делая большие паузы между слов: – Где ты их взяла?
– В магазине, – растерялась от такой грубости Милочка. Она подняла брошенную на стол карту и прочитала вслух то, что так напугало Анну: – «Как вы относитесь к вязанию крючком?» Ну и что? Что в вопросе такого?
Люди в комнате застыли как манекены, Миле даже показалось, что на мгновение на улице стих шторм. В тот вечер больше не было произнесено ни слова. Они вдруг закончились, словно буханки хлеба в булочной, и на полке больше не осталось ни одного батона, новые же должны подвести только утром, а сейчас все, пусто.
И действительно, утром все изменилось, все забыли о странном вечернем разговоре. Скорее не так, сделали вид, что ничего не было. После ночной бури остров накрыл густой туман, настолько густой, что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Туман был не просто плотным, он еще имел густой синий цвет, такого Мила никогда не видела. Но это уже совсем другая история, не менее странная, но другая.
– О чем думает мой котенок, моя месечка, колепусечка моя, – прошелестел Боря, по-детски коверкая слова, чем выдернул Милу из воспоминаний.
Она улыбнулась во все тридцать два зуба и радостно ответила:
– Мечтаю о Баренцевом море.
Во всех правилах есть исключения. Всегда. Если ты это исключение не видишь, значит, оно очень хорошо подстроилось под правило. Но оно все же есть.
Савелий Сергеевич Штольц
Глава тайного общества «Северное сияние»
Записки на полях
– А ты изменилась, – сказала Зина Стасе, когда они остались вдвоем в гостиной Избы. Все приглашенные бывшие дилетанты, включая Мотю и Алексея, разошлись по домам, и остались только они и Эндрю в аппаратной, подбирающий в интернете еще одного дилетанта для новой миссии. Программа, как и предполагала Зина, выбрала Станиславу Рогову. Видимо, пресловутое чутье, как и закон подлости, работали стабильно.
– Жизнь заставила, – ответила ей девушка даже без тени улыбки.
– Где ты сейчас живешь? – Зина пыталась найти контакт, понимая, что им снова работать в одной команде. В прошлый раз она тоже не сразу его нашла, а теперь и вовсе казалось, что это будет трудно. – С мамой в Калининградской области?
Станислава на этом вопросе неуловимо ухмыльнулась.
– Мамино раскаянье было недолгим, и я очень быстро поняла, почему эта женщина смогла бросить своего ребенка и сама выстроить крепкий бизнес. А также почему ее подчинённые называли ее ведьмой, – сказала она и добавила: – Я в принципе за последнее время много что поняла в этой жизни.
Зинаида почувствовала, что Стася сказала все, что хотела на данную минуту, и больше на эту тему говорить не будет.
– Значит, вернулась к отцу, – Зина решила сменить тему разговора, но и тут просчиталась.
– Вернулась, – теперь Стася улыбалась, но как-то сердито, ее улыбка походила на оскал. – Рассказала ему про мать.
Зина без слов почувствовала, что Стася до сих пор ругает себя за это, за свою слабость, за то, что в обиде на мать так легко сдала ее отцу.
– Он очень переживал? – осторожно поинтересовалась Зина.
– Ну, к тому времени его силиконовая долина уже была беременна, и он легко перенес свои переживания. Отец в принципе на удивление все спокойно принял, я бы даже так сказала. Склеп, которым он в детстве мучил меня каждый день, был снесен по приказу его новой пассии. Это было сделано еще до моего возвращения и того момента, когда он узнал о лже-смерти своей первой и, как он мне всю жизнь внушал, горячо любимой супруги. Так что к тому времени ему это стало уже безразлично. Моему возвращению его новая супруга тоже была не рада, и отец, тот который боялся выпустить меня одну за порог, вдруг сам предложил мне съехать и жить отдельно, даже квартиру купил в центре Москвы. В общем, подарил мне такую долгожданную свободу. Вот только забыв, что он украл у меня детство и юность, а этим самым и украл друзей, которых находят именно в этом возрасте. Я осталась одна, никому не нужная, без работы, семьи и друзей. Девочке, опека о которой переходила в манию, было сложно, очень сложно. Вот скажи мне, – Стася посмотрела пристально на Зину, – куда делась папина любовь? Вообще куда она пропадает эта самая пресловутая любовь?
– Не знаю, я сама недавно очень долго думала над этим, – ответила ей Зинаида искренне.
– А я знаю, – сказала Стася. – Я ради этого даже на прием к психологу Айманскому пошла. Ты знаешь, что почти шестьдесят процентов мужчин, уходящих из семьи, не платят алименты, а если и платят, то, стараясь обойти закон, выплачивают минимально возможную сумму. При этом эти мужчины не бомжи и не безработные, а в прошлом достаточно заботливые отцы.
– Серьезно? – немного наигранно удивилась Зина. Она видела, что Стасе хочется поговорить именно об этом.
На самом деле Зине это все было неинтересно. Она лишь делала вид, что слушает, а сама сотый раз прокручивала в голове разговор с дедом, который ее не отпускал. Зина пыталась найти в нем тайные подсказки к загадке своей жизни, но находила лишь нестыковки, которые говорили о том, что дед опять недоговаривал, ну, или попросту лгал. От этого становилось грустно и одиноко, именно ложь деда почему-то подчеркивала то, что Зина на этой земле одна, и у нее нет ни одного человека, кому бы она верила на сто процентов, кому бы могла довериться, приползти и забиться под крылышко, защитившись от всего мира. С кем бы она могла почувствовать, что не одинока.
– Это статистика, – продолжала увлеченно Стася, не замечая Зининого отрешенного вида, – можешь посмотреть на соответствующих сайтах. Первая причина, почему мужчины не испытывают безусловной любви к своим детям, проста и никак не связанна с психологией. Просто гормоны, именно они формируют так называемый «материнский инстинкт». Ученые любят приводить такой пример: даже трусливая курица-наседка после появления цыплят становится агрессивнее петуха, если кто-то покушается на ее цыплят. Люди ничем не отличаются. Герман Михайлович мне рассказал, что есть такой гормон – окситоцин. У женщины он начинает вырабатываться, как только она узнает, что беременна. На седьмой месяц жизни ребенка его уровень достигает своего пика. Каждое касание, каждый поцелуй маленького дитя вырабатывает этот гормон и тем формирует привязанность. В общем, безусловная любовь женщины к ребенку берет начало на химическом уровне, постепенно переходя на эмоциональный, где и закрепляется.
– И что, – Зина понимала, что надо поддержать разговор, –
