— Мне сказали, что вы прибудете после полуночи. Остальные номера заняты, теперь я смогу спокойно поспать до завтрашнего утра, — пояснила дежурная.
Он уже понял, почему в «Медведице» свободные номера имелись, а здесь — нет. Пансионат, носящий имя созвездия, был очень дорогим, а «Южная ночь» давала куда более дешевый приют. Цены в «Медведице» поднимали специально для того, чтобы приехавшие богачи не испытывали проблем с ночлегом. Здесь же стоимость проживания, питания и обслуживания была в разумных пределах и простым гражданам по карману.
Номер, который достался им с Олесей, вовсе не являлся номером для новобрачных. Обычный двухместный, с простои, но добротной мебелью. Никаких цветов на столе и тем более фруктов. Ванны не было, только душевая кабина, а рядом раковина и биде. Телевизор старый, холодильник крохотный. Никакого шика. Видимо, сыграв свою роль, супруги Лебедевы должны были довольствоваться солидным гонораром и этим двухместным номером с видом на горы.
Он вдруг подумал, что собирался привезти в такой же номер Элеонору, выскочившую замуж за богача. Смешно! Но бывшая жена сама позвонила и напросилась в поездку на юг. И, зная его ограниченные финансовые возможности, опять-таки сама предложила этот дешевый пансионат. А ведь Эле теперь по статусу — «Большая Медведица» с ее шикарными номерами, никак не меньше. Так почему?
Он уже второй день терялся в догадках и теперь твердо решил не забивать больше голову этими бесконечными «почему». Все равно, когда речь идет об Эльке, узнать правду практически невозможно. Как с выброшенными в мусорный бак розами, которых никогда не существовало, а потом вдруг они появились.
Было уже около часу ночи, и он почувствовал, что смертельно устал. Хочется одного: спать, только спать.
Олеся быстро застелила кровати. В номере их имелось две, и обе полутораспальные. Сдвигать кровати ему было откровенно лень.
— Ты меня извини… — пробормотал он, растянувшись на белоснежной простыне. — Но если хочешь…
— Спи, Вадим, — тихо сказала девушка. И добавила: — Все будет хорошо.
Когда засыпал, она все еще ходила по комнате. Разбирала сумки, раскладывала вещи. А потом… Ему показалось, что тихонько скрипнула дверь. Но это его уже не волновало…
ЛИВЕНЬПроснувшись, он долго не мог понять, в чем дело. Было такое ощущение, что солнце еще не взошло: за окном темно и мрачно. Перевернулся на другой бок и только потом сообразил, что идет дождь. За окном несмолкающий гул, словно за ночь напротив пансионата построили, огромную плотину, и теперь она пропускает через себя потоки воды, которые, обрушиваясь вниз, и производят весь этот шум. Ибо так может литься только вода, много воды.
И в комнате тоже льется вода. Женский плач — всхлипывание — слезы. Какое ему дело до всего этого? Спать, только спать…
Снова проснулся, когда шум льющейся воды стал немного тише. Во всяком случае, тот водопад, что в комнате, прекратился совсем. Глянул на соседнюю кровать: Олеся не спала.
— Что случилось? — спросил, зевнул.
— Ничего, — ответила девушка таким мертвым голосом, что он невольно вздрогнул:
— Лешонок, в чем дело? — Она молчала. -Сколько сейчас времени? — спросил, резко сев на кровати.
— Десять часов утра, — ровным голосом ответила девушка.
— Ехать же надо! Я отдохнул… Да что с тобой?
— Ничего.
— Э, да у тебя истерика!
И сам не понял, из каких соображений назвал это мертвое отчаяние истерикой. Истерика, видимо, была рано утром, когда он так и не смог толком проснуться и, вынырнув на мгновение из омута глубокого сна, понял только одно: идет дождь. Теперь девушка уже не плакала, но Вадим все равно сказал:
— Так дело не пойдет. Иди сюда.
— Лучше не трогай меня! — зло бросила Олеся.
— Да кто собирается тебя трогать? — опешил он. — Я спросить хотел, не могу ли чем-нибудь помочь?
— Уже помог. Свалился на мою голову! Кто тебя звал?! Кто?! Уж лучше бы я позавчера села на свой поезд! А не в твою машину, — уже тише добавила она. И так же тихо: — Ненавижу.
Именно потому, что Олеся сказала это так тихо, он понял: произошло что-то чрезвычайное. Для нее — так просто конец света. Спросить, кто ее обидел?
— Кто тебя обидел?
— Не беспокойся, не ты. Куда уж тебе!
— Хочешь сказать, что я вообще ни на что не гожусь?
