Овалов тоже так думал. Лицо его сделалось напряженным и бледным. Он то и дело оглядывался назад и инстинктивно сжимал кулаки, так что белели пальцы. После моего высокомерного замечания он замкнулся и не проронил ни слова. Я поняла, что это был весьма чувствительный щелчок по его самолюбию. Я не догадывалась об одном — Овалов может смириться с унижением, Берт — никогда. А Берт все-таки был его второй натурой — он всегда сидел у него внутри и, оживая, постоянно толкал на амбразуры.
Близкая опасность и мое пренебрежение сработали как катализаторы — Берт взбунтовался и потребовал сатисфакции. Овалов оглянулся на малиновый «УАЗ» и подчинился. В тот момент, когда я, вцепившись в руль, пыталась одолеть особенно коварную кочку, Овалов внезапным вороватым движением схватил мою сумочку и извлек оттуда револьвер.
Я не могла помешать ему, иначе заглох бы мотор. В глубине души я и не хотела мешать — внутренний голос не советовал этого делать, а в таких ситуациях он разбирается лучше. Овалов высунулся по пояс в окошко и, вскинув «магнум», без колебаний выстрелил в «УАЗ», который был уже в паре метров от нас. В зеркало заднего вида я увидела, как рассыпалось ветровое стекло у наших преследователей и какими сурово-деловитыми сделались их побледневшие лица. В руках у мужчины, сидевшего рядом с водителем, сверкнула сталь. Я не успела рассмотреть, что это такое, потому что «Фольксваген», словно испугавшись, вдруг одолел проклятую кочку и резко прыгнул вперед, отплевываясь голубоватым дымом.
Овалова тряхнуло, и он чуть не вывалился в окно, но удержался и оружия из рук не выпустил. Едва вернув себе равновесие, он не раздумывая выстрелил еще дважды.
С оглушительным хлопком лопнула простреленная камера. «УАЗ» швырнуло в сторону. Водитель ударил по тормозам и с беспокойством оглянулся на своего спутника — по правому рукаву у того расползалось кровавое пятно. С исказившимся лицом он что-то кричал водителю. Я поняла, что сейчас в нас тоже будут стрелять, и, нажав на газ, скомандовала Овалову:
— На пол!
Он чуть покосился на меня с высокомерной усмешкой и расстрелял оставшиеся в барабане патроны один за другим. Слава богу, он больше ни в кого не попал, зато помешал водителю «УАЗа» прицелиться, и наш «Фольксваген», завывая и подпрыгивая на неровной колее, домчался до крайнего дома и благополучно свернул в проулок.
Овалов упал на сиденье и, тяжело дыша, откинулся на спинку. На губах его блуждала удовлетворенная и слегка безумная усмешка. Из дула «магнума», который он все еще сжимал в руке, вытекала струйка вонючего серого дыма.
Я мельком взглянула на него и негромко сказала сквозь зубы:
— Достань платок и как следует протри оружие.
Он непонимающими глазами посмотрел на меня, на револьвер, потом очнулся и полез в карман за платком.
Мы выехали наконец на асфальт и, остановившись у первой телефонной будки, перевели дух. Я отобрала у Овалова револьвер, завернутый в платок, и бросила в сумочку. Потом я добежала до телефона и набрала номер. Анна, как мне и обещала, находилась дома.
— Сейчас мой друг будет у вас, — быстро проговорила я. — Он в опасности. Все очень серьезно. Вы можете сразу отказаться. Но, если хотите, чтобы он остался в живых, приютите его на несколько дней. И убедительная просьба — не выпускайте его ни на шаг из дома. Ни одна душа не должна знать, что он у вас, понимаете?
— Понимаю, — серьезно ответила Анна. — Как он сейчас?
Я оглянулась на «Фольксваген» и невольно улыбнулась.
— По-моему, выглядит он неплохо, — ответила я. — И даже с гвоздикой в петлице.
— Я буду ждать, — пообещала она. — Мне очень нравятся гвоздики.
Я повесила трубку и села за руль. Покружив по улицам, я убедилась, что хвоста нет, и через проходной двор выехала к улице Тихонова. Здесь я на секунду притормозила.
— Выкатывайся! — распорядилась я. — Адрес не забыл? Немедленно туда и сиди тихо, как мышь! Гуд бай!
Он выскочил из машины. Еще не успела хлопнуть дверца, как я тронулась с места. На мгновение в зеркале мелькнула его одинокая фигура и тут же исчезла. Я выехала со двора и покатила в сторону железнодорожного вокзала.
Перестрелка на окраине меня не очень беспокоила. Жители таких районов не спешат оповещать власти о подобных инцидентах — они просто наблюдают, как эти богатенькие в сверкающих машинах лупцуют друг друга из всех видов оружия. Зрители даже получают от этого бескорыстное удовлетворение.
