- Откуда у тебя мой номер? - спросил Шкабров и тут же пожалел об этом: какой смысл задавать Хромому такие вопросы? Он еще и не на такое способен. Значит, надо менять адрес... - Слушай, - продолжал он, - что тебе от меня надо? Я не виноват, что твоя наводка оказалась полным дерьмом.
- Кто прав, кто виноват, судить не нам, - заявил Хромой, цитируя знаменитого баснописца. - Но воз, насколько мне известно, и ныне там. Кроме того, эта твоя вылазка меня засветила. А мне говорили, что ты специалист.
- Вот с тех, кто тебе это говорил, и спрашивай, - огрызнулся Абзац, садясь по-турецки и нашаривая на тумбочке сигареты. Голова у него трещала, как переспелый арбуз, и, как арбуз, готова была, казалось, вот-вот развалиться пополам. - Меня самого чуть не продырявили.
- А вот это уже твои трудности, - сообщил Хромой. - Меня они не касаются. Спрашивать я буду с тебя, дорогой! По полной программе, можешь не сомневаться. Кстати, не пытайся переехать, сменить номер телефона и вообще потеряться. Я тебя из-под земли достану.
Так дела не делаются, мой милый, и ты об этом отлично знаешь. Бабки тебе заплачены, надо отрабатывать.
Шкабров закурил и, глубоко затянувшись теплым дымом, сказал:
- Теперь это будет сложно. Гораздо сложнее, чей раньше. Особенно если условия остаются прежними.
- Конечно прежними, - нетерпеливо перебил Хромой. - А ты как думал? Все должно выглядеть безупречно, понял? Чтобы никто ничего... Насчет оплаты можешь не заикаться. Тебя предупредили о неустойке?
- Да, - ответил Абзац. - Но ты много себе позволяешь!
- В самый раз, - ответил Хромой. - В самый раз, дружок. А будешь пасть разевать - кислород перекрою. Понял? Нечего валяться в кровати. Умойся, побрейся, кудри свои расчеши, косы заплети и принимайся за дело. Сроку тебе неделя. Учти, ты у меня весь на ладошке, как букашка. Захочу - сахарку насыплю, захочу - раздавлю.
Абзац хотел сказать, что он и сам может при желании раздавить кого угодно, но на том конце провода уже бросили трубку. В наушнике заныли короткие гудки отбоя.
Шкабров задумчиво сложил трубку и бросил ее на смятую подушку.
Он докурил сигарету, сидя на постели с поджатыми по-турецки ногами. Никаких особенных мыслей у него в голове не было. Вдыхая и выдыхая горький дым, он думал о том, что принципы, конечно, вещь хорошая, но они не прощают человеку измены. Согласившись выполнить заказ Хромого, он изменил своим принципам и теперь был жестоко наказан. Такая формулировка звучала несколько высокопарно, но целиком соответствовала истинному положению вещей: Абзац предвидел нынешнюю ситуацию еще тогда, когда человек Хромого вел с ним предварительные переговоры. До сих пор Абзац сам выбирал себе и клиентов, и заказчиков, стараясь по мере сил и возможностей действовать в интересах справедливости. Согласившись убрать Кондрашова, он пошел на компромисс: Папа, как называли уважаемого депутата его многочисленные "помощники", был, без сомнения, законченным негодяем, что автоматически зачисляло его в разряд потенциальных клиентов Абзаца, но и Хромой, заказавший Абзацу Кондрашова, если и отличался от своего должника, то лишь в худшую сторону. Говоря по совести, начинать нужно было именно с Хромого, но добраться до старого мерзавца не представлялось возможным. Кроме того, за долгие годы Абзац как-то отвык работать бесплатно: неоплаченное убийство представлялось ему пустой тратой времени и боеприпасов.
На сигарете нарос длинный кривой столбик пепла. Оглядевшись по сторонам, Абзац убедился, что пепельница осталась на столе. Держа под сигаретой сложенную лодочкой ладонь, он неохотно сполз с кровати и, шлепая по полу босыми ногами, пересек комнату. Голова у него кружилась после обильного вечернего пития. Вечера были для него сущим проклятием: ничем не заполненные минуты тащились бесконечной чередой, как заезженные клячи, и рука поневоле тянулась к бутылке. Бездарный случай с обстрелом "мерседеса" стал своего рода пиком, кризисом, после которого Абзацу следовало либо пойти на поправку, либо отдать концы, - это он понимал. Отдавать концы ему не хотелось, но и способа исправить положение он не видел. Разве что бросить пить, так ведь это легко сказать - бросить... Застрелиться, пожалуй, легче.