Она посмотрела недобро. Потом еще раз, словно прицениваясь. И спросила:
— А я? Я тоже ни на что не гожусь? Ты ничего ко мне не чувствуешь? Мужчина вообще может ко мне что-нибудь чувствовать?
— Мне отвечать на все вопросы сразу или можно по порядку?
Неожиданно она пересела к нему на кровать.
— Ведь ты знаешь, что такое быть с ней. А я знаю: она не красивей меня. Она противная, тощая. Она злая.
— Господи, ты о ком?
— Я хочу, чтобы у нас все было! — решительно заявила Олеся и принялась стаскивать с себя футболку. Потом джинсы.
Он сообразил, что ночью девушка так и не ложилась.
— Где ты бы…
Зажала ему рот поцелуем. Дальше все закружилось перед глазами, словно шаловливый ребенок стал встряхивать в руке эту маленькую комнату, как калейдоскоп. Разноцветные стеклышки начали складываться в причудливые узоры. За ночь он хорошо отдохнул. Здоровый организм теперь требовал свое, и отказывать ему не имело никакого смысла. Он почувствовал возбуждение и на этот раз не стал вспоминать ни бывшую жену, ни особенности их с Элькой постельных отношений.
Девочка была неумелой, зато достаточно гибкой. Насчет отсутствия какого-нибудь опыта она не обманула. Крови было немного, и раньше с ним такого не случалось, но понял сразу: оно самое. И почувствовал неловкость. Она тоже засмущалась. Закрыл глаза, чтобы не видеть ее лица, начал двигаться резко, толчками. Быстрее со всем этим покончить. Когда, содрогнувшись в последний раз, отстранился, она сказала торопливо:
— Я застираю.
— Послушай…
— Ничего не говори.
И тут же стала выдергивать из-под него простыню.
— Олеся…
— Неужели нельзя подвинуться?
Он понял: ей очень хочется уйти. Скрыться от него хотя бы на пять минут. Послушно встал, уступив ей испачканную простыню. Потом спохватился: а если она забеременеет? И тут же сам себе ответил: тогда женится. Решение пришло в голову само собой. Надо бы сказать ей об этом.
Не было ее минут двадцать. Успел соскучиться и вдоволь наслушаться мяуканья дождя, который немного утих и теперь только вкрадчиво поглаживал крышу пансионата и его слепые окна с плотно задернутыми занавесками.
Наконец она вернулась. Глянув в его сторону, заметила:
— Так и лежишь без простыни? Встань, я застелю.
— Олеся…
— Мне уже лучше, — решительно заявила девушка.
Поднялся и, пока она застилала кровать, позаимствовав простыню с соседней, заговорил:
— Ты не думай, я не подлец. Если что, я готов на тебе жениться. То есть, если у тебя вдруг будет ребенок…
— Какое благородство!
И тут он разозлился:
— А ты не иронизируй, девочка! Не надо придумывать себе страдания, поняла? Я тебе в этом деле не помощник.
— Может, ты меня любишь? — произнесла с сарказмом.
Вадим присел на соседнюю кровать, стараясь держать себя в руках.
— Понимай это, как хочешь. А если по существу: у меня есть квартира. Однокомнатная, я тебе уже говорил. Работаю экспедитором, вместе с калымом выходит порой до двадцати тысяч в месяц. Но не каждый, врать не буду. Бывает, что и не больше десяти. Пустых обещаний давать тоже не буду. Хочешь свадьбы — будет свадьба. Жить будем хорошо, хотя и небогато. Нормально, как все. Работать я тебе не заставлю. Хочешь учиться — будешь учиться. Я все сказал.
— Ты считаешь, что мне повезло? — серьезно спросила Олеся.
— Я считаю, что ничего страшного не случилось.
— Это ты так считаешь. А если бы ты вчера видел то же самое, что видела я, если бы пережил то же… — Она вдруг замолчала.
— Что именно?
— Я никогда раньше не видела покойников…
— Ах, ты о тех, на шоссе! Понимаю.
— Все гораздо хуже. Может, мне вернуться в свой маленький городок, к родителям?
— Это тебе решать.
— Ну, хоть немножко ты меня любишь? Вадим?
Он задумался. Где бы научиться так же лихо врать, как тот смазливый Гусев? Врать? А с чего он взял, что Гусев врал, когда рассказывал о смерти хозяина?
— Вадим? — настойчиво повторила она.
— Я красивых слов говорить не умею.
— Ну, хоть какие-нибудь, — жалко усмехнулась Олеся.
— Ты видела вчера, чем оборачиваются романтические бредни. Я очень хорошо к тебе отношусь. За исключением того, что не одобряю купаний при луне и склонности к авантюрам. Я буду и дальше очень хорошо к тебе относиться.
— Ладно, я поняла.
— Вот и чудненько.
Она наконец застелила постель, потом позвала его:
