что ж тебе, милая, фатера в наших-то краях? От нас, почитай, до Москвы ближе, чем до Крытого!
— Да мне Крытый рынок и не нужен, бабушка. Я в СХИ учусь — это тут недалеко. Общежитие не дают, а ближе к центру квартиры дорогие — страх! Вот я и подумала: поищу на окраине. В прошлом году наши ребята где-то здесь снимали комнату, так платили какой-то пустяк.
— А ты сама откедова будешь, дочка? — вступила в разговор другая старушка, до самых глаз укутанная зеленым фланелевым платком.
— Обожди, Петровна, не об том речь, — перебила ее подружка. — Вот ты говоришь — в прошлом годе.
Так ведь с прошлого-то эвон сколько воды утекло! Ты глянь, милая, как цены скачут: за квартиру, за воду, за газ… Жуть! А пенсия? И их, слезы, а не пенсия! Так что пустяком ты теперя не обойдешься, нет. Хоть и живем у черта на куличках — прости, господи! — сдерут с нас так же: три шкуры. Жить-то надо!
Я сразу сообразила, к чему клонит хитрая бабка.
Кажется, вакансии жилплощади здесь имеются, и далеко ходить за ними не надо.
— Ну, это само собой. — Я ободряюще улыбнулась. — Без денег нынче и прыщ не вскочит, верно?
Так как — сдаются квартиры? Дом мне ваш понравился.
— Что ж ты, дочка, на ночь-то глядя приехала житье искать? — снова встрял «зеленый платочек». — По свету оно сподручнее.
— Да обожди ты, Петровна! Встревает да встревает, спасу нет просто. Тебе-то что за забота? У тебя дома семеро по лавкам, самой угла нету, не то что…
Практичная старушенция повернулась ко мне:
— Сама будешь жить, али как? Я говорю, комнату снять хочешь или так — угол?
— Да мне без разницы, бабушка. Лишь бы подешевле. Хотя лучше, конечно, комнату. Чтоб хозяйке не мешать: я много занимаюсь.
— Занимаюсь… Знаю, чем вы занимаетесь: дело молодое… Комната дороже выйдет, — отрубила она. — И чтоб робят не водить, ни-ни!
— Это я понимаю. Сколько?
Если я не спрошу «сколько?», они не поверят, что я ищу квартиру Бабка колебалась секунду, не больше:
— Триста рублев!
Я не сразу сообразила, как мне реагировать на эту смехотворную сумму Триста рублей! Один раз посидеть вдвоем под тентовым зонтиком: попить пива, съесть по пицце и покурить. Впрочем, на курево может и не хватить, смотря где сесть. С другой стороны, надо быть настоящей живодеркой, чтоб заломить такую цену за комнату на улице Крайней. Лучше уж за те же деньги снять собачью конуру где-нибудь в частном секторе на набережной.
Мне пришлось потратить еще несколько минут на препирательства с будущей квартирной хозяйкой, в результате чего цена была сброшена до двухсот пятидесяти. Жизненный опыт подсказывал: если я буду продолжать в том же духе, она просто удавится, а смерть старушки не входила в мои планы.
— Ладно, деваться некуда, согласна. А на каком этаже вы живете, Марь Степанна?
— На втором, милая. В самый раз: и не первый — ну его к шуту! — и лазить невысоко.
— А я первый этаж люблю. Чем он вас не устраивает?
— Здрасьте! Вот еще чего придумала. Да хуже нет жить на первом. Дети орут, машины шастают, робята по ночам гогочут, спать не дают… Того гляди какой-нибудь шалопай каменюку швырнет или еще чего хуже — не приведи господи!
Мария Степановна перекрестилась, а следом за ней и притихшая Варвара Петровна.
— Нет, милая, сразу видать, что ты на первом этажу не жила. Опять же, вот еще беда: подвал. Уж какая от него сырость, холод. И все на первый этаж. До второго-то что дойдет, что нет, а там… Жуть! Вон у Ефимовых из сорок третьей обои клочьями свисают, все углы грибком проело, и ничего сделать не могут. И у всех, кто на первом, такая канитель. Потому — подвал!
