Лезвие топора, описав в воздухе стремительный полукруг, глубоко вонзилось в плечо Хусейнова, раздробив ключицу.
Он вскрикнул от нестерпимой ослепительной боли и, посмотрев на плечо, увидел торчащий из раны топор. Рука повисла вдоль тела, пистолет выпал из ладони.
– А, сука! – ощерил зубы Попов. – Паскуда! Еще?
Он потянул за топорище и выдернул лезвие из плеча. Кровь фонтаном хлынула из глубокой раны. Хусейнов зажал плечо ладонью и, испустив гортанный звук, встал на колени. Попов зарычал по-звериному, занес над ним топор. Теперь уже никто не помешает срубить с плеч чернявенькую башку кавказца.
Тут из-за двери выскочил Валиев. Но топор уже стремительно летел вниз по намеченной траектории. Лезвие вошло чуть ниже того места, в которое метил Попов. Острие вонзилось в верхнюю часть спины и верхним концом перерубило шейный позвонок.
Валиев, держа автомат одной рукой на уровне живота, дал три коротких очереди. Расстояние между противниками было слишком мало, и все выстрелы достигли цели.
Дядя Коля не успел даже охнуть. Он дернулся всем телом, выпустил топор и рухнул на Хусейнова. Валиев опустил ствол автомата и дал короткую очередь в голову уже мертвого хозяина дома.
Те несколько коротких секунд, что продолжалась схватка, Семен стоял за занавеской, выбирая момент, когда броситься вперед. Он слышал крики, стоны, выстрелы, но не имел полного представления о том, что происходит в комнате с другой стороны занавески. Осторожно сдвинув пальцем край занавески на сторону, одним глазом заглянул в комнату.
Валиев стоял спиной к Семену, на расстоянии трех шагов. Он опустил вниз дуло автомата и, кажется, собирался еще раз пальнуть в дядю Колю, но передумал, поднял автомат и направил ствол на сидевшего в углу Тимонина.
– Это ты – Тимонин?
Леонид, закряхтев, поднялся с пола, сделал пару осторожных шагов вперед и переспросил:
– Кто, я? Я?
– Ну, ты, кто же еще?
Валиев положил палец на спусковой крючок. Семен, не дыша, наблюдал за кавказцем, выбирая момент для нападения. Ждать дальше – слишком опасно, решил он, рванул занавеску в сторону, шагнул вперед, рассчитывая нанести удар в спину – так, чтобы нож вошел под ребра снизу. Гнилая веревка, державшая занавеску, оборвалась, ткань упала вниз и заплела ноги. Семен неловко дернул ногой, стремясь сбросить с себя занавеску.
Эффект неожиданности был потерян. Валиев повернулся на звук, отступил назад. Он увидел незнакомого дюжего мужика с финкой в руке, готовящегося к удару, и не раздумывая, нажал на спуск.
Автоматная очередь перерезала тело Семена на уровне груди и сбила его с ног. Он повалился задом на пол, выпустил нож, в предсмертной агонии пытаясь сбросить с себя занавеску. Валиев добил Семена выстрелами в лицо.
Тимонин потихоньку приходил в тихое бешенство. Он нагнулся, подхватил с пола вилку из нержавейки – другого оружия под руку не подвернулось – и бросился вперед, как бык. Валиев успел повернуть ствол в сторону нападавшего, успел нажать на спусковой крючок. Но вместо выстрела раздался сухой щелчок, все патроны он уже расстрелял. Тогда Валиев попытался ударить Тимонина цевьем автомата по голове, но не успел размахнуться. В следующую секунду налетевший, как ураган, Леонид вонзил стальную вилку в плечо Валиева, сшиб бригадира грудью и повалил на пол. Бесполезный автомат отлетел в сторону. Азербайджанец сумел выдернуть столовый прибор из своего плеча, попытался проткнуть им нападавшему глаз, но не достал до лица, лишь зубцами вилки расцарапал Тимонину голую грудь.
Противники покатились по полу. Леонид был тяжелее и опытнее Валиева и быстро овладел инициативой. Оседлал бригадира, мертвой хваткой вцепился в его горло, с силой сжал пальцы на шее. Валиев захрипел. Его глаза готовы были вылезти наружу или просто взорваться. Он бил ногами, мычал, дергал головой, слабея с каждой секундой.
– Пусти, пусти, – еле выдавливал из себя бандит. – Пус…
Тимонин оторвал руки от его горла, один за другим занес тяжелые кулаки и вырубил Валиева в три удара. Затем, пошатываясь, отошел к окну, поставил на ножки уцелевший стул. Кажется, стало легче, голова больше не гудела. Присев к столу, поднял с пола бутылку, сделал три последних глотка из горлышка и, поморщившись, огляделся в поисках закуски, но ничего съедобного на столе не обнаружил.
