«Треугольник» был зоной, свободной от предрассудков, но со своими правилами. Никакого разврата на территории, никаких наркотиков (никаких тяжелых, если хорошо договориться, никаких — без ведома хозяина), никаких драк. Только танцы, музыка, тематические вечеринки, бар, еда и паровые коктейли (для своих Леха, впрочем, мог организовать и настоящий кальян). Только отдых. Сюда приходили парни и девушки совершенно разных взглядов, из разных слоев общества, разной ориентации — поэтому никакой нетерпимости здесь тоже не приветствовалось. Клуб Лехи был одним из немногих в городе, где, несмотря на отсутствие «специализации», реально встречались гей-парочки; где можно было, не боясь получить по морде или услышать оскорбление, подкатить к кому-то одного с тобой пола, познакомиться — и уйти вдвоем. Может, потому бизнес Коткова и окупился так быстро. В Питере любили странное и смелое — а если их концентрация в одном месте доходила до абсурда, это мог быть только полный провал или абсолютный успех.
Такая вот была «Бермуда» — многозначная, как и ее символ. Ведь треугольник олицетворял два начала, единство стихий, перекресток миров, совершенство; в равной степени он походил на банальный бокал для мартини или трусики, а мог напомнить о кесадилье или чипсах начос. Леха любил с умным видом смаковать концепт во всей полноте — хотя его, конечно, немного больше интересовали материальные выгоды, которые можно из этого концепта извлечь. Все остальное он отдавал лицам заинтересованным. Влад вот почти всегда приходил за нирваной и одному ему известными гранями Вселенной. А Антон предпочитал искать бикини.
Они разместились в малом ВИП-зале. Темно-серые стены пульсировали басом — внутрь музыка не залетала, но от низких частот было не спастись. В этот раз собрались без Алены. В последний момент та открестилась со словами: «Не хочу смотреть на мучения недотраханного, пасите его сами». А это значило, что парней выпустили из последних рамок приличия.
— И кто же она будет? — с усмешкой традиционно поинтересовался Леха, одетый почти как криминальный авторитет из девяностых: черный джемпер с короткой увесистой цепью под высокой горловиной, сверху еще и малиновый пиджак. Впрочем, к его бандитской сытой морде и неофициальному статусу «личного сутенера» такое шло как нельзя лучше.
— Брюнетка, — загадочно улыбнулся Горячев. — С короткой стрижкой, взглядом хитрой сучки и острыми ногтями. В белом коктейльном платье, остроумная, уверенная в своих желаниях — такую не надо раскалывать, она сама альфа-самка и даже угощает мужиков коктейлями! С узкими бедрами и пышной грудью.
— У тебя что, деньги кончились? — хохотнул Котков. — Зачем ты представляешь бабу, которая мужиков коктейлями угощает?
— Свои считай! Конечно, для того, чтобы подцепить на энтузиазме и угостить самому! Это же обмен кодовыми жестами, Лех.
— Что это тебя на доминантных потянуло, а, Антон? — захохотал Вовин, выуживая из облегающей черной толстовки с карманами на животе, что совершенно внезапно находилась под белой футболкой с обрезанными рукавами и странным да определенно рукотворным рисунком, небольшой пакетик. — А у меня тут гостинец для вас, ребятушки. Угадайте что? — Влад зазывно тряс подарком.
— Потому что пассивных и неопытных не люблю, мать твою! — Антон закатил глаза. Но разве мог он злиться на глупые вопросы прекрасного друга, который уже сейчас выполнял обещание сделать этот вечер еще лучше, чем есть? И вот Горячев разулыбался, перевел хитрый взгляд на Леху.
— Ох, Влад… Я тут с вами на рабочем месте спиваюсь, а тут еще и скурюсь. Алена меня убьет, — Котков предвкушающе потер ладони. — Из Амстердама? Сам уже опробовал подарок-то, надеюсь?
— Нет! — обиженно отозвался Вовин. — Ты что, по мне не видно, что я не укурен? А это у нас — каннабис, курением которого мы будем заниматься… — он любовно раскрыл пакет, и на неоновый мир взглянули мятыми мордами аккуратные самокрутки. Влад незамедлительно пояснил: — У меня еще есть сырье, но пока нам и этого хватит.
— Да я ж просто отзывы твои услышать хочу, — улыбнулся Леха и встал, чтобы закрыть дверь. Гул стал еще тише. А Антон сразу, как по команде, потянулся к Владу. Курить он сегодня собирался второй или третий раз в жизни — знал, чего ждать, но запретность и волнительное чувство, словно это все впервые, приятно щекотали нервы. Забрав самокрутку, Горячев откинулся на спинку дивана, прислоняя ее к носу и внимательно обнюхивая.