— Да, об этом я не подумала. А что у вас за подвал такой, почему там сыро? Можно же привести его в порядок, воду откачать…
— И их, милая! Сперва ее надо откачать из мозгов у нашего начальства. А может, и не вода там, а похуже что… Сколько уж мы, старухи, писали про этот подвал — горы бумаги извели. При коммунистах наш ЖЭК еще хоть как-то шевелился. Хоть подпорки какие-то ставили, чтоб дом в тартарары не ухнул. А при этих, как их…
— «Новых русских», — подсказал «зеленый платочек».
— Ну! При этих-то — и не говори. Сначала мужик приехал какой-то, объявил, чтоб, значит, очистили все погреба: мол, аварийная ситуация, не положено.
Обещал, что будут капитальный ремонт делать. Ну, пошумел народ, пошумел, а что делать-то? Очистили.
Да только вместо ремонта повесили на наш подвал большой замок, и на том дело кончилось. Так с той поры закрытый и стоит — тому уж два года. Завалимся когда-нибудь в преисподнюю вместе с домом, и виноватых не найдешь.
— Господи, страсти-то какие! — перекрестилась Петровна. — А что ж ты, Степанна, про черных-то не расскажешь, что наш подвал захватили? Забыла? Ох, дочка, и страсти мы тут натерпелись, когда взрывы-то повсюду пошли!
Ага, кажется, близимся к цели! Выходит, здесь тоже побывали какие-то хачики.
— И ничего я не забыла! Забудешь тут, когда через это самое дело я чуть в ящик не сыграла, господи прости…
И Степанна с Петровной, перебивая друг друга, рассказали мне историю, разительно похожую на ту, что разыгралась в моем собственном доме.
В один прекрасный день бдительные старушки увидели, как к «офису номер два» подъехала машина, из которой вышли двое «черноусых, чернобровых молодцев удалых» и направились к наглухо задраенной двери подвала. Когда же они стали со знанием дела отпирать мрачное подземелье, любопытство аборигенок взяло верх над опаской, и они поинтересовались у незваных гостей, кто они и что они.
Кавказцы были предельно вежливы. Они объяснили, что взяли этот подвал в аренду у ЖЭУ, потому как помещение все равно пустует, а им, торговым людям, оно идеально подходит под склад. Ребятки обещали, что никоим образом не нарушат покоя в доме номер семнадцать, будут блюсти тишину и порядок, а главное — отремонтируют злополучный подвал. Последнее заявление окончательно сломало вялую оборону местных жителей, и они, можно сказать, сами поднесли захватчикам ключи от своей крепости. В образном смысле, конечно, потому как ключики у тех уже имелись. А как было не поверить? Ведь нельзя же завалить подвал товаром без предварительного ремонта! То есть завалить, конечно, можно, вот только продать потом этот товар будет нельзя.
Арендаторы осмотрели подвал, заперли его и умчались на своей машине, словно их и не было. Прошло несколько дней, в течение которых дом оживленно обсуждал открывшуюся перед ним радужную перспективу. Однако ни «фирмачи», ни рабочие-ремонтники не появлялись. И больше не появились — никогда. Зато у жильцов очень скоро появилось новое «развлечение»: звонить по всевозможным антитеррористическим организациям.
Дом номер семнадцать, можно сказать, отделался легким испугом. К счастью для него, ни кто туда ни какие мешки не затаскивал. Пришел вечно «веселый» участковый, спустился в подвал, вылез оттуда весь мокрый и объявил, что никакой бомбы нету, все это бабские враки, а ему теперь за вредность причитается.
Вот и все дела.
Я ахала, охала и всплески вала рукам и в тех местах; где требовалось.
— И что же, милиция не попыталась найти этих арендаторов?
— И их, а я почем знаю? Кто ж их искать-то будет, милая? Ведь бонбы-то и в сам деле не было, так чего же их искать…