Шкабров стряхнул пепел в глубокую пепельницу из нержавейки, сунул окурок в зубы и первым делом включил музыку, наугад выбрав на полке кассету. Вероятность ошибки была невелика, и через мгновение квартира наполнилась знакомыми звуками. "Devil in her heart", - раз за разом, как заклинание, повторяли "Битлз". "Дьявол в ее сердце..." То, что в это дождливое утро под руку Абзацу подвернулась именно эта мелодия, наводило на определенные размышления.
Он раздавил окурок в пепельнице. Как всегда с похмелья, после выкуренной сигареты его замутило. Стараясь ни о чем не думать, он подошел к бару, плеснул на дно стакана из первой попавшейся бутылки и выпил виски залпом, как лекарство. Неразбавленный "Баллантайн" опалил горло и растекся по пищеводу жидким пламенем. Абзац утер тыльной стороной ладони набежавшую слезу и глубоко втянул ноздрями воздух. "I wanna be your man", - пели "Битлз". Вещи скачком вернулись на свои места, расплывчатые очертания предметов вновь сделались четкими и ясными. Дождь за окном перестал казаться Абзацу прелюдией конца света: это был самый обыкновенный летний дождь, по которому давно скучали пересохшая земля и раскаленный солнцем асфальт. Все проблемы на свете имели решения, и все эти решения лежали на поверхности - подходи и бери, только не забудь расплатиться.
"Цена может оказаться слишком высокой, - подумал Абзац. - Есть вещи, которые даже мне не по карману. А может, ничего? Может быть, пронесет?" Сейчас проверим, решил он, и снова наклонил бутылку над стаканом.
После второй порции стало совсем хорошо. Движения сделались уверенными и плавными, мозг работал четко, как хорошо отлаженный компьютер, и на свете не осталось ничего, с чем решительный и умный человек не смог бы при желании справиться. Какой-то засевший в самом дальнем уголке мозга скептически настроенный хлюпик робко пропищал, что пьяному, дескать, море по колено. Абзац выпил еще - совсем чуть-чуть, - и хлюпик, коротко булькнув, захлебнулся.
- Вот таким путем, - вслух сказал Абзац и увеличил громкость магнитофона до максимума.
Колонки бархатно взревели, заставив задрожать оконные стекла, "Listen, - рычали динамики, - do you want to know a secret?" Абзац подумал, что нормальные люди не секретничают так, что их слышно за два квартала, и хихикнул: эта мысль показалась ему чертовски забавной. "Do you promise not to tell?" - громогласно интересовались динамики.
- Клянусь, дорогой, - торжественно пообещал Абзац, не слыша собственного голоса, - никому не скажу.
"I'm in love with you", - признался магнитофон.
- Час от часу не легче, - проворчал Абзац и принялся одеваться.
Стоявшая перед ним задача после неудачного нападения на "мерседес" Кондрашова неимоверно усложнилась. Насколько все было бы проще, если бы Папу можно было пристрелить, взорвать или пырнуть ножом в дряблое брюхо! Но Хромой продолжал настаивать на том, что смерть Кондрашова должна иметь вид несчастного случая, а это требовало более тонкой работы, особенно теперь, когда напуганный депутат наверняка окружил себя охраной и пустил по следам киллера милицейских ищеек. Вряд ли, конечно, у него хватило ума настучать на Хромого: не такой он человек, чтобы афишировать свои связи с авторитетами преступного мира. Папа оказался в весьма деликатном положении человека, который подцепил венерическую болезнь на стороне и не может обратиться к врачу, потому что тот хорошо знаком с его законной супругой. Беда была лишь в том, что это ни в коей мере не облегчало стоявшую перед Абзацем задачу.
Завтракать Шкабров не стал. Он вообще не любил есть по утрам, а в алкоголе содержалось достаточно калорий для того, чтобы он не чувствовал себя голодным. Выкурив еще одну сигарету и частично нейтрализовав опьянение чашкой крепкого кофе, он положил во внутренний карман пиджака плоскую двухсотграммовую бутылочку с виски и вышел из дому, напомнив себе, что надо бы приобрести новую фляжку взамен той, что была пробита пулей. Его мысли быстро перешли к воспоминаниям о Лике. Абзац торопливо отхлебнул из своей бутылки прямо в лифте, подумав о том, что нужно как-то отучить Лику от дурной привычки хлестать целыми литрами чудовищно дорогой "Дом Периньон". Не то чтобы ему было жалко денег, но оплачивать из собственного кармана собственную же головную боль и изжогу казалось глупым. Почему бы, черт подери, ей не пить виски или, на худой конец, мартини?
Щедрый глоток старого доброго скотча задавил головную боль получше любого анальгина. Абзац вышел из лифта в отличном настроении и, только оказавшись под дождем, вспомнил, что зонтик остался дома. Возвращаться за ним не хотелось. Абзац был суеверен и предпочитал вымокнуть насквозь, чем вернуться домой за забытой вещью.
