Они смотрели на меня своими наивными глазками, и я почувствовала себя лисой Алисой, обманывающей Буратино…
— Какой? — спросил Сашка.
— Отдать мне кассету, — пожала я плечами, — или хотя бы дать посмотреть.
— Нет!!! — Катькин крик меня оглушил. Я поморщилась.
— Как хотите, — кивнула я, но записала на листке свои координаты, — вот мой телефон. Созреете — позвоните. Только постарайтесь не опоздать.
Сашка взял мой телефон. Я вышла.
Я поняла, что пока мне ничего больше не скажут. И этот факт меня немножко расстроил.
Так. Катюша тоже явно скрывает нечто сокровенное от наших нескромных глаз. Ну и молодежь пошла, а? Куда ни кинь рассеянный взор — одни альковные тайны кругом…
И что же теперь мне делать?
* * *
Робин шел по улице. Сегодня он оставил верного «Харлика» в стойле. Так получилось.
Он расставался с ним редко. Всю нежность, на какую была способна его одинокая душа, он перенес на железную свою скотинку.
Сегодня он оставил его одного.
Он остановился. Сам не понимая, как это случилось, он вышел к зданию, где располагался офис его врага. Одного из его врагов.
Там шла своим чередом их подлая и гадкая, суетливая жизнь.
Он пожалел, что оставил дома лук. Искушение было велико. Но он сдержался.
— Не время, — тихо процедил он сквозь зубы, — не время пока еще.
Сначала нужно найти Катю.
К зданию подъехала машина. Из нее вылезла девица. Она окинула его взглядом, почитающимся в ее воображении страшно сексуальным.
Он усмехнулся.
Девица призывно обнажила передние зубы, отчего ее улыбка стала похожа на волчий оскал.
«Где-то я ее видел…» — подумал Робин, но, решив, что не стоит она воспоминаний, пошел дальше.
Недалеко отсюда жила Катя.
* * *
«Где-то я его видела», — подумала Елена, глядя вслед красивому парню.
Она вздохнула. Вспомнить, где она его видела, было ей не под силу.
Елена была взвинчена. Брызгалов остался недоволен. Хозяин был зол. Алексанов после последнего идиотского происшествия с проклятым стихотворным посланием вообще смотрел на Елену с плохо скрываемой ненавистью. Все были против нее.
— Старые козлы, — выругалась она вслух.
Затем открыла дверь и прошла к лифту.
В голове вертелись дурацкие стишки, из-за которых Еленина жизнь летела в преисподнюю, переворачиваясь на лету.
Еще этого не хватало. Погубить свою карьеру из-за глупости.
Лифт остановился. Елена уже занесла ногу и приготовилась войти, как вдруг ее сознание озарила вспышка.
— Стихи… — сказала она вслух.
Мужчина, вышедший из лифта, бросил на нее испуганный взгляд и переспросил:
— Вы что-то сказали?
— Ничего, — покачала головой Елена, — это я сама с собой…
Он кивнул и пошел дальше быстрыми шагами.
Здесь все так старались создать видимость собственной занятости, как будто чувствовали, что их непомерные богатства выглядят бестактно на фоне общего обнищания страны. Даже слишком торопливыми походками работники «Трансгаза» пытались доказать, что богатства их заработаны честным и непосильным трудом.
«Стихи», — подумала Елена.
Она вспомнила, где видела этого красавчика. Именно он принес тот конверт.
Она его тогда запомнила.
* * *
Робин подошел к ее дому. Он не знал, зачем он сюда пришел. Во дворе было пусто. Только в песочнице играла рыженькая малышка, которую пасла толстая леди.
Леди скучала.
Робин присел на скамью и закурил.
Из подъезда вышла красивая девушка. Очень красивая. Он ее уже где-то видел…
Да что это с ним сегодня? Он всех узнает.
Девушка посмотрела на него и прошла мимо. У нее были очень красивые губы. И она была похожа на Эмми Стюарт. Он совсем недавно видел ее портрет. Вернее, его репродукцию.
Он вздрогнул. Девушка была похожа на Эмми как две капли воды. Он знал, почему тогда заинтересовался этим портретом.
Потому что он знал, кто его купил.
Год назад точно так же была куплена другая картина. Картина, за которую заплачено слишком дорого.
Ему захотелось предупредить девушку об опасности.
Она шла улыбаясь. Стройная и красивая. Ее фигурка скрылась за углом. Он побежал за ней, но вспомнил о Кате.
— Ты все придумываешь, — сказал он себе тихо и вернулся во двор.
К толстушке присоединилась подруга. Они оживленно обсуждали какое-то событие. Он прислушался, потому что ему показалось, что они назвали Катеринино имя.