— Пепла на диваны не натрясите, — предупредил Леха и поставил свой пустой уже к тому моменту стакан. Вовин, хитро ухмыльнувшись, положил на середину стола зажигалку явно из Амстердама. Он прикуривал первым, а всем остальным оставалось только догадываться, зачем Владу две зажигалки.
— Надо затянуться два раза и остановиться. Там они это сравнивают с солью. Мол, добавить можно всегда, а вот если пересолил — то все… — Влад откинулся на спинку дивана, положил одну руку на треугольную подушку, а другую — на Антона. — Знаете, что еще увеличивает кайф?
— Просвети, — выгнул брови Горячев, вдыхая носом дым, сизым комком вылетевший изо рта Влада в его сторону. Сам пока не торопился — да и Леха успел к тому моменту схватить трофейную зажигалку.
— Кончить, Антоша, — Влад потрепал его за щеку, — кон-нчить! Мол, твой мозг и так в состоянии удовольствия, а тут еще подкинешь ему эндорфинчиков. Лепота. Говорят, так, как кончают под травкой, не кончают никогда… Такое себе, — Влад сделал еще одну затяжку, глубоко загнал дым в легкие и держал его, пока не сбросил пепел в импровизированную пепельницу. — Так что у тебя сегодня двойной кайф. А кто хороший друг?
— Вла-а-ад, — заухмылялся Антон и толкнул того в бок. — Ну отдайте мне уже зажигалку кто-нибудь! Главное — не растерять привлекательность по накурке…
Кто уж там мог растерять привлекательность! У Хантера Томпсона под наркотой успешные дела и покрупнее делались, а тут — всего лишь травка. Комнату постепенно заволакивал пьяный туман. Антон чувствовал ватную, колкую слабость во всем теле, мыслями — был здесь и где-то еще. Все беспокойное и суетное осталось далеко за пределами «Треугольника». А тут был только Леха, травящий байки про жизнь клуба в прошлые выходные, и Влад с полным устным экскурсом в уличную культуру Амстердама. А еще — тень желания в голодном теле. Предвосхищение обещанного удовольствия.
— Черт, если я не пойду сейчас, то я уже вообще никуда не пойду, — засмеялся Горячев, лениво выбираясь из-за стола. — Леха, проложи маршрут! Выйду и потеряюсь нахрен в каком-нибудь углу.
— Не для тебя, Антоша, нездоровый образ жизни… Пошли!
Воздух в душном, забитом главном зале показался свежим, чистым и отрезвляющим. Оставив Вовина, они вышли в разрезанную многочисленными треугольниками ярко-розового цвета черноту. Из соседней «випки» с хохотом вылетела группка подружек и тут же вмешалась в толпу на танцполе. Словно кто-то фруктового ликера влил в объемный стакан, уже заполненный всем, чем можно. Антону показалось, что среди них мелькнула нужная ему белая юбка.
— Ну все, вливайся в музыку, — раздавал на ухо советы Котков, обняв Антона за плечо. От него пряно пахло дымом и тяжелым, солидным парфюмом. Хотелось скорее оторваться и упасть носом в сладкие женские духи. — Можешь как раз в эту дверь случайно зайти — это у них девичник. Ошибся дверью, здрасьте — сам все знаешь. Или к бару шагай сразу, раз угощаться у альфа-самки собрался! Только не перепей, пока качает.
— Да, папочка, — заржал Горячев, отталкивая его и заступая на длинные невысокие ступеньки, спускающиеся к танцевальной зоне. Мощный бит уже проник в тело, наполнил неожиданно живой энергией. Легко двигаться, когда ты пьян. Оставалось теперь только кричать вслед: — Я тебе позвоню, если меня похитят!
Космическая, торопливая сила транса окончательно впитала его в себя. Антон решил пробираться к бару через разреженный поток вспыхивающих и угасающих в эпилептично мигающей светомузыке тел. Лиц он не различал. Себя, казалось, тоже. Собственные руки, которые он видел порой краем зрения, когда поднимал их, подвернутые манжеты белоснежной рубашки — все казалось полупрозрачным и неестественно насыщенным чужеродной краской. Вот он — почти черный призрак… Вот — уже горит, подобно блуждающему огоньку. Горячева отчего-то страшно смешила мысль, что с тем, как он отражает свет, достаточно будет просто встать на видном месте и ждать, пока к нему заплывет, как к удильщику, какая-нибудь прелестная рыбка. С этой мыслью он и потерялся в себе, так и не дойдя до бара. Поднял руки, прикрыл глаза. А позвоночник сам уже кривился под ударами аудиоволн, и мозг не выказывал совершенно никакого сопротивления напевным заклинаниям забыть обо всем…