Тогда он поднял с пола раздавленный чьей-то ногой кусок черствого хлеба и огурец. Жуя хлеб, Тимонин меланхолично наблюдал, как на полу росла, увеличиваясь в размерах, кровавая лужа. Кровь вытекала из трупов и уже готова была захватить валявшиеся на полу пачки денег. Он встал, собрал деньги и кинул их в портфель, справедливо рассудив, что покойнику деньги без надобности, а живым еще пригодятся.
В этот момент Валиев застонал, беспокойно заворочался на полу. Тимонин сверху вниз долго смотрел на бригадира, потом залез под стол, вытащил длинный столовый нож, отлетевший в дальний угол, вернулся к Валиеву и уселся ему на грудь. Бригадир, медленно приходя в себя, пробормотал:
– Ой, мамочка. Спаси, Аллах!
– Сейчас, сейчас, – ответил Тимонин. – Уно моменто. – И, размахнувшись, снова ударил его по лицу.
Затем взял портфель с деньгами, сунул в него вторую бутылку самогонки с бумажной затычкой в горлышке: и уже собрался выйти из комнаты, но неожиданно вернулся обратно, поднял валявшийся на полу чайник и размахнувшись, врезал по лбу Валиева. Звук от удара вышел смачный, будто зазвонили в треснувший колокол. Бандит ни живой ни мертвый вытянулся на полу.
– Отдыхай, – сказал Тимонин.
Через минуту он окончательно покинул избу, залез в «Жигули» и запустил мотор. Машина проехала километра три, но не к выезду из села, а в сторону радиоактивной свалки. На крутом пригорке автомобиль чихнул и встал. Тимонин долго думал над причиной остановки, пока не увидел горящую красную лампочку на панели приборов.
– Черт, бензин кончился! – ругнулся Тимонин.
Он выбрался из машины и, помахивая портфельчиком, направился дальше по дороге. Тимонин не знал, куда идет, какое направление держит, но был уверен: раз есть дорога, она обязательно выведет к людям.
На этот раз он ошибался. Чем дальше дорога уходила в задымленный лес, тем дальше он удалялся от людей. Прошагав километра четыре, Тимонин обнаружил, что дорога сперва сузилась, а потом и вовсе оборвалась. Вместо нее вперед тянулась тропинка, поросшая жухлой травой. Он шагал вперед и раздумывал, не вернуться ли обратно в деревню. Пока взвешивал все «за» и «против», тропа куда-то исчезла из-под ног.
Тимонин долго кругами блуждал среди деревьев, пока не почувствовал усталость. Сел, привалившись спиной к дереву, выпил самогон. Усталость наконец взяла свое, сон сморил Тимонина. Он выбрал место помягче, блаженно вытянул ноги, подложив под голову портфель и крепко заснул под кустом рябины.
Валиев очнулся от боли, открыл глаза и сел, осматриваясь по сторонам.
Голова кружилась от слабости, но он, сжав зубы, сумел подняться. Пошатываясь, он вышел в сени, спустился с крыльца. Выйдя за калитку, дернул на себя переднюю дверцу «Москвича», сел на водительское место, обернулся назад.
На полу скорчился Баладжанов. Он лежал лицом кверху, поджав к животу колени. Видимо, оставшись в машине один, он долго вертелся на своем неудобном ложе, пока не съехал вниз, а подняться сил не хватило. Он умер от удушья, захлебнувшись кровью.
Валиев нашел аптечку, зубами открутил крышку пузырька с перекисью водорода и вылил половину содержимого склянки на рану. Размотав бинт, наложил повязку, завязал узел, пропитал бинты перекисью водорода. Если он человек везучий, заражения крови не будет.
Затем положил голову на баранку и неподвижно просидел пару минут, борясь с головокружением. Все провалилось. Хуже того, что случилось, уже ничего не случится, и ничего исправить нельзя. Но можно, даже нужно хотя бы замести следы. Валиев вылез из машины, открыл багажник. Нашел сорокалитровую канистру с бензином, которую он лично перегрузил из расстрелянного «Форда» в милицейский «Москвич», открыл крышку канистры, полил бензином салон машины, труп Баладжанова. Затем с канистрой в руке прошел в дом. Разлил бензин по полу, плеснул на стены. Обильно полил трупы. Теперь, пожалуй, все. Отойдя к порогу, он повернул колесико зажигалки. Лицо мгновенно обдало жаркой волной. Валиев выскочил из дома, подбежал к «Москвичу» и поднес зажигалку к пропитанному бензином сиденью. Автомобиль вспыхнул, как факел. Бригадир обернулся назад. Окна дома осветились оранжевыми языками пламени. Лопнули стекла, и огонь выбрался наружу, лизнул длинным языком карниз, пополз дальше, к крыше. Все, ждать нельзя. Обогнув горящий дом, Валиев начал пробираться к дороге огородами, прячась за деревьями. Возвращаться он решил прежним маршрутом. Но не переть же внаглую по проезжей части, из соображений безопасности следует идти краем леса, оставаясь не замеченным с дороги.