Однако от воняющего гарью револьвера следовало немедленно избавиться, отправив его куда-нибудь за тридевять земель. И еще одну цель преследовала моя поездка на вокзал — у тех, кто следит за нами, должно создаться впечатление, что именно на вокзал нам и нужно.
Машину я оставила за квартал от вокзала на маленькой боковой улочке. Перекинув через плечо сумочку с тяжелой и опасной уликой внутри, я неторопливо направилась к зданию вокзала. Погуляв немного у входа, я вошла внутрь и, пройдя через зал, выбралась на перрон. Шагая вдоль рельсов, я присматривалась к многочисленным составам, занимавшим железнодорожные пути.
Мне повезло. Медленно вращая стальными колесами, лениво постукивая на стыках, со станции только что тронулся длиннющий, тяжело груженный товарняк. Пока я шла вдоль путей, постепенно удаляясь от здания вокзала, товарный состав все больше набирал скорость.
Я вышла к переезду и, балансируя на острой щебенке, пробралась к тому пути, по которому шел состав. Я оглянулась — никто не следил за мной. Ухватив ствол револьвера носовым платком, я легким отточенным движением метнула его в сторону проносящегося мимо товарняка. «Магнум», описав в воздухе дугу, упал на платформу, груженную углем, и, зарывшись в черную массу, поехал прочь из нашего города.
Я выпустила из рук грязный платок, и ветер, бьющий из-под колес поезда, тут же подхватил его, всосал под вагоны и погнал куда-то по шпалам — все дальше и дальше.
Я возвратилась на вокзал и некоторое время побродила по залам ожидания, потолкалась у касс и постояла с озабоченным видом у расписания поездов. Я даже зашла в вокзальный ресторан и съела невкусный обед из трех блюд. Засветившись таким образом, я вернулась к автомобилю и поехала домой.
Судя по моим меткам, квартиру в мое отсутствие еще никто не навестил. Или они не успели вычислить адрес, или пока в этом просто не было необходимости. На всякий случай я все-таки проверила телефонный аппарат, но никаких следов подслушивающих устройств не обнаружила.
Тогда я занялась оваловским чемоданом. Я собрала и уложила все его вещи, бритвенные принадлежности и одеколоны, стоявшие в ванной комнате. Я заглянула в карман чемодана, застегнутый на «молнию», и нашла там пакет с деньгами. Сумма была не так уж мала — почти сто тысяч долларов в валюте и двести пятьдесят тысяч в пятисотрублевых купюрах.
«Оказывается, белозубая улыбка неплохо оплачивается, — подумала я. — Тем более что эта сумма была, по-видимому, лишь остатками былой роскоши».
Я не стала особенно суетиться вокруг чемодана, рассудив, что эта компания слишком серьезна, чтобы интересоваться носильными вещами, — их интересуют категории высшего порядка — жизнь, смерть, информация. Я просто вынесла чемодан на балкон.
Спать я легла, не раздеваясь, на диване в тетушкиной комнате, сунув под подушку револьвер, на который у меня имелась лицензия. Оставшись в темноте, я вдруг представила себе Овалова в объятиях Анны и, к собственному удивлению, не ощутила при этом никакой ревности.
— Что тут поделаешь, — пробормотала я, засыпая, — если кино принадлежит народу?
Посреди ночи я внезапно проснулась. Голова была совершенно ясной, но меня мучило ощущение непонятной тревоги. Вокруг была кромешная тьма — из-за плотных гардин в комнату не проникал ни один луч света. В ночной тишине не раздавалось ни звука, кроме нежного пощелкивания больших кварцевых часов, но между тем чувство близкой опасности становилось все сильнее. Невольно моя рука сама скользнула под подушку, нащупав металл револьвера.
— Не шевелитесь! — вдруг раздался из темноты негромкий повелительный голос. — Вы меня не видите, а я вижу вас отлично. Вы у меня на мушке и пистолет выхватить не успеете. Все будет совершенно бесшумно. Крошечная капсула с ядом, который не определит ни одна экспертиза, и вы останетесь лежать здесь, пока вас не хватятся соседи.
— Соседи привыкли к моим отлучкам, — возразила я, чтобы не выглядеть совсем уж покорной.
Как бы то ни было, а я села в лужу. Впервые меня так просто и бессовестно застали врасплох. Человек, проникший в мою квартиру, несомненно был настоящим профессионалом. Да еще вооруженным прибором ночного видения.
— Сядьте! — снова заговорил он. — Отодвиньтесь подальше, на край дивана! А то я все-таки нервничаю. Годы, знаете ли…