Так и есть: «Сашка вылетел, как псих… Вроде Катю убили…»
Он подскочил. В пальцах появилась дрожь. Ее больше нет. Он пошел прочь, повторяя, что Катерины нет. Это его судьба. К этому надо привыкнуть.
Но как ему не хочется! Как ему надоело привыкать к боли!
* * *
Меня не покидало чувство опасности. Можно было вернуться домой. Уйти от реальности с помощью музыки и чашки крепкого кофе. Но по дороге находился музей… Именно там произошло нападение на бедную нарисованную графиню…
Я толкнула массивную дверь и оказалась перед ведущей вверх лестницей.
Билеты стоили недорого. Тем не менее я была в музее чуть ли не единственной посетительницей. Пара пожилых супругов, мама с девочкой, я да молодой человек небольшого роста, появившийся после меня…
Я бродила по залам, чувствуя, как тревожные колокольчики прекращают свой безумный трезвон в моей утомившейся от размышлений голове.
Я нашла свою любимую картину и остановилась.
Серые сумерки. Ветер гнет деревья с жестокостью варвара, дорвавшегося до власти. Безнадежность. Тоска. А мне спокойно. Наверное, потому, что я не там. Я здесь.
В теплом уюте музейных стен. Здесь мне ничего не угрожает.
— Левитан… — услышала я за своей спиной, — «Буря. Дождь».
Я обернулась. За мной стоял тот самый бородатый молодой человек, вошедший в музей позже меня.
— Не правда ли, странная для Левитана картина? — улыбаясь, продолжал он. — Солнечный художник. И вдруг — такое мрачное мироощущение!
Я пожала плечами.
— Когда он это писал, он был болен, — ответила я. — Расстройство психики, знаете ли…
Он кивнул. «Немножко странный тип», — подумала я. Как будто он доволен тем, что Левитан написал свою самую грандиозную работу, находясь на грани безумия.
— Вы похожи на Эмми Стюарт, — сообщил странный тип, развернулся и пошел прочь.
Никакой Эмми Стюарт я не знала. Удивленно посмотрев вслед его удаляющейся фигуре, я вздохнула.
Он нарушил возникшее ощущение покоя. Иногда случайный гость твоего сознания будит ненужные эмоции сильнее, чем давний знакомец, с которым связаны неприятные воспоминания…
Бросив на картину прощальный взгляд, я вышла из музея.
Молодой человек шел передо мной. Я посмотрела ему вслед. Он обернулся, помахал мне рукой и исчез за поворотом ограды.
Я пожала плечами.
Однако — сколько в Тарасове чудаков!
* * *
До дома я добралась неожиданно быстро. Сейчас я задумчиво сидела, помешивая ложечкой кофе, и пыталась связать воедино все сведения, немилосердно свалившиеся на мою голову.
Телефон зазвонил некстати. Я как раз почти связала Алексанова и Ксению, как тут он и позвонил. Алексанов собственной персоной. Куда уж ему больше богатеть, даже и не знаю.
— Как дела? — оглушил он меня раскатистым своим басом. Я, впрочем, осталась равнодушной и не затрепетала.
— Как сажа бела, — ответила я немного нахально. Он удивился. По всей вероятности, ему хамили редко. Он обдумывал, как отреагировать, но решил, что я ему еще полезна.
— Вы его выследили?
— Нет, — ответила я, — мне помешали.
Он удивился.
— Кто? — спросил он после минутного замешательства. — Как он выглядел? Вы можете его описать?
— Красавец. Высок, строен, похож на Алена Делона. В руках держал томик сонетов Шекспира. Одним словом, типичный гоблин… — сообщила я.
Мне показалось, что имя Шекспира подействовало на моего собеседника странно. Он затаил дыхание. Потом тихо переспросил:
— Томик кого?
— Шекспира, — повторила я.
— Откуда он взялся? — спросил Алексанов.
— Шекспир? Или мой неведомый поклонник?
— Ваш преследователь…
— Это вы у своего друга Брызгалова спрашивайте.
Он опять замолчал. Потом промямлил, что позвонит мне попозже, и повесил трубку.
Я пожала плечами. Попозже — так попозже. Я попозже намеревалась быть в Адымчаре.
Только там, сочетая полезное с приятным, я могла узнать то, что сейчас было старательно завуалировано.
* * *
Алексанов вытер со лба пот. Так. Случилось то, чего он опасался. Брызгалов все-таки вмешался.
Алексанову стало совсем плохо, когда он представил, чем это может обернуться. Впереди — предвыборная кампания. Надо же было всему этому случиться именно сейчас!
