Не прерывая разговор, я чуть подвинула стул и оказалась лицом к лицу с моей собеседницей. Теперь ей уже было неловко просто замолчать и отвернуться. Лицо ее было бледное, усталое, с тщательно припудренным синяком на левой скуле. И макияж наведен был криво. Вчерашний наезд незваных гостей заметно подпортил ей самочувствие.
— Одного внимательного взгляда достаточно, чтобы понять — у вас неприятности, и вы куда-то бежите, хотите скрыться…
Девушка коснулась пальцем вспухшей щеки, глянула искоса на свою красную дорожную сумку у ног.
— Это нетрудно… Но откуда вы знаете мое имя?
— Чтобы узнать имя, нужна определенная подготовка и опыт… Хотя и это не очень сложно. Нам всем не хватает внимания друг к другу. Будь мы внимательнее — многие беды миновали бы и нас, и наших близких. Наше будущее — оно рядом. Оно написано на наших лицах, на наших ладонях… огромными буквами написано! Я профессиональная гадалка, Наташа, потомственная гадалка в четвертом поколении.
Девушка рассматривала меня недоверчиво.
— Вы не похожи на цыганку.
— Я не цыганка. Мои предки родом из Сирии, колыбели всех цивилизаций. Дайте мне вашу руку!
Последние слова я произнесла почти повелительно, сама взяла ее запястье и обернула ладонью кверху.
— Вы не из Питера… откуда-то с Волги, из большого города… вы занимаетесь танцами… танцуете в варьете, или что-то вроде этого. У вас на теле должно быть много красивых мелких родинок… такие созвездия, верно? Вы живете в кирпичном доме, на пятом этаже, с другой женщиной… но это не родственница… скорее всего, подруга по работе. Дайте мне какую-нибудь свою вещь — не бойтесь, не обязательно золото! Шарфик дайте, или маечку. Перчатки не годятся!
Мне надо было заставить ее расстегнуть сумку, чтобы убедиться, что денег там нет. Она, не прячась, покопалась в куче наспех набросанных, скомканных вещей и протянула мне легкий сиреневый шарф. Какая-то неуловимая тень лукавства мелькнула в ее глазах, или губы чуть поджались испытующе — не знаю, только что-то меня вдруг насторожило. Здесь был спрятан некий подвох. Наташа Костерева проверяла меня и ждала, что же из этого получится.
Я задумчиво коснулась шарфа пальцами, чуть смяла и накрыла ладонью.
— Эта вещь мне ничего не говорит о вас… Мне кажется, Наташа, что это не ваше. Это, скорее, блондинки… рыжеватой рослой девушки… вашей соседки. И вы с ней сегодня поссорились, после чего решили уехать в свой родной город, Нижний Новгород, кажется.
Во мне, пожалуй, и впрямь пропала талантливая гадалка. Надо было видеть ее глаза — изумленные, широко открытые, такие доверчивые, как у пятилетней девочки при виде ряженого Деда Мороза. Следовало ковать железо, пока горячо!
— Обычно, если будущее сулит людям беды и несчастья, я ничего не говорю им, — задушевным голосом вещала я, чуть наклонившись к ней. — Свою судьбу конем не объедешь, птицей не облетишь. Но в вашем случае дела обстоят несколько иначе… не столь фатально, я бы сказала… Над вами темная аура… чужая карма нависла над вами… тяжелая карма… кровавая…
Краем глаза я видела, что девушка уже не улыбается лукаво. Она съежилась и свела упрямые брови на переносице.
— Но, поскольку это не ваши проступки, кое-что еще можно поправить, мне кажется… Я думаю, что смогу отвести от вас это наваждение, если вы, конечно, полностью мне доверитесь. Еще раз вам говорю — я не цыганка, не аферистка, денег с вас не возьму, они для настоящей гадалки и не нужны вовсе, чтобы вы знали. Это все цыганские выдумки про деньги и золото. И никуда вести меня не надо, и отдавать мне тоже ничего не надо. Я все сама увижу… а если мне что-то будет неясно, вы мне поможете и ответите на мои вопросы. Только искренне и не задумываясь, понятно?!
Она закивала согласно. Я задумчиво взяла в руку сиреневый шарфик, принадлежавший Свете Самушкиной, и в спешке и суматохе сборов захваченный ее подругой. Взвесила его на ладони, как на чаше весов, изобразила усилие поднять — и медленно опустила руку с шарфом вниз.
— Мне кажется, это не ваше несчастье… — задумчиво и невнятно пробормотала я, прикрыв веки и чуть закинув голову. — Это вина вашей подруги… Ей грозит какая-то опасность, которая краем задевает и вас… Какая-то вещь… предмет… у нее есть какой-то предмет, притягивающий несчастье! Это не ее вещь, но беда все равно ходит за ней по пятам! Расскажите мне подробно о вашей утренней ссоре! Очень подробно, Наташа! Только в этом случае я смогу вам помочь! — Я схватила ее за руку, широко открыла глаза и уставилась ей прямо в темные зрачки. — Говорите же! — почти крикнула я.
— Боже мой… не жмите так руку, больно! Ну и взгляд у вас… просто гипнотический какой-то!
«Знай наших!» — не без самодовольства подумала я. Наташа продолжала:
— Вы все правильно угадали… Даже в голове не укладывается! Светка пришла сегодня пьяная вдрабадан… она дома не ночевала, шлялась где-то… И сразу полезла под кровать. А я на кухне завтрак готовила. Вдруг меня будто подтолкнуло что-то… вы правильно говорите, карма! Оборачиваюсь — а Светка идет на меня с ножом! Глаза бешеные, вся трясется! Кричит: «Отдай деньги, а то убью на месте!»
Наташа перевела дух, потерла лоб узкими длинными пальцами, точно избавлялась от кошмара.
— Я тоже схватила что-то… нож? Забилась в угол, кричу ей: «Совсем обкурилась, наркоша! Я твои заначки не трогаю, это ты у меня пятисотку весной сперла и не созналась!» В общем, поговорили мы круто… чуть не порезали друг друга. Светка нож бросила, мечется по квартире, как ненормальная. Все вещи мои перевернула, миллионы свои искала. Ищет и бредит: «Миллиончики… лимончики!» Тут я поняла, что ее дружки вчера искали… рассказала ей. До нее сначала не дошло, а когда дурь из головы вышла — как она испугалась! Вы бы видели! Забегала из угла в угол — то к двери подбежит, то к окну! Все повторяет: «Я пропала! Он меня нашел, я пропала!» На колени передо мной бросилась, умоляла отдать ее миллионы. Мне тоже жутко стало. Знаете, вчера такие отморозки приезжали… Думаю, сейчас приедут Светке разборки чинить, да и меня заодно, чтобы без свидетелей… Опоганят и убьют, запросто! Вчера мне еще чудом повезло! С машиной у них что-то случилось… убежали… а я заперлась!
Она вся дрожала от воспоминаний. Наступил момент истины, когда человек говорит только правду, не взвешивая и не притворяясь. Я видела это.
— Так меня это все достало! — продолжала Наташа. — Пошвыряла в сумку что попалось под руку, и пошла на вокзал. К матери хотела поехать, спрятаться на недельку… А вы вот говорите, что темная аура за мной следом тянется… Что же мне делать, скажите?
Угрюмо и жестко глядя в ее блестящие темные глаза, я сказала:
— Светы Самушкиной больше нет в живых. Она погибла час назад. Уезжай — и больше не возвращайся. Здесь тебе опасно оставаться.
Наташа Костерева отпрянула, выпрямилась на стуле так, что сделалась выше меня на полголовы, замерла, словно остолбенела. Шея у нее была длинная, гибкая, красивая. Я всегда завидовала женщинам с такой шеей.
— Так вы не гадалка… — прошептала она.
— Уезжай! — повторила я и встала, чтобы уйти.
— А что со Светкой?.. — спросила она. — Минуту… еще минутку!
Я ушла, не оглядываясь, стараясь не хромать. У меня опять было много дел. Огромные, темные, исполненные ужаса глаза Наташи Костеревой провожали меня сквозь витрину до самого подземного перехода в метро.
Глава третья
ХОЧЕШЬ НАСМЕШИТЬ БОГА — СООБЩИ ЕМУ О СВОИХ ПЛАНАХ
Спала я крепко, но сны мои полны были кошмаров. Проснулась так, что лучше бы и не просыпаться! Поясница ныла после танцев у шеста, ноги опухли от беготни, на пятках горели мозоли… Но самое неприятное — полфизиономии разнесло так, что, казалось, у меня за ночь развилось косоглазие. Я полюбовалась на себя в зеркало, подмигивая одной стороной лица, потом принялась полоскать рот содой и греть флюс носком с горячей поваренной солью. Охотница за миллионами мафии… ужас!
Позвонил Веник. Довольный, сытый, выспавшийся. До чего же все мужики сволочи! На расстоянии, по телефону, не видя меня воочию, он вел себя куда храбрей и развязней.
— Как дела?! — спросил он игриво. — А у меня вчера был превосходный эротический вечер! Она — молодая, смуглая, в белом кружевном белье на синих простынях… Я — полный сил, в семейных трусах, с биноклем, в доме напротив… Хо-хо-хо!.. Только свет боялся выключать! Боюсь, она меня засекла!
Он меня, кажется, за своего дружка принимает… сволочь полоумная! Пришлось быстренько поставить его на место. Объяснила в нескольких словах — и даже на душе полегчало. Умылась, кое-как, скрипя всеми сочленениями, изобразила зарядку… Не столько для пользы тела, сколько для самоутверждения и укрепления духа. Напилась кофе, заглотила две таблетки аскофена, закурила — и только тогда малость отпустило. Ну и дела! Если так дальше пойдет, мне скоро никакие миллионы не понадобятся! Разве что похоронить себя на Гавайях, куда стремилась всей душой, но ни разу не попала при жизни? Интересно, сколько это удовольствие стоит? А то некоторые мудаки себя на орбиту в гробах планируют запускать… так уж лучше, по-моему, под пальмы, в горячий песочек у моря. Проще как-то, понятнее… человечнее, что ли.
